Соловей для черного принца (СИ)

В отличие от мрачного Равен-Хауса, здесь царила совсем другая атмосфера. Оурунсби был просторным с высокими потолками и большим количеством окон, отчего в доме всегда было светло. По-видимому, здесь любили цветы. Так как и на столе, и на каминной полке, и даже на полу стояли пузатые расписные вазы, в которых благоухали лиловые флоксы. А на стенах повсюду висели красочные акварели с яркими букетами цветов.

— А вот и они, — объявила миссис Тернер, вводя нас в комнату. — Виолетта встречай гостей.

Ее дочь, сидевшая на диване, поднялась с места и протянула нам руку в знак приветствия. В белых кружевах и с распущенными по спине локонами, девочка была очаровательной. Мы же, в своих темных строгих платьях, совсем терялись на ее фоне и выглядели еще более заурядными.

— Мы с матушкой испугались, что вас долго нет, — сказала она вместо приветствия. — Уже стали гадать, что же сделали с вами эти мерзкие люди.

— Летти, эти мерзкие, как ты говоришь, люди — родственники Сибил.

— Тоже мне родственники! Только запугивают детей, — упрямо ответила девочка.

Мы расселись. Мать с дочерью сели на диван, а я и раскрасневшаяся Сибил на стулья. Миссис Тернер предложила Летти поухаживать за гостями и разлить чай. Сама же раздала каждому по бутерброду с тунцом. На подносе также была тарелка с печеньем и розетка с джемом.

— Ну же, поведайте, как все прошло в Равен-Хаусе! — сказала миссис Тернер после того, как мы сделали по глоточку чая. Она живо интересовалась этой историей, так как сама приняла в ней активное участие. После того, как я закончила рассказ, миссис Тернер воскликнула:

— Пешенсы настоящие тираны! Такое поведение недопустимо!

— А я бы никогда не смогла пойти в этот унылый дом! — заявила Виолетта, прервав мать. — Не понимаю, как Сибил там живет. Он похож на склеп.

— На самом деле дом не такой страшный, как кажется, — тихо ответила та.

— По-моему, самое страшное там — это чучело громадного ворона над парадной дверью.

— О! Расскажи, Найти, что это за ворон! — воскликнула Виолетта и захлопала в ладоши.

Я поведала о вороне и о том впечатлении, которое он произвел на меня своим пристальным немигающим взглядом.

— Это чучело даже страшнее, чем мистер Пешенс, — сказала я в заключение, отчего все засмеялись. Сибил тоже слабо улыбнулась.

— А почему Руфус прибил его над дверью? — спросила миссис Тернер.

— Оно висело там еще до того, как он купили дом. По крайней мере, так сказала тетя. А дядя считает, что у ворона взгляд, как у «архангела Гавриила, следящего за всеми прегрешениями рабов Господа и возвещающего благую весть избранным». Иногда, дядя так выжидательно смотрит на чучело, словно надеется, что оно оживет и возвестит об его избранности.

Мы все снова засмеялись. Владевшее мной напряжение понемногу отступало.

— Ну, веселитесь теперь без меня, — сказала миссис Тернер, поднимаясь с дивана.

Уже в дверях она обратилась к дочери:

— Сокровище мое, будь примерной хозяйкой. И помни о своем хорошем воспитании.

Дружеская, несмотря на немного надменные взгляды, которые бросала Виолетта, атмосфера расслабила Сибил, и она вела себя не так принужденно. Мы мило болтали, интересуясь друг другом. И даже Сибил говорила, почти наравне с нами.

— Иногда мне хочется убежать из Равен-Хауса. Я даже представляю, как буду странствовать. Мне кажется, это лучше, чем часами стоять на коленях и читать епитимью. Хотя на самом деле дядя заботится обо мне. Я подолгу молюсь каждый день, чтобы получить прощение у Бога, но, видимо, не достаточно, так как все равно попаду в ад.

— А он, конечно, попадет на Небеса?

— Ну конечно, он же все время думает о Боге

— Как все запутанно! У меня от этих мыслей разболелась голова, — капризно заявила Летти

— А тебе нравится учиться? — спросила я ее, чтобы сменить тему.

— Конечно же, нет! — с жаром ответила Виолетта и обвинительно посмотрела на нас, будто бы подумав об обратном, мы сильно оскорбили ее. Поскольку она не успевала в учебе, то решила, что учение — удел тех, кто обделен внешними достоинствами.

— Будь моя воля, я бы только выучилась читать и писать. Читать — чтобы читать письма моих поклонников, а писать — чтобы отвечать им.

