Гордая пленница

Из высоких окон, тянувшихся вдоль южной и западной стен галереи, открывалась панорама местности, конечно, незнакомой Изабо, но очень красивой. В ясный день она могла увидеть вдалеке даже горные вершины, позволив душе устремиться к тому, что было за ними. Тем не менее тоска становилась порой настолько острой, что Изабо охватывала глубокая печаль. Она трусливо дала честное слово, получив неделю свободы за счет отказа от бегства, хотя знала, что борьба идет к концу.

Разумеется, они не говорили об этом, по крайней мере в ее присутствии, ведь для них она шпионка. Но, видя, с каким оптимизмом ненавистные Кемпбеллы ждут исхода противостояния, насколько они уверены в победе, их победе, Изабо совсем пала духом.

Ей требовалось все мужество, чтобы присоединяться к ним во время трапез, ибо они явно не одобряли решение Алистера освободить ее под честное слово. За исключением доброго Патрика и Дональда, смотревших на нее с выражением, которое беспокоило ее даже сильнее, чем ненавидящие и сердитые взгляды остальных. Изабо решила его избегать, но когда она в первый вечер шла к обеденному залу, Дональд появился на лестнице одновременно с ней. Случайность это или расчет, она не могла бы сказать. Он с преувеличенной галантностью предложил ей руку, Изабо отказалась, пренебрегая хорошими манерами, но в ответ на ее оскорбление Дональд лишь тихо засмеялся, и они вместе спустились по лестнице.

Когда она вошла в зал, там уже были Алистер, его брат Айен и, конечно, Сьюзен Фэрфакс, которая, видимо, решила полностью игнорировать Изабо. Шурша юбками, она устремилась на свое место, а потом в течение всего обеда продолжала оживленно болтать и смеяться. Изабо сознавала, что все это воодушевление ни разу не было адресовано ей, и вполне справедливо, если вспомнить, как она заставила Сьюзен выпустить ее из комнаты.

Изабо не могла не интересовать незнакомая девушка, проскользнувшая тогда мимо нее в коридоре. Она рассчитывала снова увидеть ее сегодня вечером, поскольку та явно не служанка, а член семьи. Но девушки не было.

Возможно, она все-таки сбежала, на что Изабо очень надеялась, так как ее отсутствие нарушило спокойствие этой высокомерной семьи.

Алистер Кемпбелл сидел во главе стола, не особенно разговорчивый, хотя время от времени улыбался на добродушные поддразнивания кузины. Изабо, которая решила, что Алистер совсем не нравится ей, но все же сохранила уважение к его уму, почувствовала, что была бы даже слишком высокого мнения о нем, если бы красота девушки сделала его глухим к ее пустой болтовне; Крайне этим раздраженная, Изабо сосредоточилась на еде, лишь изредка поднимая голову. И всякий раз она ловила взгляд Айена Кемпбелла, полный такого отвращения и ненависти, что кусок застревал у нее в горле. А поскольку он сидел напротив, ей трудно было избегать его взглядов. Может, он специально выбрал это место, чтобы действовать ей на нервы? Если так, он вполне преуспел, и она стала подумывать, не лучше ли есть в своей комнате.

Пока она с трудом глотала их пищу, ей вдруг пришло в голову, что Айен даже своим существованием обязан якобитам. Ведь если бы отец Алистера не пал в битве при Шерифмуре, их мать, Элизабет Кемпбелл, не могла бы снова выйти замуж, и Айен, плод второго брака, никогда бы не появился на свет. Изабо улыбнулась, подумав, что хорошо бы, ей хватило смелости высказать это ему. Но единственного взгляда на его мрачное, злое лицо было достаточно, чтобы отказаться от этой затеи.

Тем не менее на следующий день эта тема все же стала предметом разговора, только не с Айеном, а с Алистером, который случайно увидел Изабо сидящей у окна галереи.

— Что ты здесь делаешь?

— Читаю, — коротко бросила она, не отрываясь от своего занятия.

Изабо очень гордилась, что отвергла попытки обитателей замка, особенно Алистера Кемпбелла, завязать с ней дружбу. Сев рядом, он протянул руку за томиком.

— Шекспир. Ромео и Джульетта. Значит, ты романтическая натура, Изабо Макферсон? — с улыбкой спросил он.

Она захлопнула книгу и положила возле себя.

— Что тебе нужно?

— Твое общество и больше ничего.

