Триумф экстаза

Эмили тяжело вздохнула, поняв, что решить этот вопрос она сейчас не в состоянии. Вероятно, позже придумает, что можно сделать для благополучия девушки, а сейчас надо отдохнуть перед серьезным разговором с Дэвидом. Она закуталась в мягкое покрывало, чувствуя себя очень уставшей и какой-то опустошенной после встречи с Эдгаром Эшлендом. Ничего, скоро она окажется в Хьюстоне, в домике бабушки Розы.

Бабушка Роза! Слезы потекли по щекам Эмили, слезы вины, решила она, вины за то, что она недостаточно сильно любила бабушку и почти не оплакивала ее последние несколько недель. Эмили потребовалось много лет, чтобы смириться с гибелью родителей, а о недавно умершей Розанне она почти не вспоминала. Неожиданно всплыли слова бабушки: «Теперь ты — мой долг, Эмили». Любовь может жить после смерти, а долг?..

— Теперь я сама обязана о себе позаботиться, бабушка, для тебя я больше ничего не могу сделать, — прошептала Эмили, и на ее залитое слезами лицо опустилась черная вуаль сна.

Глава 6

15 марта 1841 года

Над ней склонилось лицо. Черные, дьявольские глаза смеялись. Сильные руки обвились вокруг нее. Губы прикоснулись к ее губам.

Она обняла его за шею, приоткрыла губы. Она погибла…

Эмили проснулась, рывком села, в страхе огляделась вокруг. Потом прерывисто вздохнула, испытывая облегчение, оттого что это был всего лишь сон. Поднесла ладонь к губам. Странно, она почти ощущала его прикосновение…

Какая наглость — вторгаться в ее сны!

Она открыла двери на веранду. Полуденный ветерок мгновенно освежил ее, принес аромат жимолости и жужжание пчел. С такой высоты открывался чудесный вид на плантацию: уходящие вдаль цветущие лужайки, хозяйственные постройки за ними, вдалеке аккуратные ряды зеленого хлопка.

Заметив, что солнце стоит уже высоко, Эмили вспомнила про ленч. Но в ридикюле не оказалось щетки для волос, а ей так необходимо было поправить прическу и переодеться. Однако ее сундук еще не подняли наверх.

Эмили как могла разгладила смятое платье и прическу и спустилась в гостиную, где нашла одного Дэвида. Он встал.

— Ты выглядишь отдохнувшей, Эмили.

— Да, я немного вздремнула. — Эмили улыбнулась, окидывая взглядом гостиную и прилегающую к ней столовую.

— Оливия называла ее желтой комнатой, — сказал Дэвид.

— Это очевидно, — рассеянно ответила Эмили.

Снова Оливия! Какую же власть имеет умершая женщина над теми, кого покинула? Очевидно, немалую, так как дом сохранился в том виде, в каком она его оставила. Как и голубая комната, желтая представляла собой этюд в одном цвете с оттенками от теплого огонька свечи до шафранного. И все же она была почему-то лишена индивидуальности.

Хватит этих лирических отступлений, побранила себя Эмили! Она должна не упустить случая и поговорить с Дэвидом!

— Дэвид, мы можем на минуту присесть?

— Конечно!

Он взял ее под руку и подвел к массивному креслу, а сам сел напротив. Их разделяло всего несколько футов, но это расстояние казалось непреодолимым. Эмили рассматривала ножку кресла в виде когтистой лапы, сжимающей шар, и вдруг сказала:

— Дэвид, кажется, мне здесь не рады.

— Ерунда, Эмили, разумеется, тебе рады. Что заставляет тебя так думать?

Эмили подняла на него глаза и прикусила губу.

— Поведение твоего дяди.

Дэвид нахмурился, сосредоточенно обдумал ее утверждение, затем мягко объяснил:

— Эмили, пусть его манеры тебя не пугают. Ты должна привыкнуть к нему, дорогая, поскольку меня часто не будет дома. — Дэвид помолчал, нервно ослабил узел шейного платка. — По правде говоря, я снова должен уехать через два дня. Дядя только что получил письмо из Галвестона: сгорел один из наших складов хлопка. Я не собирался оставлять тебя так скоро, дорогая, но мне необходимо лично уладить это дело.

— Ох нет, Дэвид, ты не можешь… с ним наедине! Нет, Дэвид! Ты должен отвезти меня домой!

— Но, Эмили, теперь твой дом здесь.

— Никто не голоден? — раздался громкий голос. — Или вы предпочитаете поесть в Хьюстоне?

