Шепот небес

– Какая приятная неожиданность, Харрисон! – воскликнула она, протягивая ему руку. – Я очень рада видеть тебя.

– Миссис Корбетт сообщила мне, что ты пошла на конюшню. – Харрисон нежно пожал ей руку. – Она хотела послать кого-нибудь за тобой, но я решил сам отправиться сюда. Я не мог упустить возможность полюбоваться ирландским гунтером, о котором так много слышал.

– Ты совершил ошибку, – заявил Уоррик, не сводя глаз с Урагана. – Боюсь, мама тебе такого не простит. Из-за тебя она упустила шанс вернуть дочь с прогулки и засадить ее в гостиную, где, по ее мнению, истинная леди должна проводить свое время.

В глубине серых глаз Харрисона зажегся озорной огонек.

– Да, боюсь, я разочаровал ее, – согласился он, и на его губах заиграла лукавая улыбка, которая всегда так нравилась Джесси. – Но я реабилитировал себя в ее глазах, обещав привести Джесмонд домой к чаю. – Бросив взгляд на Урагана, Харрисон продолжал: – Так вот он какой, ваш новый ирландский гунтер! Великолепный жеребец! Ты уже садился на него, Уоррик?

Опершись на ограду загона, Харрисон внимательно следил за тем, как Лукас заставляет скакуна бегать по кругу.

– Нет, я хочу, чтобы сначала конюх позанимался с ним пару дней, – ответил Уоррик.

Харрисон хмыкнул. Прищурившись, он внимательно следил за действиями Галлахера.

– Этот парень недавно работает у вас в конюшне? – спросил он.

Уоррик кивнул:

– Нам повезло. Среди каторжников нечасто встречаются люди, умеющие обращаться с лошадьми.

Галлахер тем временем заставил Урагана остановиться. Харрисон продолжал неотрывно наблюдать за ним с непроницаемым выражением лица. Ирландец отстегнул длинный повод и снова пустил жеребца по кругу, подав ему команду голосом. Ураган повиновался, хотя теперь ничто не сковывало его свободы.

– А тебе не приходило в голову, что парень, возможно, конокрад? – задумчиво предположил Харрисон.

Уоррик рассмеялся.

– Все может быть. Хотя скорее всего его сослали на каторгу за участие в мятеже и измену короне. Он ирландец и когда-то был джентльменом. Его говор выдает в нем человека благородного происхождения. Правда, он пытается скрыть его за ужасающим наигранным акцентом.

Галлахер вновь отступил на середину загона, а гунтер продолжал делать вокруг него широкие круги.

Джесси взглянула на брата. Она не раз слышала слова о том, что тот или иной каторжник «когда-то был джентльменом», и они всегда вызывали у нее противоречивые чувства. Такие каторжники в ее представлении похожи на падших ангелов, которых прогнали с небес на грешную землю. Сами по себе богатство и красивая одежда недостаточны для того, чтобы человек перешел из разряда простолюдинов в разряд джентльменов. Но утрата того и другого лишала его благородного происхождения и былого высокого статуса.

– Что за нелепое выражение: «Этот человек был когда-то джентльменом», – промолвила Джесси, делясь своими мыслями. – Задумайся над тем, что ты сказал, Уоррик. Я могу понять, что такое «бывший викарий» или «бывший врач». Но как человек может перейти в разряд бывших джентльменов, если он благородного происхождения и получил хорошее воспитание?

Уоррик раздраженно посмотрел на сестру.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Взгляни на него!

Джесси посмотрела на ирландца. Несмотря на утреннюю прохладу, на нем были только серый жилет, грубая хлопчатобумажная рубашка и полотняные брюки. Его нестриженые темные волосы длинными прядями ниспадали на плечи. Тяжелый труд по десять – двенадцать часов на знойном австралийском солнце наложил свой отпечаток на его внешность. Кожа Лукаса имела бронзовый цвет от загара, а крепкие руки поражали своей мускулатурой. Человек явно обладал сильной непреклонной волей и умел повелевать. Гнедой жеребец, не сдерживаемый теперь поводом, беспрекословно слушался его. В Лукасе ощущалась необузданность характера, но как ни присматривалась к нему Джесси, она не чувствовала в нем джентльмена.

