Ураган страсти

Пораженная проницательностью подруги, Габриель осадила Санни.

– Что значит это твое замечание?

– То, что ты по природе очень скрытна, только и всего. Я вовсе не собиралась тебя обидеть.

Габриель слегка кивнула, после чего снова пришпорила Санни.

– Просто мне кажется, что моя жизнь – не самая интересная тема для обсуждения. И я вовсе не стремилась тебя обидеть.

– Стало быть, мы – подруги, так? – улыбнулась Эрика.

– Разумеется, – тотчас отозвалась Габриель: она и не думала, что подобные мелочи способны разрушить прочно установившуюся дружбу.

– Вот и отлично. А теперь расскажи мне о том, как тебя в первый раз поцеловали, – попросила Эрика.

– А почему ты решила, что меня когда-нибудь целовал хоть один мужчина?

Она никогда не произносила в присутствии других имя Бо, но тотчас вспомнила тот знаменательный день. Это случилось много лет назад, перед самым Рождеством. Он принес ей ярко-зеленую ленту для волос, и она была так рада его подарку, что коснулась губами его щеки. Он не замедлил ответить, поцеловав ее в губы, но тут в комнату вошла ее тетушка и прогнала его прочь. Она была так рассержена на них, словно застала их в объятиях друг друга на обитом бархатом сиденье ее любимого кресла. Прежде чем выбежать из комнаты, Бо украдкой подмигнул Габриель, и она долго потом восхищалась его смелостью.

– О, я не сомневаюсь в том, что тебя целовали, и наверняка не раз, но если уж ты не хочешь в том признаться, я расскажу тебе о своей первой любви. Его звали Леонард.

– Леонард? – Габриель так и зашлась от смеха, настолько это имя показалось ей неподходящим для поклонника Эрики. – Да, пожалуйста, расскажи мне о нем. Судя по всему, он должен быть очень романтической натурой!

Тут к подругам присоединились Мэрлин и Барбара, и все четверо, весело смеясь, продолжили свой путь. В приятных воспоминаниях о молодых людях, с которыми они встречались на вечеринках, и поцелуях украдкой долгие часы и мили пути протекали незаметно. Габриель с удовольствием слушала рассказы своих спутниц, но никто, кроме Эрики, не заметил, что она одна из всех умалчивала о своем прошлом. Да и о настоящем, впрочем, тоже. Вот недавно, например, Габриель мучилась бессонницей и услышала доносящиеся издалека заунывные звуки какой-то незнакомой мелодии. Кто-то играл на гармонике, и, наслаждаясь медленным, печальным напевом, она ощутила, как на глазах у нее выступили слезы. Зная, что любопытство не даст ей заснуть, Габриель незаметно выскользнула из фургона и крадучись направилась в ту сторону, откуда лились эти чарующие звуки.

Скорее почувствовав, чем услышав чьи-то шаги, Джейсон отложил гармонику и, не желая подвергать себя ненужному риску, протянул руку к винтовке. Он сидел в тени, мерцающее пламя бивачного костра не выхватывало его из темноты – в противном случае его фигура стала бы удобной мишенью для какого-нибудь индейского воина. Каждый мускул его сильного тела напрягся: он поджидал невидимого врага, собираясь при появлении последнего прикончить его одним выстрелом.

– Пожалуйста, продолжайте. Я вовсе не хотела вас тревожить, просто мне очень понравилась мелодия, – чуть слышно обратилась к нему Габриель.

– Габриель?

Опустив винтовку, Джейсон поднялся на ноги, быстро приблизился к ней и повел вокруг костра под сень деревьев, где он расположился. Усадив ее на землю рядом с собой, он не замедлил сделать ей строгий выговор:

– Прошу прощения, если мешал вам заснуть своей игрой, но вам ни в коем случае не следует бродить по лагерю в темноте. Менее опытный охранник на моем месте сначала нажал бы на спуск, а уж потом стал бы выяснять, кто вы такая!

– Ладно, на сей раз все обошлось, так что не стоит на меня сердиться. – Габриель подалась вперед, поджав колени и оправив складки своей тонкой ночной рубашки.

– Да, слава Богу, обошлось, и все же вы должны дать слово, что никогда больше не покинете ночью свой фургон. Что бы вы ни услышали, даже целый оркестр, играющий танцевальные мелодии, – я требую, чтобы впредь вы оставались в своей постели!

