Династия Рейкхеллов

— Мы оскверняем священную память наших предков, когда китайцы убивают китайцев ради сохранения мира, — сказал он.

Лайцзе-лу вспомнила о древней легенде о Гуаньинь, богине милосердия, которая уничтожила население целой провинции, когда оно проклинало своих предков во время голода. Согласно легенде, богиня решила, что смерть лучше стыда, который испытывали бы эти люди до конца своих дней на земле за свое ужасное прегрешение.

— Неприятие иностранцев — это как пожар, который распространяется так стремительно, что его уже невозможно контролировать, — сказал Чжао. — Лин Цзи-сюй утверждает, что не повинен в этом чувстве ненависти, но он сам себя обманывает. Он разжигает пламя, притворяясь при этом, что огня вовсе нет.

Сара Эплгейт была глубоко обеспокоена:

— Когда, по-вашему, может начаться война с Британией и теми, кто ее поддержит?

Торговец пожал плечами:

— Одному Богу это ведомо. Новый инцидент может произойти в любой момент — завтра или послезавтра. Я уверен лишь в одном. Я не думаю, что наш хрупкий мир продержится больше года.

— Может быть, как мы с вами уже обсуждали, — предложила Сара, — пришло время нам с Лайцзе-лу перебраться в загородное имение, где мы будем вне опасности.

Девушка нарушила молчание.

— Вы можете строить любые планы, — заявила она решительно, но я не поеду. Я не покину Кантон.

Ее отец и гувернантка удивленно посмотрели на нее.

— Я сказала Джонатану, что буду ждать его возвращения здесь, и я так и сделаю, — заявила она. — Если я отправлюсь в наше загородное имение, на сотни миль в глубь страны, он никогда ни за что не найдет меня. Он ведь не сможет проехать через деревни, где никогда не появлялись белые. Каждый год гибнут западные миссионеры, пытающиеся проникнуть в глубь страны, и Джонатана постигнет та же участь.

— Мы понимаем твою заботу о нем, дочь моя, — сказал Чжао и обменялся быстрым взглядом с Сарой.

— Я знаю, что вы оба думаете, — сказала Лайцзе-лу. — Вы думаете, что он не вернется в Кантон и не женится на мне.

— Мы лишь хотим, чтобы ты была благоразумной, — сказала ей Сара.

— За те многие месяцы, что прошли с тех пор, как Джонатан вернулся в Новую Англию, ты не получила от него ни одного письма. Даже я, несмотря на постоянные дела с его компанией, не получил от него ни одного слова. Мне пишет только Чарльз.

— Чарльз отвечает за торговлю компании со Срединным царством, — сказала девушка, защищаясь. — И кроме того, когда он был здесь, он сказал, что Джонатан работает день и ночь, строя новые клиперы.

— Любой мужчина, если он любит женщину, найдет время написать ей, — сказала Сара.

Девушка вспылила:

— Ты осмеливаешься предположить, что Джонатан больше не любит меня?

— Мы ничего не предполагаем, — быстро сказал ее отец. — Мы лишь просим тебя подумать о возможных причинах его молчания.

Показная храбрость оставила девушку.

— Я спрашиваю себя, думаю и удивляюсь каждый день, но у меня нет ответов. Я не верю, что Джонатан бросил меня, как судя по слухам делают мужчины со своими женщинами в далеких заморских странах. Моя любовь к Джонатану неизменна, и я бы почувствовала, если бы он переменился ко мне. Я бы почувствовала это сердцем.

Чжао было предложил, чтобы она посетила в Кантоне одну из многочисленных предсказательниц, но потом понял, что Лайцзе-лу слишком образованна для того, чтобы верить гадалке, которую, несомненно, мог бы подкупить ее отец.

— Когда Джонатан вернется ко мне, — сказала Лайцзе-лу, — он расскажет, почему он не писал, и я поверю его словам. Мы верим друг другу абсолютно во всем. Поэтому, пока он не вернется, я буду ждать, и моя вера в него не ослабнет. Без этой веры я зачахну и умру, как засыхает и умирает плод дерева кумкват, когда нет дождя и солнца. — Ее глаза наполнились слезами, и она сердито смахнула их.

Чжао и Сара были полны жалости, но они ничего не могли сделать. Убежденные в том, что у Джонатана появилось новое увлечение, они не могли оградить девушку, отдавшую ему все сердце, от той боли, которую он причинял ей.

