Меч и лебедь

— Нет, милорд, я сильная! — Легкая улыбка коснулась ее бледных губ. — У меня есть меховая мантия, но из-за безрассудства и тщеславия я оставила ее. Понимаете, она коричневого цвета и не гармонирует с моим нарядом.

Рэннальф разразился смехом. Он не сомневался, что Кэтрин не лгала, когда говорила, что боится. И вот, обуреваемая страхами, она думает о цвете наряда и шубы. А когда он увидел, как она миниатюрна в обширном одеянии — настоящее дитя! — то ее забавный вид окончательно растопил его суровость и он забыл, что с женщинами следует вести себя сдержанно.

— Совсем другое дело, — сказал он голосом, каким разговаривал бы со своим маленьким сыном. — Конечно, моя подходит вам гораздо меньше, чем ваша. Вы сможете ехать, сударыня, или повести вашу лошадь?

Мод была удовлетворена поворотом, который принимал разговор: все, что он говорил и делал, было замечательно, так же, как и неожиданное заверение Кэтрин, что она может ехать сама. Кэтрин и не подозревала, что это был один из способов Аделисии мучить мужа — притвориться, что она не доверяет грумам, и требовать от мужа вести лошадь под уздцы. Королева была так довольна, что хотела удалиться и предоставить их самим себе, но Рэннальф, верный своему дурному характеру, все испортил.

— Прекрасно, — ответил он. — Тогда найдите королеву и езжайте с ней. У меня есть кое-какие дела.

Кэтрин была потрясена до глубины души. Королева говорила, что у Рэннальфа дурные манеры, и она знала, что этого брака он не хотел, но не присутствовать на собственной свадьбе было верхом непочтительности. Никакое дело не может быть столь безотлагательным! Она не могла возражать, к тому же Рэннальф, заметив Мод и не дожидаясь разговора с ней, направился к своей лошади, вскочил в седло и был таков. Мод поспешила вперед, оценив любезность и понятливость Кэтрин и от всей души проклиная Рэннальфа Слиффордского.

Как она могла утешить бедняжку, ведь такое оскорбление не имело оправданий?! Все, что она могла сделать для Рэннальфа, — дать Кэтрин понять, что хотя она и наследница Соука, но ее положение в свете, так же как и удобства, целиком зависят от мужа.

Однако Рэннальф и не собирался отсутствовать.

Ему нужно было отлучиться совсем недалеко и ненадолго. Он рассчитывал перехватить женщин по пути к Тауэру, и, если бы Мод не пустила лошадь во весь опор, они бы встретились на подъезде к замку.

Собственно говоря, Рэннальф чувствовал себя героем, когда пришпорил коня и умчался сломя голову по грязной дороге, ведь он намеревался предложить жене свой дом в Лондоне. У него был дом в городе, но он не жил там многие годы и хотел узнать, пригоден ли он для жилья. Если он не развалился, то можно будет написать в Слиффорд и приказать переслать одежду, кровати, белье и прочую необходимую утварь. Они с Кэтрин могли бы жить в комфорте и уединении, что невозможно в королевском дворце, до тех пор, пока он не станет хозяином Соука.

Во время посещения он убедился, что стены и крыша на месте, а кое-какие повреждения можно легко исправить. Когда он осознал, неистово пришпоривая коня, что упустил Кэтрин, он немного разозлился, но не собственное беспримерно гнусное поведение тревожило его. Он не сомневался, что его невесте будет не до него, ведь ее, без сомнения, сейчас осыпают поздравлениями.

Поэтому Рэннальф не торопился, входя в зал.

Кэтрин не было на почетном месте. Ну ладно, нет таких правил, что она не должна вставать с места, хотя так принято. Он хотел сесть, но ведь жених и невеста принимают поздравления вдвоем.

Рэннальф поискал взглядом группу придворных, что указывало бы на присутствие невесты. Ничего подобного он не заметил и, вздохнув, стал бродить по залу, разыскивая ее. Он очень удивился, когда случайно наткнулся на Кэтрин, скромно сидящую у окна.

— Миледи, — мягко сказал он, — что вы здесь делаете? Почему вы не в большом зале?

Это оказалось последней каплей! Кэтрин, слишком хорошо воспитанная, чтобы устраивать скандал на людях, была так возмущена, что не смогла скрыть этого. Ее щеки стали пунцовыми. Она должна отомстить этому грубияну и невеже! Лучше быть убитой, чем умереть от стыда.