Мы с Сибил переглянулись, и я представила Гарден-Роуз, заполненный толпой влюбленных в Виолетту молодых людей, лихорадочно строчащих пачки писем своей даме сердца.

— Но матушка говорит, что через год меня отправят в школу, где обучаются все девочки Уэстермлендов. Там меня научат этикету, манерам, пению и танцам…В общем придадут мне, по словам матушки, светский лоск. А потом я отправлюсь в Лондон и покорю всех своей красотой, — последнюю фразу она произнесла с высокомерием, достойным любой светской львицы.

— И в тебя влюбится прекрасный герцог или сам принц Уэльский, — сказала я иронически.

— Вот увидите, обязательно влюбится, — ответила она с убежденностью, не заметив иронии.

Тут мы с Сибил не выдержали и прыснули со смеха. Увидев это, будущая покорительница мужских сердец надулась, но мы хохотали так заразительно, что и она не утерпела и рассмеялась.

Чем дальше, тем свободнее мы болтали, и я почувствовала, что мы все трое вполне могли бы стать хорошими подругами.

— У тебя такое необычное имя, Найтингейл. А у меня самое обычное имя — Виолетта. Никакой романтики. Хотя, конечно же, оно лучше, чем твое имя, Сибил. А я слышала, как мисс Уилоуби зовет тебя Роби, — обратилась она опять ко мне. — Это же мальчишеское имя!

— Но мне нравится. Когда-то давно я болела лишаем, и меня остригли наголо. На меня все глазели, и я боялась показаться на улице. Чтобы отвлечь меня от насмешек, Мэг придумала игру в «Робин Гуда». Мы смастерили лук и стрелы, и я часами стреляла по мишеням в саду. А еще устраивала разные приключения, спасая обездоленных. Правда, ими всегда оказывались Мэг и мисс Элли, так как других друзей у меня не было… С тех пор меня так и звали — Роби.

Мы пробыли в Оурунсби больше часа. Когда настало время уходить, мы вместе придумали, что Сибил скажет Пешенсам о митрополитах и архиепископе Кентерберийском. По дороге к ее дому я заметила, что в ней уже не чувствовалось боязни, хотя она и волновалась. У ворот я сказала ей на прощание:

— Видишь, я же говорила, что будет все замечательно. И Летти оказалась вовсе не такой уж капризной, только чуточку самовлюбленной.

— Мне очень повезло, что ты стала моей подругой, — прошептала она.

— А мне повезло, что ты стала моей подругой.

Когда я пришла в Сильвер-Белл, тетя и Финифет уже поджидали меня, и мне пришлось подробно рассказывать и про Равен-Хаус, и про чаепитие. В паузах, которые я делала, чтобы вспомнить детали, Финифет лаконично выражала свое мнение:

— Ах ты, ирод!..Вот ведь хрыч лысый!..

— И никакой он не лысый.

— Да знаю я! Но будь моя воля, он бы точно облысел! Уж тремя волосинками от меня не отделался бы, — и она сердито грозила кулаком вазе с пионами.

Это было в пятницу. А в субботу взбесившиеся кони чуть не задавили Сибил.

Был жаркий день. Пряный аромат цветов наполнял улицу, просачиваясь в дома. Уже с мая месяца, когда зацвела дикая роза, нас повсюду преследовали неугомонные пчелы. Они роились на улице, залетая в дома, садясь на сахарное печенье и увязая в пиалах с вареньем. Первое время мы размахивали руками, отпугивая их, но потом привыкли к бесконечному жужжанию и не стали обращать внимания.

В тот день миссис Тернер не стала меня задерживать и разрешила уйти вместе с девочками. Мы вышли последними, и увидели, что у дороги все еще стоят, ожидая своей повозки, Грейс и Бил. Каждый день за ними приезжала скрипучая телега, принадлежавшая их отцу. Грейс называла ее «экипажем» и сердилась, когда братья Бредли насмехались над ней. Мы остановились, чтобы попрощаться с ними. Вдруг глаза Грейс расширились, и она указала пальцем куда-то позади нас.

— Это же из замка! — ошеломленно выдохнула она.

Мы все разом обернулись, чтобы посмотреть, что так удивило девочку. Далеко в конце переулка ехал крытый экипаж, запряженный парой гнедых лошадей. Они грациозно бежали легкой рысью, звонко чеканя подковами по булыжной мостовой. Такой феномен не часто являлся жителям Гарден-Роуза, и народ высыпал на улицу, поглазеть на редкое зрелище. Экипаж уже проехал половину пути до нас, как произошло неожиданное.