Дикий цветок

Вдовствующая герцогиня приняла их в своей излюбленной гостиной, невероятно холодной и чопорной, с ее окнами с лиловыми шелковыми занавесями, голубовато-серыми стенами и потолком, покрытым искусной лепниной с мертвенными, льдистыми оттенками лимонно-желтого, голубого и лилового. По обеим сторонам серого мраморного камина высились двери, украшенные желтыми фронтонами. Джеф так не любил эту комнату, что подумал даже, не нарочно ли его мать выбрала ее.

— А, вот и вы, дети, — приветствовала их Эдит Уэстон. По-прежнему в трауре, она была в платье из плотного черного крепа, с отделкой из тусклого темного янтаря.

Дворецкий Уистлер, которому, по мнению Джефа, было лет сто, не меньше, подвел молодых людей к креслам, стоявшим напротив кресла ее светлости, у камина. Появился столик на колесах, с чаем, булочками и другими закусками к завтраку. Когда все было расставлено, слуги удалились, закрыв за собой двери.

Вдовствующая герцогиня оглядела своего сына сквозь стекла очков, висевших у нее на шее на черном шнурке.

— Джеффри, поскольку ты сам назначил нам это свидание, я не стану начинать с разговора о свадьбе. Я ценю твою воспитанность — ты пришел ко мне сам, не требуя, чтобы я ехала к тебе. Должна ли я собраться с силами и подготовиться к удару? — Она бросила на леди Клементину отчаянный взгляд. — Он никогда не приносит мне хороших известий.

— По-моему, тут чертовски жарко, а?

Он встал и подошел к окну, прежде чем мать успела предупредить его, чтобы он не ругался.

— Так вот: нет никакого смысла кружить вокруг да около, и ничего тут нельзя ни поделать, ни изменить, так что лучше я сразу выложу все, как есть.

— Конечно, — отозвалась леди Клементина.

— Если бы я думал, что это известие может разбить ваше сердце, Клементина, то непременно бы сообщил вам об этом наедине… но я знаю, вы не любите меня. — Он перевел дыхание. — Вы знаете, я хорошенько поразмыслил над помолвкой, которую затеяли наши родители, и решил, что это неверный шаг для нас обоих.

— Так я и думала! — воскликнула герцогиня. — Леди Твидстрейтен спрашивала, не было ли у Джефа какой-нибудь травмы, что он всегда и во всем действует наперекор. Может быть, это случилось, когда нянюшка отошла за своим кружевом, и ты упал со ступеньки в детской. Если бы только она была жива, я могла бы подробнее порасспросить ее о возможных последствиях!

Джеф не выдержал:

— Какая чушь, мама!

Он отошел от окна и остановился за своим стулом, глядя прямо в ее смятенные, растерянные глаза.

— Если бы вы с отцом подождали, пока я вырасту, чтобы самому принимать решения, а не устраивали за меня мою жизнь, когда я был еще в детской, мне бы не пришлось противоречить тебе теперь.

Точеное лицо Джефа было серьезным и непреклонным.

— Мы с леди Клементиной старые друзья, но мне необходимо большее, и ей, я думаю, тоже. Нет никакой причины кому-либо из нас соглашаться на этот брак, если не считать всех этих нелепых условностей и…

— Денег? — тихонько подсказала Клементина.

Эдит откашлялась и приподняла одну бровь, в точности как ее сын.

— Прекрасно сказано, моя милая Клементина. Сколько раз мы еще должны напоминать Джеффри, что браки между аристократами, как правило, связаны не столько с чувствами, сколько с такими существенно необходимыми понятиями, как продолжение старинного рода и образа жизни…

— Я не слишком заинтересован в том, чтобы увеличивать свои владения и состояние, присоединяя к ним поместья семейства Бич. Для меня важнее в жизни другие ценности, и для Клементины — тоже.

— Я знала, что твоему отцу не следовало соглашаться и отпускать тебя в это ужасное место…

— В Вайоминг, мама. Я не хочу проявить неуважение к отцу, но мне уже больше тридцати лет. И я могу поехать куда захочу.

— О-о-о-ох!

Она застонала, прикрыв глаза.

— Ты стал совсем другим, с тех пор как вернулся в Лондон. Даже твой отец забеспокоился, думая, не дали ли тебе пожевать какого-нибудь из этих заморских корешков, которые, как говорят…

Джеф расхохотался, чувствуя, как спадает с него напряжение, и присел на краешек кресла, наклонившись к ней.

— Ничего подобного. К тому же нет совершенно ничего странного в том, что я хочу сам решать за себя. Раньше я просто не особенно заботился о моем будущем, чтобы бороться за свои убеждения.

— Если возможно, ваша светлость, я бы хотела освободить Джеффри от его слова.

Клементина погладила дрожащую руку Эдит. Она была не из тех, кто готов на бескорыстные жертвы, но в памяти ее стояли глаза Консуэло и предостережение герцогини Девонширской. Ее собственное поведение вряд ли можно было назвать безупречным, и, может быть, так оно и к лучшему. Взглянув на Джефа, леди Клем сказала:

— Надеюсь, вы все-таки добьетесь, чего хотите, несмотря на все эти сплетни и шумиху в газетах.

— О чем вы говорите? — жалобно, с раздражением спросила Эдит. — Джеффри, о чем она говорит?

Он откинулся на спинку кресла и, переплетя пальцы, приготовился выдержать бурю.

— По-видимому, она намекает на существование другой дамы. Я прав, леди Клем?

— Я ведь не слепая, чтобы ничего не замечать, Джеффри. Ты совершенно переменился после поездки в Америку. — Мечтательно, с легким сожалением, она добавила: — Люди там несколько по-другому смотрят на жизнь, не так ли?

— Согласен.

Он, по возможности коротко, опуская неблаговидные подробности, рассказал о своем приезде в Вайоминг и о «покупке» половины ранчо «Саншайн».

— Когда во мне зародились чувства к Шелби, я даже не понял сначала, что это означает. Я никогда раньше не ощущал в себе столько жизни. А потом начались угрызения совести и смятение из-за того, что же теперь будет с ней и со мной — и с вами, Клементина, и с моими родителями! Я делал все, что в моих силах, стараясь снова замкнуть свое сердце. Я не был также уверен, что Шелби любит меня достаточно сильно, для того чтобы оставить свою счастливую, беспечную жизнь в Вайоминге и терпеливо выносить всю бессмысленность светской жизни.

— И все-таки она поехала за вами в Англию, правда? — заметила Клементина. — И теперь весь Лондон просто без ума от нее!