— Потому что, — процедила она сквозь зубы, — не нашлось никого, кто мог бы меня проводить!

Сам обладая диким нравом, Рэннальф уважал открытый отпор. Очевидно, эта женщина, которая теперь уже вовсе не походила на ребенка, могла честно выложить все, что думает. Рэннальф не понимал, почему она так сердится, но уже не мог остановиться, удивленно уставившись в пылающее лицо Кэтрин. Впервые увидев ее, он был поражен ее бледной красотой, но сейчас был по-настоящему ошеломлен ее страстным великолепием. Безумное желание прижать к себе эту женщину, которую он еще не успел научиться называть в своих мыслях женой, овладело им, чувство, далекое для него от физической потребности в женщине.

— У меня не было возможности сделать это раньше, — наконец проговорил он, словно и не было никакой размолвки. — Вот мой свадебный подарок.

Он неловко положил ей на колени небольшой мешочек и смущенно ждал, когда она его откроет. Кэтрин хотела швырнуть подарок ему в лицо, но, осознав, что вокруг люди, обуздала свой порыв. Пока она развязывала тесемку, к ней вернулись ее страхи.

Рэннальф Слиффорд не такой человек, чтобы смиренно проглотить обиду. Возможно, его безразличие означает, что он не намеревается терпеть это долго. Следует как можно скорее загладить ошибку и снова стать милой и любезной.

Наконец мешочек был развязан, и ей на колени высыпались драгоценности. У Кэтрин захватило дух, она тут же забыла свой гнев и страхи, так как очень любила красивые безделушки, а драгоценности были ее страстью.

Рэннальф, наблюдая за ней, чуть не рассмеялся.

Переход от гнева к радости обладания новой игрушкой — это так по-детски. Если она всегда так легко отвлекается, с ней будет несложно совладать.

— Благодарю вас, милорд, — прошептала Кэтрин. Она поняла, что заставило его задержаться.

— Не стоит благодарности, — ответил Рэннальф. Эти побрякушки стоили немало, но в Слиффорде их оставалось еще достаточно, чтобы такой ценой время от времени достигать взаимопонимания.

Насмешка не ускользнула от нее, и ее сердце тревожно забилось. Почему бы ему не дарить ей все самое лучшее? Когда она умрет, все опять станет его собственностью.

— Милорд! — настойчиво сказала Кэтрин.

— Чего еще вы желаете? — резко отозвался Рэннальф. Если ей этого мало, мир обойдется ему слишком дорого.

Кровь отхлынула от щек Кэтрин.

— Я только хотела попросить у вас прощения за несдержанность. Вы ни в чем не виноваты.

Рэннальф внимательно посмотрел на нее. Ну, конечно, его вины нет, он даже не понимал, что так вывело ее из себя. Но он был поражен, что женщина способна победить эмоции, более того, признать свою не правоту. Он заметил, как сильно она побледнела, и почувствовал к ней жалость. Он прекрасно знал, как тяжело признавать свои ошибки.

— Очень хорошо, — одобрительно сказал Рэннальф.

Его равнодушное поощрение чуть не вызвало у Кэтрин новый приступ ярости, но он взял ее под руку, и в это время со всех сторон посыпались запоздалые поздравления, так что ей пришлось на них отвечать. Она очаровательно улыбнулась и протянула руку молодому лорду, выделявшемуся своей благородной красотой. Роджер Херефорд поцеловал ей руку и тихо поздравил, затем повернулся к ее мужу:

— Нет нужды желать тебе счастья — ты и так счастливчик. Такая внешность и такое приданое!

— Но и тебе не пристало жаловаться на свою жену, — добродушно ответил Рэннальф. Он был гораздо более доволен Кэтрин, чем ожидал, и не собирался скрывать этого.

— Увы, моей жены здесь нет. Она родила дочь несколько недель назад и еще не выходит.

Рэннальф нахмурился. Рождение детей он считал серьезным и опасным делом.

— Мы с ней не встречались, однако у меня хорошие воспоминания о твоей жене. Надеюсь, все будет хорошо.

— О, да, а малышка уже орет, как ее мать. Благослови, Господь, их обеих. Когда я впервые взял ее на руки, она лягнула меня прямо в челюсть.