Глядя на тлеющие угли костра, Габриель попыталась представить себе торжественную музыку, далеко разносящуюся в тиши прерии.

– Я очень люблю танцевать. А вы? – осведомилась она мягко.

– Да, конечно, – не раздумывая отозвался Джейсон, который был рад любому предлогу, лишь бы задержать прелестную собеседницу. – К сожалению, я не могу играть на гармонике и танцевать в одно и то же время.

Ободренная тем обстоятельством, что его настроение заметно улучшилось, Габриель осмелилась задать еще один вопрос:

– А как называется та пьеса, которую вы играли? Она показалась мне такой красивой… и вместе с тем такой грустной. – Девушка была удивлена, обнаружив, что Джейсон, помимо всего прочего, оказался отличным музыкантом, но, судя по тому немногому, что она знала об этом человеке, его таланты были поистине неисчерпаемыми.

– Я просто импровизировал. По-моему, так себе получилось.

– О нет, что вы! – с жаром возразила Габриель. – Ваша пьеса – само совершенство, так же как и ваши зарисовки.

– Вряд ли мне стоило играть ее, Габриель, если она могла повлечь за собой вашу гибель, – отозвался Джейсон угрюмо.

Словно в подтверждение его слов, откуда-то издалека донесся волчий вой.

– Никто из нас не знает, где и когда застигнет его судьба, мистер Ройал, но я все же сомневаюсь в том, чтобы такой осмотрительный человек, как вы, мог выстрелить в кого-то не глядя. Полагаю, мне на самом деле ничто не угрожало, как бы вы ни пытались уверить меня в обратном.

– Ничто? – повторил слегка скептическим тоном Джейсон, в уме рисуя совершенно иные картины. Он только что заступил на свой пост и не покинет его до самого рассвета.

Остановившиеся на ночь фургоны образовывали ровный круг, посреди которого мирно паслись животные. Все переселенцы уже давно спали, и хотя лагерь охраняли одновременно несколько человек, они не видели друг друга, так что Джейсон с Габриель были, по сути дела, совершенно одни.

– Пожалуйста, зовите меня просто Джейсоном, – вдруг прошептал он хрипло и, прежде чем девушка успела ответить, привлек ее к себе и осторожно уложил на траву. Он заметил, как рот Габриель слегка приоткрылся, словно в немом протесте; она попыталась вырваться, однако его язык уже проник между ее мягкими розовыми губами, и они слились в поцелуе, который, как надеялся Джейсон, должен был наконец укротить ее гордый дух.

Габриель попыталась оттолкнуть его, упершись ладонями в грудь, однако все ее усилия оказались напрасными. Он был необычайно силен и ловок, и она вдруг поняла, какую глупость совершила, решив, будто рядом с ним находится в полной безопасности. Тут ей пришло в голову, что он просто хотел преподать ей урок, и тогда, решив ему подыграть, она перестала сопротивляться, а, напротив, обвив его шею руками, ответила на его поцелуй с таким жаром, что он, по ее мнению, должен был немедленно прийти в чувство.

Однако результат оказался прямо противоположным. В ответ на неожиданную покорность Габриель по телу Джейсона пробежала сильнейшая дрожь, только распалившая в нем страсть. Ему казалось, что в ее ночной рубашке, на пошив которой пошло огромное количество ткани, легко запутаться, однако в конце концов ему удалось найти подол. Его рука скользнула вверх по изящному изгибу икры и затем вдоль стройного бедра. Гладкая, кремового оттенка, кожа на ощупь напоминала атлас, и когда до него донеслось ее участившееся дыхание, он, не в силах удержаться от соблазна, поднял руку еще выше, отыскивая мягкий треугольничек вьющихся волос и вкладывая в свое прикосновение всю свою чувственность.

Понимая, что она только что совершила самую крупную в своей недолгой жизни ошибку, Габриель, однако, не в силах была противиться его нежной власти по мере того, как восхитительный поцелуй погружал ее все глубже и глубже в бездны желания. Она чувствовала себя совершенно безвольной в его объятиях, мечтая лишь об одном – об утолении той самой страсти, от которой сначала стремилась убежать. Его губы и руки, так чудно умевшие ласкать и гладить, вызвали в ней бурю чувств, которую она уже не могла отрицать и которой не в силах была противиться. Она запустила пальцы в его кудри, и когда их губы встретились вновь, от одного его осторожного, исполненного чувственности прикосновения по телу ее пробежала дрожь.