Дарю тебе сердце

Она выбежала в холл, распахнула дверь гардероба и набросила на плечи голубую шерстяную накидку с капюшоном.

– Ты никуда не пойдешь! – отрезал Луи. – Не выставляй себя дурой! Блейкли, вероятно, уже поднялся на свой пароход и…

– Я пойду на пристань и задержу его! Это какое-то недоразумение, я должна с ним поговорить… – Кэтлин была близка к истерике.

Луи Борегар решительно взял дочь за руку:

– Юная леди, вы не выйдете из этого дома!

Кэтлин высвободила руку и бросилась к выходу. Уже в дверях она крикнула:

– Я иду к нему, и вы меня не остановите!

Яростно сверкнув голубыми глазами, она выскочила в темноту.

– Дэниел! – закричал Луи. – Быстрее, ты должен пойти за ней!

– Слушаюсь, мистер Борегар. – И негр поспешил за Кэтлин, даже не остановившись, чтобы взять пальто.

Абигайль заплакала:

– Луи, почему вы ее отпустили?

– Ну, ну, дорогая, все будет в порядке.

– Но что, если…

– Уверяю вас, я обо всем позаботился. Доусон не женится на нашей дочери. Через несколько недель она и не вспомнит про этого бродягу, так что не забивайте свою хорошенькую головку всякой ерундой. – Луи поцеловал жену и снисходительно улыбнулся: – Не пора ли нам пообедать?

Кэтлин забилась в угол коляски, по щекам ее лились слезы. «Почему Доусон уезжает? Ведь он меня любит, – думала она. – Наверняка произошло какое-то недоразумение».

Едва коляска остановилась, Кэтлин спрыгнула на пристань, побежала к «Моей Дайане» и стала подниматься по сходням. Услышав шаги, Сэм вышел посмотреть, кто там.

– Мисс Кэтлин, что вы здесь делаете?

– Сэм, – Кэтлин схватила лоцмана за большую черную руку, – ради Бога, скажите, Доусон здесь?

– Здесь-то он здесь, – очень мрачно отвечал Сэм. – Но только он в ужасном настроении, на всех кричит, ругается…

– Где он? Я должна его видеть.

– Ох, мисс Кэтлин, вряд ли вам стоит с ним встречаться. Как бы чего не вышло…

Не слушая возражений, Кэтлин побежала к трапу, ведущему к каюте Доусона.

– Пошел прочь, Сэм! – рявкнул изнутри Доусон, услышав ее робкий стук.

Кэтлин толкнула дверь и вошла внутрь. На большом письменном столе тускло горела единственная свеча. По каюте были разбросаны чемоданы. Доусон сидел за письменным столом, сжимая в одной руке стакан, в другой – полупустую бутылку виски. Кэтлин ужаснулась, увидев выражение его лица – холодное, жесткое. Он медленно поднялся из-за стола и посмотрел на Кэтлин с таким видом, будто видел впервые:

– Что вам нужно?

Кэтлин бросила накидку на кушетку и шагнула к нему.

– Что мне нужно? Я хочу знать, что происходит!

Он равнодушно пожал плечами.

– Ничего. Просто я решил уехать, разве это запрещено законом?

– Это какая-то нелепость! – Голос Кэтлин сорвался на крик. – Вы же меня любите, мы собираемся пожениться. Вы не можете уехать!

– Не кричите, Кэтлин, у меня голова болит.

– Голова болит? Да вы пьяны!

– Пока не пьян, но надеюсь скоро дойти до нужной кондиции.

– Доусон, любимый, я…

– Нет, Кэтлин, – холодно возразил он. – Я вас не люблю. Некоторое время вы меня забавляли, но это прошло. Как видите, женщины – вроде шампанского. Свежее искрится и щекочет нос, но быстро выдыхается. Наши отношения выдохлись. Все кончено.

Кэтлин было больно и обидно, но она не собиралась сдаваться. Подойдя еще ближе, она привстала на цыпочки и прошептала:

– Вы меня любите, Доусон Блейкли. – Она поцеловала его в губы. – Я знаю, что любите.

– Это бесполезно, Кэтлин, вы только напрасно тратите время. Я вас не люблю и никогда не любил. – Он подтянул к себе стул с высокой прямой спинкой, сел, расставив ноги, и сложил руки на груди. – Почему вы не уходите?

Кэтлин смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыла боль, и не могла поверить в происходящее.

– Я заставлю тебя меня полюбить, – сказала она с вызовом и начала расстегивать верхние пуговицы белой кружевной блузки.

