Приди, полюби незнакомца (Где ты, мой незнакомец?) (др. перевод)

Выходит, это она сумасшедшая! Скорее всего, так! Если он несет чушь, отчего же все так спокойны? Внезапно содрогнувшись, она замкнулась и попыталась найти такую нишу в собственном сознании, где бы можно было отдохнуть от душевной смуты. Охваченная страхом, что сошла с ума, она задрожала. Боль в висках усилилась и стала невыносимой. Девушка извивалась от боли, обхватив голову руками и плотно зажмурив глаза, чтобы не видеть чужого и чуждого мира.

— Лирин! — Произнесенное кем-то имя глухо отозвалось в ее сознании, а в тоне послышалось нечто среднее между мольбой и приказанием. И все равно никаких воспоминаний не пробудилось, и этот оклик только усилил ее растерянность. Она никак не могла сосредоточиться, найти тот кончик, ухватившись за который, можно будет выбраться из этого смутного лабиринта неведомого и ощутить твердую почву под ногами. Для нее существовал только этот сиюминутный момент, два-три раза после того, как она очнулась, прерванный какими-то вспышками, — больше ничего. Все, что она видела и слышала, приводило ее в замешательство. Комната медленно вращалась вокруг нее. Пытаясь удержать кренящийся набок мир, она широко раскинула руки, но это не помогло, ее подхватил темный бездонный поток.

— Живо! — обернулся доктор Пейдж к Уиллабелл. — Принеси нюхательную соль, она у меня в чемоданчике. — Он жестом остановил Эштона, который двинулся было к постели. — У нее шок, Эштон. Не торопитесь.

Молодой человек остановился и печально понурился: он видел, как она страдает, но помочь ей не мог. Доктор приподнял голову девушки и поднес к ноздрям бутылочку с солью. Глаза у нее открылись, и комната явилась ей в отчетливых, ясных очертаниях. Все обрело форму и рельеф, и она увидела своего мучителя. Он до боли в суставах вцепился в спинку кровати, словно это ему было плохо. Обессиленная, она снова откинулась на подушку, не заметив даже, что с нее соскользнуло шелковое одеяло в кружевном пододеяльнике. Вся покрывшись испариной, она с наслаждением ощущала прохладу, проникавшую сквозь легкую ткань халата, но тут заметила пристальный взгляд мужчины и поняла, что скромности ее одеянию явно не хватает. Халат облепил ее влажную кожу, подчеркивая очертания фигуры. Она вспыхнула. Этот мошенник, кажется, еще и преследовать ее собирается — так и ест глазами. Натягивая одеяло, она повернула голову и спросила хриплым шепотом:

— Нельзя ли попить чего-нибудь?

— Ну, разумеется, дитя мое. — Доктор Пейдж потянулся за стаканом.

Вежливо отклонив его помощь, она сама взяла стакан дрожащей рукой и, отпивая из него маленькими глотками, вновь пристально посмотрела на мужчину у изножья кровати. Он был высок, широкоплеч, строен. Элегантная шелковая рубашка обтягивала сильную грудь, а узкие брюки подчеркивали длинные мускулистые бедра. Он был не худ и не тучен, имел фигуру настоящего атлета. Ему явно было чем гордиться.

Она возвратила стакан доктору и, решившись наконец разобраться в происходящем, робко спросила:

— А я что, с кем-нибудь здесь знакома?

У доктора Пейджа рот открылся от изумления. Взглянув на Эштона, он убедился, что человек, считающий себя мужем этой дамы, вполне разделяет его удивление. Эштон был совершенно сбит с толку. Ведь он не сомневался, что это Лирин, его возлюбленная жена. Он голову готов был дать на отсечение, что это она.

— Так ты не Лирин?

Она слегка вскинула брови и растерянно, но явно не желая, чтобы ее жалели, ответила, смущенно пожав плечами:

— Я… я, право, и сама не знаю, кто я.

Она мучилась неопределенностью и, ожидая его реакцию, боялась, что после такого ответа он примет ее за помешанную. В глазах его, как она сразу заметила, мелькнул ужас. Остальные были не менее потрясены. Тетя Дженнифер подошла к постели и мягко погладила тонкую руку девушки.

— Ну, ну, милая. Не волнуйся. Я уверена, что все встанет на свои места.

— Дженни, но ведь никто не забывает собственного имени, — проворчала Аманда. — Просто девушке нужен покой.

