Дикие розы (СИ)

Искать долго не пришлось. Ида наткнулась на брата, когда тот в гордом одиночестве выходил из дверей почтового отделения, натягивая перчатки. Он был бледен и ничуть не скрывал своего потерянного вида. Отчего-то он выглядел загнанным в угол, словно это он был обвинен и уже стоял на эшафоте в ожидании палача. Ида замерла в некотором оцеплении, понимая, что она ожидала увидеть его совершенно другим. Её брат, вечно веселый и неунывающий Клод Лезьё, был разбит и подавлен. Всегда, сколько она себя помнила, у него находилось слово ободрения для любого, а теперь он сам в нем нуждался и волей случая оказался рядом с человеком, который не умеет утешать и из уст которого любое утешение звучит, как приговор. Ида тяжело вздохнула. На Клода действительно было жалко смотреть.

— Ида, — проговорил он тихим голосом, — это все так ужасно.

Ни слова приветствия, ни поклона, ни улыбки. Видимо, даже мысли о светских условностях оставили его.

— Да, Клод, — спокойно ответила виконтесса Воле, не обращая внимания на то, что он даже не поприветствовал её.

— Только представь, вот человек был жив и внезапно он мертв, а твоего друга, с которым ты несколько дней назад совершенно спокойно говорил о будущем, обвиняют в убийстве, — Клод взглянул на сестру. — Я даже не могу поговорить с ним об этом, к нему никого не допускают.

Ида лишь молча опустила глаза. Домашний арест был первым сигналом к тому, что через какое-то время Эдмон окажется обвиняемым. Подумать только, ему придется провести какое-то время в тюрьме, терпеть допросы, а потом и судебное разбирательство. Пока что Ида слабо представляла всё это, все же надеясь, что до этого дело не дойдет. Не посмеют же допустить арест наследника герцогской фамилии…

— Как будто они не могли устроить его арест сразу, чтобы не растягивать это представление к радости всех этих людей, — Клод сверкнул глазами на кучки сплетников, которые сейчас затихли, наблюдая за братом и сестрой. — Они ведь сделают из этого зрелище, Ида. Как это возможно, скажи мне? Неужели в нашем обществе уже не осталось ничего запретного?

— Клод… — успокаивающе прошептала средняя виконтесса Воле, осторожно дотрагиваясь до руки брата. — Его не посмеют обвинить. Ты много видел герцогов, которых обвиняли в убийствах и доводили это дело до суда?

— Мир видел королей, которых судили. Ида, он даже не может ничего сделать. Он сейчас находится в четырех стенах своего дома. Он не может принимать посетителей, не может вести переписку, — Клод в отчаянье вскинул голову. — Он уже обвинен!

— Не горячись, дорогой брат. У твоего друга есть потрясающая особенность — выбираться из воды сухим, — Ида попыталась придать голосу свою обычную спокойную иронию и вдруг в её голове прозвучал её собственный, как никогда холодный голос «Не думал ли ты что за всё это придется заплатить, рано или поздно и, возможно, дорого?». И словно поняв её мысль, с некоторым надрывом, Клод ответил:

— Но ведь фортуна когда-нибудь отворачивается.

— Не от таких, мой дорогой брат, — пытаясь отогнать навязчивое воспоминание, Ида улыбнулась, но получилась выстраданная мрачная ухмылка. — Знаешь, как говорят о подобных людях? Будут вешать, веревка оборвется.

— За убийства гильотинируют.

Лезьё тяжело вздохнул, покачал головой и вернулся в состояние тихой раздраженности и вновь заговорил тихим, обреченным голосом:

— Ты сейчас должна торжествовать, учитывая твою ненависть к Эдмону.

— Моник сказала тоже самое. Но я совершенно не желаю, что бы он сейчас пал от руки нашего доблестного правосудия.

— Потому что ты не приложишь к этому своих? — горькая усмешка скривила лицо Клода до неузнаваемости.

— Нет, потому что, как я уже объяснила Моник, смысл нашей вражды не в уничтожении, а в самом противостоянии, — спокойно пояснила Ида. — Хотя меня уже тошнит.

— От вашей взаимной ненависти? — переспросил Клод.

— Нет, от меня в состоянии этой ненависти. Я сама себе до смерти надоела, — печально протянула Ида, которую и правда тяготила эта необходимость притворяться.

