Леди - обольстительница

Терьер! Гвен снова засмеялась. Похоже, язвительность у нее в крови, а сдержанность и вежливость были напускными качествами. И они ни к чему хорошему не привели. В конце концов, Гвен докатилась до того, что стала вызывать жалость у окружающих. Эти скоты, мужчины, сначала распускали слюни, а потом подло бросали ее у алтаря.

«К черту благовоспитанность и учтивость!» – решила Гвен. От них все равно нет никакой пользы. Ей нужно следовать своей натуре. Еще минуту назад Гвен была разбитой и несчастной, а сейчас приободрилась и чувствовала прилив сил. Это ли не доказательство того, что ей нужно быть собой, а не изображать пай-девочку?

Гвен хотелось выбежать в коридор и дико закричать. Или разбить что-нибудь. Она саданула кулаком по письменному столу и огляделась. Может быть, грохнуть часы? Нет, тетя Эльма дорожила ими.

Разбить зеркало? Нет, Это выглядело бы излишне зловеще. Зеркала обычно бьют сошедшие с ума женщины. Гвен не хотела, чтобы ее сочли безумной.

Цветочную вазу? Ну да, конечно, ее вполне можно кокнуть.

О голову Томаса!

Представив себе, как она это сделает, Гвен совсем развеселилась. Ее так и подмывало издать восторженный крик или боевой клич. Гвен снова вспомнила, что точно такие же чувства обуревали ее, когда взлетал воздушный шар, в корзине которого она находилась. Стропы отвязали, и шар внезапно взмыл в воздух. В те минуты голова Гвен закружилась от пьянящего чувства свободы.

Она больше не станет вязать проклятые свитера! Леди Анна обещала, что они будут готовы к определенной дате, вот пусть сама и вяжет. Гвен может подарить ей нитки. Пятьдесят мотков качественной шерстяной пряжи лежали в комнате Гвен и ждали, когда ими займутся нежные ручки графской дочери!

«Так, чего еще я никогда не буду делать?» – задумалась Гвен. От открывавшихся перспектив захватывало дух. Она больше никогда не будет покупать десятки ненужных ей нарядов, только чтобы не расстроить грустных владельцев магазинов. Она откажется устраивать благотворительные мероприятия, если заподозрит, что сборы от них идут в карман хозяйки дома, в котором они проводятся.

И еще, впредь она не потерпит даже малейшего намека на свое низкое происхождение. За десять лет Гвен смирилась с унижениями и оскорблениями. «Как, леди Фезерстоун, – скажет теперь она, – вы хотите напомнить этим дамам, что мой отец был когда-то аптекарем, а затем владельцем заштатного магазинчика? Вы очень любезны. Позвольте, я отплачу вам той же монетой и напомню всем, что ваш супруг вдвое урезал вам денежное содержание, застав вас в постели с мистером Бессемером!»

Если партнеры по танцу как бы невзначай будут снова касаться ее груди, Гвен больше никогда не спустит им это с рук, делая вид, что ничего не заметила. «Если вы продолжите распускать руки, я залеплю вам в глаз», – скажет она.

Гвен больше никогда не поедет на прием при королевском дворе. Она всегда возвращалась оттуда с исколотыми плечами и запястьями. Зловредные дамы обычно прокладывали себе путь сквозь толпу гостей с помощью уколов острых шпилек. Скучнейшие концерты, которые давала королева, не стоили той боли, которую испытывала Гвен после посещений двора.

И наконец, Гвен больше никогда не станет целоваться со слюнявыми мужчинами. В поцелуях, без сомнения, было что-то притягательное, иначе женщины не ценили бы своих любовников. Но Гвен до сих пор оставалась неведомой притягательная сторона любовных ласк, и она намеревалась докопаться до истины как можно скорее. Ведь теперь ей не помешает пресловутая благовоспитанность.

Со скромностью и добропорядочностью было покончено навсегда. Гвен намеревалась в скором будущем составить список того, что она теперь могла себе позволить. Но сначала ей надлежало закончить начатое. Взявшись снова за ручку, Гвен вывела дерзким, незнакомым почерком: « Вы немедленно вернете кольцо моего брата». Подчеркнув слово «немедленно», она решила, что этого недостаточно, и добавила большими буквами: « А НЕ ТО БЕРЕГИТЕСЬ».