Взгляд Доусона был прикован к ней, но он хрипло пробормотал:

– Кэтлин, не делайте этого.

Она продолжала расстегивать блузку. Доусон пытался отвести взгляд, но это оказалось выше его сил. Теперь она стояла в тонкой батистовой нижней рубашке с голубыми лентами. У него захватило дух.

– Ради Бога, Кэтлин, прекратите. У вас что, гордости нет?

– Гордости? – Она подняла на него печальный взгляд. – Нет, больше не осталось. Я тебя люблю и не позволю тебе уйти.

Кэтлин повела плечами, и рубашка упала на пол. Когда ее изящные ручки взялись за пояс юбки, он не выдержал и накрыл их своими. От этого прикосновения слезы Кэтлин вдруг сменились рыданиями. Доусон медленно притянул ее к себе, усадил на одно колено и принялся гладить по голове, успокаивая. Рыдания стали постепенно стихать. На мгновение закрыв глаза, он простонал:

– Боже, прости меня!

Как только пылающие губы Доусона коснулись нежной молочно-белой кожи ее груди, его покинули остатки здравого смысла, весь мир перестал существовать, кроме близости его возлюбленной. Доусон покрывал нежное тело Кэтлин обжигающими поцелуями, и в ней поднималась волна прежде не испытанных ощущений.

– Я знала, что ты меня любишь, – прошептала она.

– Я молюсь на тебя, – прошептал в ответ Доусон, продолжая покрывать поцелуями ее грудь. Он старательно избегал касаться соблазнительных розовых пиков, чтобы окончательно не потерять контроль над собой, хотя уже решил принять то, что она предлагает.

Кончиком языка он стал обводить контуры ее трепещущих губ, пока Кэтлин не стало казаться, что ее рот заключен в кольцо огня. Наконец губы Доусона оторвались от ее рта и стали ласкать бархатистую кожу щеки. Кэтлин стало жарко. Доусон обвел языком очертания маленького уха и хрипло прошептал:

– Кэтлин, моя Кэтлин! Я люблю тебя, ты будешь только моей!

Доусон больше не думал о будущем, он был уверен в одном: он любит эту прекрасную девушку, и она должна принадлежать ему. Сейчас он снимет одежду с ее изумительного тела и насладится его сладостью.

– Доусон, – дрожащим голосом проговорила Кэтлин, – скажи, что все, что ты мне наговорил, неправда. Ведь на самом деле я тебе не надоела…

– Любовь моя, – перебил Доусон, целуя в шею, – сейчас я покажу тебе, что чувствую.

Его рот требовательно прижался к ее рту, и у Кэтлин все поплыло перед глазами. Доусон привлек ее к себе. Шершавые волоски, покрывающие его крепкую грудь, щекотали нежную кожу ее груди. Поцелуи Доусона становились все настойчивее. Не отрываясь от ее рта, он подхватил Кэтлин под коленки и понес на кровать. Когда он начал раздевать ее, его руки дрожали от нетерпения, а Кэтлин стояла неподвижно, как послушная маленькая девочка. Близость ее обнаженного тела сводила с ума, ему очень хотелось смотреть на нее, восхищаясь ее красотой. Но вместо этого Доусон нежно поцеловал ее в шею и стал медленно разворачивать к себе.

Кэтлин вдруг застеснялась, быстро юркнула в постель и натянула простыню до самого подбородка. Доусону удалось лишь мельком увидеть то, о чем он мечтал, но и этого хватило, чтобы кровь вскипела в нем. Он мысленно приказал себе не торопиться. Нужно действовать медленно и осторожно, чтобы не спугнуть Кэтлин.

Он присел на край кровати и сначала снял только рубашку и ботинки, затем придвинулся к Кэтлин и положил руки по обе стороны от ее дрожащего тела.

– Любимая, посмотри на меня, – прошептал он.

По-прежнему сжимая в пальцах край простыни, Кэтлин несмело приоткрыла глаза и встретилась с его страстным взглядом.

– Доусон, – прошептала она с дрожью в голосе, – я тебя люблю, но я… боюсь.

Он стал перебирать ее шелковистые волосы.

– Не бойся, любовь моя, это же я, твой Доусон. Тебе нечего меня бояться. Господи, как же я тебя люблю!

Он медленно наклонился и коснулся ее губ своими. Вскоре Кэтлин уже самой хотелось, чтобы поцелуи стали более глубокими, более страстными, более долгими, и она стала в нетерпении покусывать его нижнюю губу, просовывать язык ему в рот, страстно стремясь к большей близости.