— Ничего, милейшая кузина, возможно скоро необходимость в этой ненависти отпадет за неимением оппонента, — бледное лицо Лезьё снова озарила горькая усмешка. Обведя взглядом улицу, он резко помрачнел и, сдвинув брови на переносице, добавил, — А теперь нам нужно набраться терпения.

Проследив за его глазами Ида тоже заметно помрачнела и внутреннее сжалась, готовясь принять очередной бой с обществом — к ним направлялась Катрин Алюэт, просто сияющая в предвкушении того, как будет рассказывать во всех гостиных о своём разговоре с двумя людьми, которые более всего связаны были с герцогом де Дюраном. Подумать только, какая удача, что она застала их здесь вместе.

— Госпожа виконтесса! Господин Лезьё! Подумать только, какой кошмар! — с ходу начала она, пытаясь не без успеха втиснуться между братом и сестрой и взять обоих под руки. — Так всё было хорошо и вдруг это убийство, как гром среди ясного неба!

Ида решительно отдернула свою руку, а Клод стоял неподвижно, молча испепеляя девушку взглядом.

— Господин Лезьё, я так сочувствую вам, — Катрин, словно не замечая этого прожигающего взгляда, повернулась к нему, продолжая щебетать и сочувствия в её голосе было меньше всего. — Ваш друг так внезапно оказался убийцей…

— Герцог Дюран не виновен, — холодно и четко проговорил Клод, со злостью вырывая рукав из цепких пальчиков Катрин. Та на мгновение запнулась, но затем вновь расплылась в неуместной улыбке и быстро заговорила:

— Разумеется, господин Лезьё, вы не хотите верить этому, но спросите вашу сестру. Я уверена, она расскажет вам, как ваш друг хладнокровно смотрел на найденное тело. Да и к тому же, он даже не пытается оправдаться, неужели это ни о чем вам не говорит?

Ида еле заметно усмехнулась. О да, она много о чем могла рассказать, но предпочла бы, что бы её об этом не спрашивали. Клод тем временем продолжал отстаивать невиновность своего друга перед Катрин Алюэт.

— Да, мне это о многом говорит, мадемуазель Алюэт, — его голос по прежнему был холоден и Ида невольно уловила в нём интонацию Эдмона. — Например, что вы стремитесь осудить не разбираясь. Знай вы лучше человека, которого осуждаете, то вам было бы известно, что он ненавидит оправдываться.

В поисках поддержки он инстинктивно глянул на Иду, которая молча указала глазами в сторону дороги. Действительно, уйти сейчас было самым разумным выходом, тем более, что кормить эту девушку пищей для сплетен Клоду не хотелось.

— А теперь сожалею, но меня ждут дела, мадемуазель Алюэт. Был рад встрече с вами, — Лезьё поклонился как можно более галантно, что со стороны выглядело как некоторая издевка, и, быстро развернувшись на каблуках, направился по улице. Ида, которая всё ещё пребывала с Катрин в состоянии конфронтации, лишь высокомерно кивнула и двинулась следом за братом. Катрин только хмыкнула и тоже развернувшись, отправилась рассказывать о том, как нелюбезно с ней обошлись.

— Мне этого не выдержать, Ида, — хриплым голосом произнес Клод, ничуть не сбавляя шаг. Ида ничего не ответила и Лезьё вдруг резко остановился, поднимая на неё умоляющий взгляд:

— Хоть ты скажи мне, что веришь в его невиновность!

Средняя виконтесса Воле опустила глаза. Да, она хотела бы верить в невиновность Эдмона, если бы только она не видела, как он нанес этот удар своей рукой. Она хотела бы верить в то, что человек, которого она любит, чист перед законом и не предпринимает попыток оправдаться именно поэтому, но она знала, что он виновен.

— Я верю в объективность, Клод, — как можно мягче сказала она. — А он, согласись, единственный, у кого был мотив.

Клод не сводил с неё потемневших серых глаз. Сейчас он был серьезен, как никогда, и Ида поспешно добавила, поднимая на брата взгляд и пытаясь изобразить на губах улыбку:

— Но ведь это было бы слишком просто. Разве у нас здесь что-то бывает простым?

Клод облегченно выдохнул. Что ж, его сестра хотя бы не откровенно против. Он не ожидал даже этого, если быть честным.