Алекс уже начал жалеть о том, что не захватил с собой бутылку спиртного. «Алкоголь прогоняет сон» – так говорил доктор с которым он консультировался в Буэнос-Айресе.

Вот уже битый час Алекс сидел и слушал глупую болтовню, которая действовала ему на нервы. Опекун Гвен Генри Бичем, вместо того чтобы прийти в ярость и вызвать негодяя на поединок, с каждой минутой становился все более веселым и добродушным. Сидя в удобном кресле у пылающего камина, он наклонился и выплеснул остатки четвертой или пятой порции виски в огонь. Глядя на сноп искр, поднявшихся над пламенем, Генри по-мальчишески засмеялся.

– Нет, Фултон-Холл не подходит, – сказала Белинда.

Она тоже сидела в кресле, потупив взор, и это создавало обманчивое впечатление безмятежности и покоя.

Каштановые волосы Белинды были аккуратно зачесаны назад и собраны в тугой пучок. Однако ее внешнее спокойствие не могло ввести Алекса в заблуждение. Он хорошо знал характер сестры и все ее замашки. Алекс пристально следил за ее правой рукой, пальцы которой отбивали ритмичную дробь по подлокотнику кресла. Это был недобрый знак. Алекс готов был побиться об заклад, что в эту минуту Белинда представляет себе, как вопьется смертельной хваткой в горло Пеннингтона.

Недавно она велела Алексу придушить Джерарда за меньший грех – всего лишь за то, что тот продал мрачный дом, в котором сестры и не думали жить.

– Но Фултон-Холл – очень милое местечко, – возразила Эльма Бичем и, ища сочувствия, бросила взгляд на Каролину, которая со скучающим видом сидела на диване.

В церкви, во время скандала, Белинда громко вскрикнула от негодования, а Каролина заплакала. Теперь же в ответ на слова тети Эльмы Каролина грустно улыбнулась и покачала головой.

Эльма вздохнула:

– Я понимаю, почему вы против Фултон-Холла. Эта усадьба расположена слишком близко от поместья Пеннингтона.

– В таком случае оставьте Гвен в Лондоне, – усталым голосом посоветовал Алекс, и потер глаза. – Я же говорю вам, что виконт привязан к континенту.

Если Генри Бичем из церкви прямиком направился домой, то Алекс поступил иначе. Он разыскал городской дом Пеннингтона и убедился, что тот находится в плачевном состоянии. Слуги сказали ему, что хозяин дома отправился на вокзал, намереваясь сесть на поезд до Дувра.

Эльма всплеснула руками, услышав слова Алекса:

– Но ведь Гвен не поступило ни одного приглашения, мистер Рамзи! Она не сможет выезжать в свет. Все думали, что Гвен отправится в свадебное путешествие.

– Кроме того, это не решает всех проблем, – заявила Белинда. – Мать Пеннингтона все равно осталась в столице.

Каролина передернула плечами:

– Она еще хуже своего сыночка.

– Ну да, конечно, это чудовище испепелит Гвен злобным взглядом, – пробормотал Алекс. – Да какого черта вы боитесь этой женщины?

Эльма ахнула.

Окружающие с трудом различали сестер Алекса, хотя ему это не составляло никакого груда. Но тут они одинаково отреагировали на его грубость. Белинда и Каролина одновременно пронзили брата свирепым взглядом.

– Следи за своим языком, – одернула брата Белинда. – И прошу тебя, не прибегай в нашем присутствии к подобным комментариям.

Алекс и рад был бы смолчать, но разговор, к его досаде, двигался по кругу. Алекса это раздражало, и тогда он вступился. Наверное этого не следовало делать. Алексу неудержимо хотелось спать. Но его врач рекомендовал ему воздерживаться от дневного сна, который мог стать одной из причин бессонницы ночью. Впрочем, легко давать советы и куда труднее им следовать.

Белинда в это время говорила и говорила, все повышая голос:

– Возможно, Алекс, светские правила приличия кажутся тебе скучными и обременительными, зато Гвен дорожит своим положением в обществе.

– Это верно, – согласился Алекс, – однако надо признать, что Гвен сегодня очень повезло. Она счастливо избежала более крупных разочарований в жизни. Человек проявляется в своих поступках, а поступок Пеннингтона говорит сам за себя, не правда ли?