– Честно говоря, – сказал Харрисон, сдув невидимую пушинку с рукава своего безупречно чистого сюртука, – я всегда считал таких людей заслуживающими большего презрения, нежели преступники, рожденные в трущобах. Ведь человек благородного происхождения имеет все возможности стать достойным членом общества. И если он совершает преступление, то это свидетельствует о его полной безнравственности и испорченности.

Харрисон многозначительно посмотрел в сторону Лукаса.

Джесси совсем забыла, как напыщенно и высокомерно порой может вести себя Харрисон, как он умеет задирать нос и с каким пренебрежением относиться к окружающим. Он, пожалуй, и есть воплощение истинного английского джентльмена, которого, как считается, отличают холодная сдержанность, несгибаемая воля и убежденность в своей правоте. Харрисон никогда не смог бы поставить под угрозу свою репутацию, совершать поступки, рискуя лишиться полученных в силу социального положения привилегий и прав. И хотя Джесси знала его всю свою жизнь, она вдруг подумала о том, что на самом деле душа ее жениха для нее потемки. Она не ощущала к нему того доверия, которое должна испытывать жена к своему мужу. Мечты, фантазии, сокровенные желания Харрисон тщательно скрывал в глубине своего сердца.

– Почему ты нахмурилась, Джесмонд? Ты чем-то недовольна? – спросил Харрисон. – Ты, наверное, полагаешь, что я слишком несправедлив к новому конюху твоего брата.

– Мне кажется, ты слишком поспешно судишь о человеке, которого совершенно не знаешь.

В глазах Харрисона промелькнуло выражение удивления. Взяв руку Джесси в свои ладони, он нежно пожал ее.

– Ты, как всегда, права, дорогая. Так не пристало вести себя христианину. Но позволь мне реабилитировать себя в твоих глазах и доказать, что я не потерянный человек. У меня есть для тебя любопытная новость. В Научном обществе Блэкхейвен-Бей в субботу состоится лекция по спелеологии, которой ты так интересуешься, ее будет читать профессор Генрих Люнеберг, гость местных ученых. Буду счастлив сопровождать тебя на эту лекцию. А завтра мы с Филиппой ждем тебя к обеду. Видишь, как я забочусь о тебе? Я готов утолить не только твой физический, но и духовный голод! Итак, ты простила меня?

Харрисон имел привычку скрывать за болтовней свои истинные эмоции. Джесси улыбнулась его словам, хотя и заметила холодок в глазах жениха.

– Спасибо, Харрисон, – поблагодарила она, высвобождая свою руку. – Я принимаю оба предложения.

– Лекция по спелеологии?! – воскликнул Уоррик, спрыгивая на землю с невысокой ограды загона, на которой сидел. – О Боже, Харрисон! Жертвы, на которые ты идешь ради моей сестры, кажутся мне неоправданно большими, даже учитывая, что ты собираешься жениться на ней.

– Я ничего не имею против посещения лекции о пещерах, – заявил Харрисон и, взяв Джесси под руку, направился с ней к дому. Уоррик последовал за ними.

Мужчины продолжали разговаривать, а Джесси молчала, уйдя в свои мысли. Она не понимала, почему вдруг вступилась за темноволосого ирландца, который вел себя с ней довольно вызывающе.

Бессознательно ускорив шаг, Джесси подавляла в себе нарастающее желание подхватить юбки и убежать подальше от хозяйственного двора, туда, где не будет слышно топота копыт гнедого жеребца и подающего команды голоса Лукаса Галлахера. Девушка боялась тех смутных чувств, которые зародились в ее душе и грозили выплеснуться наружу.

Нырнув в воду, Галлахер почувствовал, как его обдало приятным холодом. Оттолкнувшись ногами от дна, он снова появился на поверхности и поплыл вдоль берега реки.

В зарослях орешника, росших на холме рядом с конюшней, пели дрозды. Лукас тряхнул головой, стараясь закинуть назад упавшие на глаза мокрые пряди длинных волос, и блаженно улыбнулся. Дневная усталость исчезала, по мере того как он смывал въевшиеся в его тело пот и грязь. На каторге его больше всего мучило унизительное ощущение нечистоты собственного тела, вонь и грязь причиняли ему страдания. Каторжники порой месяцами не имели возможности помыться и сменить одежду. Но теперь Лукас мог в свое удовольствие купаться в реке под названием Деймонд, которая огибала имение Корбеттов. Один-два раза в неделю Лукас стирал свою одежду на закате дня, пользуясь тем, что дни становились длиннее и теплее.