«Лайцзе-лу» вернулся в свой док, чтобы поставить новую мачту, а новые роскошные каюты ожидали завершения великолепной отделки. Джонатан начал потихоньку изучать журналы компании в поисках кандидатуры капитана клипера, который отведет его в Кантон, а также доставит прощальное письмо женщине, которой он отдал всю свою любовь.

По мере приближения этого дня он все больше времени проводил в компании своего сына и сына Чарльза, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Каждый день он играл с малышами не менее часа, видя в них надежду на далекое будущее, и они служили ему утешением.

Луиза, конечно, совершенно не могла помочь ему. С тех самых пор, как он вернулся из своей деловой поездки в Нью-Йорк, он обнаружил, что она еще больше отдалилась от него, стала еще более молчаливой, чем раньше. До недавнего времени за обедом она говорила о разных пустяках и с готовностью обсуждала с ним домашние дела. Теперь же она стала угрюмой и замкнутой и даже реже навещала свою мать. Казалось, она все время о чем-то размышляет. Единственный раз, когда Джонатан спросил ее, в чем дело, она лишь уставилась на него ничего не выражающим взглядом и отрицательно покачала головой. Больше он уже не задавал вопросов.

Чарльз вызвался сопровождать Руфь на молебен по погибшему Эдмунду. Ожидая груз, который он должен был доставить в Англию в трюмах «Элизабет», и не имея никаких дел, кроме корреспонденции компании «Рейкхелл — Бойнтон», он начал ежедневно посещать Руфь. Он брал с собой и маленького Дэвида, потому что она настолько полюбила ребенка, что, казалось, забывала о своем горе, пока он был рядом.

Как-то днем, когда Дэвид заснул после оживленной игры, утомившей даже Руфь и Чарльза, взрослые перешли в гостиную.

— Я тут подумала, — сказала Руфь, — не оставишь ли ты со мной Дэвида на год или два, когда вернешься в Англию?

Чарльз был так поражен, что сразу даже не нашелся что ответить.

— Я подумала о том, как он будет жить там, — сказала она. — Ву-лин еще только осваивает английский язык, так кто же возьмет на себя заботу о нем?

— Да, пожалуй, тут есть некоторая трудность, — сказал Чарльз удрученно. — Если мой отец вышвырнет меня и Дэвида, что он вполне может сделать, мне придется искать для нас жилье, и в этом случае мне понадобится гувернантка. Даже если мы будем жить в доме моего отца, и это будет не просто. Элизабет сейчас тринадцать лет, и я думаю, что было бы несправедливо просить мою мать заняться Дэвидом после того, как она уже воспитала двоих детей. Это не для ее возраста. Так что в любом случае мне придется кого-то нанимать.

— Я, конечно, уверена, что могу помочь Дэвиду, — сказала Руфь, — но мои мотивы чисто эгоистичные. Я уже полюбила его, и поскольку мне больше не о ком заботиться, он не даст мне скучать.

— Даже не знаю, что и сказать, — ответил ей Чарльз. — Конечно, я никогда бы не позволил тебе делать это, не заплатив соответствующую сумму.

— Если говорить честно, Чарльз, — сказала она, — эта мысль тоже приходила мне в голову. Это было бы прибавкой к пенсии, которую вы с Джонатаном, будучи столь добрыми, выплачиваете мне. — Она не добавила, что, если бы Дэвид жил у нее, она чаще бы видела Джонатана, когда Дэвид будет играть с Джулианом. У нее вовсе не было намерения вмешиваться в личную жизнь Джонатана. Он был женат, так что ее собственный кодекс чести запрещал ей поступать подобным образом.

— Если можно, — сказал Чарльз, — я бы подумал обо всем этом до завтра. Для меня идея неожиданна, чтобы сразу дать ответ.

Тем же вечером, после позднего ужина в доме Рейкхеллов, Чарльз заговорил на эту тему со своим усталым кузеном, когда они пришли в библиотеку, чтобы выпить по рюмке портвейна.

Чарльз несколько удивился, когда Джонатан горячо одобрил эту идею.

— Руфь не могла не найти замечательного выхода, — сказал он.

— Почему ты считаешь этот вариант подходящим, Джонни?