Ветер разлуки

Он все-таки вернулся в кузницу. Мсье Дежарден, получив заверения в том, что Александер ничего никому не расскажет, отнесся к заказу с должным вниманием. Разумеется, можно изготовить оправу по рисунку! Его зять служит подмастерьем у ювелира в городе Труа-Ривьер, и он, Дежарден, возьмется передать ему заказ, если только мсье английский солдат пообещает, что не станет распространяться о связях старого кузнеца с канадскими ополченцами… Послание зятю передадут индейцы, они частенько наведываются в кузню. Вот им за услугу придется заплатить. Одного фунта хватит, если, конечно, он у мсье солдата имеется… Александер согласился. Готовый медальон он получил вчера и был вполне доволен работой. Костяной овал оправили в бронзу, которая была намного красивее и прочнее олова. Конечно, безделушке далеко до изделий эдинбургских ювелиров, таких как его прадед Кеннет Данн, но и ее создатель, несомненно, был мастером своего дела.

Из-за поворота на улицу вышли трое молодых людей в толстых накидках и меховых шапках. Остановившись у дверей дома Лакруа, они постучали, и дверь сразу же распахнулась. Из дома донеслись музыка и смех. Молодые люди вошли, оббив предварительно о порог снег, налипший на башмаки и гетры, которые, по местным обычаям, изготавливались из кожи, валяной шерсти или же плотного полотна. Черт побери, зачем они явились? Судя по всему, сегодня Изабель проведет вечер в приятной компании и не станет по нему скучать. «An donas ort, Alasdair!» [144] – пробормотал он сквозь зубы. Благоразумнее будет вернуться к своим, в свой мир. Похоже, Колл прав.

В тот самый миг, когда молодой солдат, понурив голову, вышел из тени и побрел в сторону Нижнего города, занавески на одном из окон в большом доме дрогнули. Изабель прижала ладошки к покрытому морозными рисунками стеклу и стала смотреть вслед удаляющейся посреди холода и метели фигуре. Полы накидки развевались и хлопали на ветру. Солдат? Сердце девушки сжалось.

С рассвета все ее мысли были только об Александере. За день у нее не было и пары свободных минут, чтобы выйти из дома. Предстояло столько всего приготовить к празднику, что Сидонии с Перреной понадобилась ее помощь на кухне. А ведь ей так хотелось увидеться с Александером, пожелать ему счастливого нового года! Интересно, а в Шотландии празднуют Новый год? Он католик, значит, обычаи у них должны быть такие же. Чем же он может быть сейчас занят? Наверняка пирует где-то с товарищами.

Девушка машинально погладила рукой шарф у себя на шее. Мать требовала его снять. «Он не идет к твоему платью!» Но Изабель заупрямилась и заявила, что у нее болит горло. Жюстина, которая опасалась рецидива, не стала настаивать. Этот шарфик согревал Изабель сердце. Она связала его для Александера и надеялась, что подарок ему понравится. Но ей придется подождать день-два, прежде чем представится случай преподнести подарок. Она вздохнула, принимая из рук Мадлен хрустальный бокал с теплым пуншем и наслаждаясь ароматом корицы и мускатного ореха.

– Иза, идем! Тебя снова просят помузицировать. Твои прелестные пальчики делают праздник еще веселее!

– Иду!

Но сердце ее не лежало к шумному веселью. Изабель отошла от окна, села за клавесин и заиграла печальную мелодию, когда из кухни раздался пронзительный крик. Все побежали туда и обнаружили Ти-Поля в слезах. Мальчик, рыдая, указал на коронное блюдо вечера – заливного поросенка с яблоком во рту, удобно устроившегося на оловянном блюде и обложенного яблоками. Никто не счел нужным объяснить мальчику, какая участь уготована его четвероногому приятелю Блезу. Теперь Изабель стало совсем не до веселья.

Увиделись влюбленные только четыре дня спустя, да и то случайно: Изабель отправилась навестить свою невестку Франсуазу, которой нездоровилось. Спрятавшись в арке дома, они бросились друг другу в объятия. Изабель прижалась щекой к красной куртке из грубой шерстяной ткани и стояла так, вдыхая запах своего шотландца, руки которого в это время торопливо скользили по изгибам ее тела.