— Боюсь, Аманда, тут дело посерьезнее, — задумчиво сказал доктор Пейдж. — Известны случаи потери памяти. Это называется амнезией. Из того, что я читал на эту тему, ясно, что бывают случаи частичной потери памяти, когда человек забывает какой-то период своей жизни или даже просто какое-то одно событие. Но бывают и более сложные случаи, когда забывают имя, место, где жил, да вообще всю свою жизнь, и сохраняется только способность писать, читать и так далее. Известны и несколько случаев полной амнезии. Тогда люди как бы начинают существование с того момента, как очнутся. — Доктор беспомощно пожал плечами. — Должен признаться, я в растерянности. Раньше мне самому не приходилось встречаться с чем-либо подобным.

— Если вы, Франклин, в растерянности, то что говорить об этой бедной девочке, — сказала Аманда, едва сдерживаясь. Она-то считала, что, как только молодая дама очнется, сразу же все станет ясно, и опасалась лишь, чтобы это не произвело на Эштона чрезмерного впечатления.

— Слушайте, Аманда, вы же не думаете, что я знаю все, — заметил доктор.

— Не оправдывайтесь, Франклин. — Аманда укоризненно похлопала его по плечу, словно нерадивого студента. — Вам надо просто поставить диагноз и начать лечение.

— Просто? Боюсь, это будет совсем не просто, Аманда. Такое состояние может быть вызвано разными причинами. Шок. Болезнь. В данном случае все дело, скорее всего, в этом злосчастном падении, но, насколько мне известно, верных способов лечения здесь не существует.

— Но ведь это должно пройти, — с нажимом сказал Эштон.

— Весьма сожалею, Эштон, — пожал плечами доктор, — но сейчас сказать ничего нельзя. Может, через пару дней, когда она как следует отдохнет, память вернется. А может, понадобится больше времени… Не исключено также, что это необратимо. Только время покажет. Нам остается лишь ждать.

Девушка посмотрела на доктора-бородача. Все происходящее представлялось ей каким-то жутким кошмаром, из которого нет выхода.

— Вы, стало быть, считаете, что я на самом деле Лирин, только сама этого не осознаю?

— Эштон уверяет, что вы — Лирин Уингейт, — мягко произнес доктор Пейдж. — А нам сказать нечего, потому что мы никогда ее не видели.

Бросив неуверенный взгляд на Эштона, она обратилась к доктору:

— А что, этого человека зовут Эштоном?

— Он и есть Эштон, — заявила Аманда. — Уж в этом-то я уверена.

Молодая женщина повернулась к Эштону и с видимым испугом спросила:

— А вы уверены, что знаете, кто я?

— Разве человек может забыть собственную жену? — Эштон нежно посмотрел на нее своими карими глазами.

— Жена! — Само это слово потрясло ее. Она вдруг с ужасающей ясностью осознала, в какое положение ее поставила судьба. Если сказанное им — правда, это значит, что она замужем за совершенно незнакомым человеком. Дрожащей рукой она прикрыла глаза, как бы изгоняя из поля зрения самый его облик. — Но ведь я вас даже не знаю!

— Мадам, позвольте представиться. — Мягкий голос заставил ее прислушаться. Казалось, прошла целая вечность, пока его взгляд проникал в темные, потаенные глубины ее сознания. Затем он неожиданно рассмеялся и отвесил ей глубокий поклон. — Эштон Уингейт к вашим услугам, а это — он указал на двух дам, — моя бабушка Аманда Уингейт и ее сестра Дженнифер Тейт. А это, — он указал на негритянку, — наша экономка Уиллабелл. — Уже с более серьезным видом он продолжал: — Я уверен, тетя Дженни и Уиллабелл, как и бабушка, подтвердят мою личность. Они также скажут вам, что три года назад им стало известно о моей женитьбе на Лирин Сомертон.

Ее замешательство все возрастало. В том, что он говорил, заключалось некое противоречие, и она позволила себе высказать сомнение:

— Но если мы женаты три года и ваши родные живут здесь, в одном доме с вами, почему же они не узнают меня?

— Ну, это как раз понятно. Они никогда вас не видели.

Она удивленно подняла брови и задумалась, что потребовало от нее немалых усилий. Ожидая продолжения, она соображала, что за игру он затеял с ней. В конце концов, ведь он один только якобы узнал ее.