Эмили обернулась и увидела Эдгара Эшленда, небрежно прислонившегося к двери в столовую и рассматривавшего их с насмешливым высокомерием. Как много он слышал? Очевидно, достаточно.

Эмили почувствовала, как в ней шевельнулось какое-то странное незнакомое чувство: первобытное, запретное желание, которому она не могла найти названия. Этот черный дьявол отталкивал ее и одновременно притягивал жутким, пугающим образом.

Дэвид вскочил и поспешно ответил:

— Разумеется, Эмили не собирается никуда ехать. — Он предложил ей руку и прибавил: — Пойдемте к столу, дорогая.

Эмили была шокирована тем, что Эвис Жеруар сидит за столом вместе с членами семьи. И еще больше была поражена предложенным пиршеством — свежие фрукты, за которыми последовало рагу из утки, горячее, острое, вместе с горой дымящегося риса.

Дэвид весело болтал с Эмили и делал комплименты экономке по поводу стряпни, тогда как его дядя не обращал ни на кого внимания, демонстративно медленно пробуя каждое блюдо. Когда Эвис подала пирог с орехами, Эдгар резко встал и все сразу замолчали.

— Прошу вас, продолжайте ваши разговоры, — насмешливо произнес он и направился к двери.

Однако он остановился за стулом Эмили и дотронулся пальцем до одного из ее медово-золотистых локонов, водопадом спускавшихся по спине.

— Хорошенькая, — лениво пробормотал он и игриво дернул за локон. — Возможно, мы тебя оставим у нас.

Оскорбленная такой фамильярностью, Эмили обернулась, но сражаться было уже не с кем — Эдгар исчез. «Как груб и безжалостен этот человек!» — с раздражением подумала она, желая найти утешение у Дэвида, но тот беззаботно рассказывал Эвис о новом сорте риса, который привез ей из Хьюстона.

Эмили сердито встала из-за стола, подошла к окну и увидела мчащегося вдаль всадника: только мелькали копыта да развевались полы его черного сюртука. Черный конь. Человек в черном.

Охваченная жуткими воспоминаниями, Эмили в гневе крикнула Дэвиду:

— Это тот же самый конь?

— Прошу прощения? — растерянно переспросил он.

Ее глаза холодно следили за исчезающим в лесу всадником.

— Тот же самый конь, — повторила она надтреснутым голосом. — Это тот же конь, с которым он был на войне? Ало… Аполлион?

— Аполлион… тот же конь… Эмили, что за странный вопрос! Откуда тебе известно, что дядя был на войне?

— Ты мне рассказывал! — резко ответила Эмили, впившись ногтями в бархатную штору.

— Вот как! Ну… нет, того Аполлиона убили у Сан-Хасин-то, вместе с Сарацином Хьюстона.

— Того Аполлиона! А этого как зовут?

— Тоже Аполлион, по-моему.

— И что означает это имя?

— По-моему, дьявол.

— Ну конечно.

Эмили вернулась к себе в комнату. Заметив на туалетном столике свою щетку для волос и флакон духов, она поняла, что ее сундук уже распакован.

Эмили открыла платяной шкаф и нашла все свои платья аккуратно развешанными. Ее внимание привлек ярко-красный атлас, и она со смехом достала кричаще безвкусное платье. А это как сюда попало?

О, она так спешила покинуть Хьюстон! Наверное, не удивилась бы, узнав, что уложила заодно и ночной горшок!

Эмили подошла к зеркалу и приложила пошлый наряд к себе. Платье, отделанное красными перьями, с глубоким вырезом и прозрачными рукавами, могло бы украсить самую дорогую проститутку Хьюстона. Но тут среди клиенток бабушки прошел слух, что у нее желтая лихорадка. Глядя на свое отражение, Эмили вспомнила слова Эдгара Эшленда: «Хорошенькая… может быть, мы оставим тебя у нас». Черт бы побрал этого человека! Нельзя терять время, нужно убедить Дэвида согласиться с ее планами, иначе она рискует остаться здесь на милость черного дьявола!

Эмили провела всю вторую половину дня то нервно шагая по комнате, то пытаясь сосредоточиться на одной из книг, привезенных из Хьюстона, и очень обрадовалась, когда ближе к вечеру служанки принесли ей ванну. Потом она надела свое самое скромное платье — белое, полотняное, с ручной вышивкой и высоким воротничком, отделанное голубой лентой и кружевом. Затем высоко подняла волосы, заколов непокорные локоны, надеясь произвести впечатление строгой, неприступной матроны. Сегодня вечером очень важно, чтобы Дэвид увидел ее сдержанность, зрелость и изящество, но еще важнее спрятать все, на что мог бы глазеть его отвратительный дядя!