Прислонившись спиной к каменной стене, Изабель смежила веки и вздохнула. Придерживаться приличий становилось все труднее – руки Александера с каждым разом вели себя все более дерзко. Очнувшись от приятного забытья, девушка заставила себя оттолкнуть солдата.

– Алекс, я так рада тебя видеть! На Новый год мне хотелось вырваться из дома хоть на минутку, но не получилось.

– Зато сегодня мы вместе, и этим надо воспользоваться!

Молодой солдат потянулся, чтобы поцеловать ее, но Изабель снова отстранилась от него и сняла со своей шеи голубой шарф. Она надевала его на улицу каждый день в надежде, что встретит Александера.

– Это тебе! – тихо сказала она, повязывая шарфик ему на шею. – Я сама связала.

– Для меня? – воскликнул он, вдыхая исходивший от шарфа тонкий аромат. – Спасибо. Он очень красивый.

– И тебе в нем будет тепло.

Александер вынул из споррана маленький предмет.

– Закрой глаза. Я тоже приготовил тебе подарок.

– Правда? О, Алекс!

Он взял ее ручку и вложил в нее что-то холодное и тяжелое.

– Это все, что я смог себе позволить.

Изабель медленно открыла глаза. Сердце подпрыгнуло в груди, и она с трудом сдержала слезы.

– О! – только и смогла произнести девушка, настолько она была взволнована.

Смахнув слезинку, Изабель принялась рассматривать медальон, украшенный рисунком в кельтском стиле, который ей когда-то так понравился.

– Ты сделал его для меня?

Он поддел пальцем ее дрожащий подбородок, приподнял ей голову и заставил посмотреть на себя мокрыми от слез глазами.

– Для тебя, – выдохнул Александер.

Ради нее он был готов построить Вавилонскую башню…

– Конечно, я предпочел бы, чтобы оправа была из золота или серебра…

Она покачала головой и быстро прижала обтянутый перчаткой пальчик к его губам, заставляя умолкнуть.

– Он прекрасен и в бронзе, Алекс. Ты не мог подарить мне лучшего подарка. Я сохраню его на всю жизнь.

Произнося эти слова, Изабель почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Откуда взялось предчувствие, что это украшение станет для нее реликвией, напоминанием о запретной любви? К горлу подкатили рыдания, которые она не смогла сдержать.

– Dinna cry, Isabelle [145], – шепнул ей Александер.

Он крепко обнял девушку и стал целовать в закрытые глаза.

– Прости меня. Мне надо бы радоваться, а я вместо этого реву, как ребенок…

– Tha e ceart gu leòr… [146]

Он заглянул в изумрудные глаза, так напоминавшие ему цвет холмов в Гленко. Крапинки на радужной оболочке на ярком солнечном свету отливали золотом. Нет, никогда ему не налюбоваться этими глазами! В это мгновение во взгляде Изабель словно бы промелькнула тень, и он догадался, что тому причиной. Александер знал, что его счастье недолговечно, что придет день, и она поблагодарит его за эти встречи, за любовь и скажет, что им больше нельзя встречаться. Колл твердил ему, что этим все и закончится, с той самой минуты, когда он признался, что любит Изабель. В душе он был согласен с братом, но легче от этого не становилось. Изабель жила в мире, в который ему не было доступа, но и попросить ее снизойти к нему Александер не мог. Идиллия без будущего… Изабель это тоже понимает. Вот только он не думал, что решающий день настанет так скоро…

В тщетной попытке отвратить неизбежное он взял Изабель за плечи, притянул к себе и пылко поцеловал. Прижался к ней всем телом… Она не шевельнулась, когда его руки забрались под накидку и стали гладить затянутые корсетом талию и грудь.

– Изабель, a ghràidh mo chridhe… Я так хочу тебя, что не могу спать по ночам. Проклятье, как я хочу любить тебя…

– Алекс…

Она оттолкнула его с неожиданной силой, когда он потянул за шнурок корсажа.