«Она выглядит прелестно, освещенная утренним солнцем», — подумал он. Распущенные волосы свободно падают ей на плечи, все отметины исчезли, открыв безупречную кожу, в Данлосси лицо и плечи у нее округлились, уже не так выпирали ключицы. Видя перед собой это воплощение женственности, трудно было представить то дикое создание, которое царапалось, кусалось и сыпало ужасными оскорблениями.

— Чему ты улыбалась? — спросил он и, заметив ее недоумение, объяснил:

— Вчера за столом. Я редко вижу твою улыбку, но прошлым вечером ты определенно улыбалась. Что-то развеселило тебя.

— Странно, что в моем положении кто-то еще способен веселиться, — ощетинилась Изабо.

— Я был удивлен, только и всего.

— Не мудрено, ведь у меня нет повода для улыбок, не так ли, Алистер Кемпбелл?

— Возможно, — признал он.

Какое-то время она молча выводила пальцем узор на обложке томика.

— Я смеялась над твоим братом, — наконец сказала она.

— Над Айеном?

— Да. — Изабо подняла голову и взглянула ему прямо в глаза. — Я чувствовала его ненависть, и мне вдруг пришло в голову, что на самом-то деле ему бы стоило благодарить меня и всех якобитов.

— Благодарить?

— Конечно. Если бы не существовало якобитов, он бы никогда не родился. По крайней мере до тех пор, пока твоя мать не нарушила бы супружескую верность.

Алистер помрачнел, но старался обуздать свое бешенство. Сначала его отец, теперь его мать. Она, как и раньше, намерена издеваться над ним. А чего, в сущности, он ждал, зная про ее враждебное отношение и злой язык.

— Ты говоришь отвратительные вещи, Изабо Макферсон, — резко произнес он. — Если бы ты была знакома с моей матерью, то не посмела бы делать подобные выводы.

— Если тебе не нравятся мои соображения, тогда не проси меня их высказывать, — равнодушно ответила Изабо.

Она разозлила Кемпбелла, оскорбив его семью. Ну и что? Может, теперь он уйдет.

Но он не ушел, только задумчиво смотрел на нее. Прошлым вечером он жалел ее. Сидя вместе с ними за столом, она выглядела очень юной, одинокой и настороженной, выбирала еду так, словно их пища была отравлена. Но всякий раз, когда в нем пробуждалось сочувствие, она несколькими взглядами или словами вызывала его гнев. Алистер начал подозревать, что она делает это умышленно, что ее гордость не позволяет ей протянуть руку и принять оливковую ветвь мира, пусть даже совсем тоненькую. К своему удивлению, он вдруг обнаружил, что ему очень хочется проникнуть за эту неприступную стену, которую она вокруг себя воздвигла, облегчить внутреннюю боль, которая снедала ее. Когда после долгого молчания он заговорил, его слова оказались для нее полной неожиданностью.

— Ты не должна обращать внимание на Айена. Он всегда такой суровый, но хороший и верный человек. Он тебя не обидит.

— Я не боюсь твоего брата.

— Разумеется, просто он тебя слегка настораживает, я видел, как ты на него смотрела. Но через день или два он уедет, и мы все тоже.

— Куда? — встрепенулась Изабо. — Куда вы едете?

— Если ты рассчитываешь, что я скажу тебе, — улыбнулся Алистер, — значит, ты не столь хитра, как я думал.

— Вы едете сражаться?

— Возможно.

— И это, как вы говорили, последняя битва? — Лицо у нее побелело.

Алистер взял ее за руки.

— Кровопролитие должно кончиться. Я понимаю твои чувства, Изабо, но это должно кончиться.

— Ты не знаешь, что я чувствую, — вскочила она. — И никто не знает.

— В Форт-Вильяме ты потеряла брата, я знаю, мне Патрик сказал.

— Да, ты был там, Алистер Кемпбелл. — В ее взгляде, устремленном на него, сверкало нечто граничащее с ненавистью. — И насколько мне известно, его сразил твой собственный меч. Теперь, всякий раз глядя на тебя, я думаю об этом.

Он смотрел ей вслед, пока она не вышла из галереи, затем поднял томик, который она недавно держала в руках. И погладил обложку. Может, он сошел с ума, чувствуя то, что сейчас чувствует? Свое желание прикоснуться к ней он еще мог понять, ибо она в высшей степени прелестное создание. Непонятно другое: отчего при каждой встрече с ней его переполняет какая-то странная, доселе неведомая тоска. Ведь девчонка груба, раздражительна, вспыльчива, настоящая фурия, а он почему-то не мог выкинуть ее из головы, где бы ни находился, что бы ни делал. Положения хуже не придумаешь, такого он совершенно не ожидал, но скоро все это кончится, с облегчением подумал Алистер.