Венера

Исход борьбы зависел в значительной мере от шпиона, который, проникнув в окружение герцога Букингемского, мог бы узнавать о заговорах и интригах, затеваемых этим сановным лицом вместе с сэром Томасом Клиффордом и лордами Эшли Эрлингтоном и Лодердейлом.

Эту задачу выполнял когда-то слуга Де Винтера, которого определили в дом герцога Букингемского в качестве лакея. Однако даже крупные суммы денег, вручавшиеся ему за добываемые сведения, не могли компенсировать тот страх, что испытывал он перед возможным разоблачением. В общем, слуга оказался ненадежным партнером, любая же его ошибка могла стоить членам тайного кружка жизни: ведь слежка за королевскими фаворитами чуть ли не приравнивалась к слежке за самим королем, то есть к деянию, считавшемуся государственной изменой, а она каралась смертной казнью. Кончилось все тем, что человек этот, получив солидную пенсию, удалился от дел, и им требовался теперь новый шпион. Так почему бы им не стать прекрасной юной актрисе? Той, что сумеет привлечь к себе вожделенный взгляд герцога Букингемского? Она будет допущена на все тайные совещания, и, поскольку ей и в голову не придет, что она — шпионка, опасность ее разоблачения сведется к минимуму. Если сначала дать соответствующие указания ничего не подозревающему агенту, а потом умело расспросить, он, так и не догадавшись ни о чем, сообщит им исключительно ценные сведения. Конечно, план этот достаточно сложен, но все-таки осуществим. И, кроме того, в данный момент это самое лучшее, что можно придумать.

Лорд Кинкейд взглянул на часы, висевшие на поясной цепочке. Прошло уже два часа, как он оставил будущего своего разведчика в банном заведении. Пора возвращаться. Ему не терпелось увидеть, как выглядит Полли после мытья. И он не был разочарован.

— Ты, наверное, была еще грязнее, чем я думал, — пробормотал лорд, не сводя взгляда с девушки.

Волосы ее, чистые и блестящие, приобрели более светлый, рыжеватый оттенок, а на лице, отмытом от грязи, проступила до удивления нежная кожа. Только глаза ее остались прежними, если не считать того, что светились они сейчас еще ярче, чем раньше. Представив, что таится под теперь уже безупречным платьем, Николас ощутил легкое волнение и отвернулся.

— Прошу садиться, — произнес он сухо, указывая на карету. — И знай, что мы сразу же едем назад. Я и так потерял из-за тебя целое утро!

Полли, обиженная столь бесцеремонным тоном, сердито последовала за Николасом.

— Но вы обещали, что на обратном пути мы остановимся на торговой площади, — напомнила девушка, и, подобрав юбки изящным движением, вошла в экипаж.

«Надо же! И где она могла научиться таким манерам?» — удивился Николас. Казалось, что все это было ей привычно с самого рождения.

— Хорошо, я прикажу остановиться там, а потом вы со Сьюзан пешком пройдетесь до дома.

— Но, милорд… миледи… — запинаясь, промолвила Сьюзан.

— Не волнуйся, я переговорю с твоей госпожой, — заверил ее Кинкейд и живо представил себе неприятную сцену, которая ожидает его, когда Маргарет узнает, что он позволил девушкам вот так, без дела, шататься по рынку.

Восторг Полли по случаю предстоящей прогулки был так чист и непосредствен, а детская простота производила столь милое впечатление на фоне зрелой ее красоты, что Николасу стоило немалых усилий сохранять серьезность. Подумав, что ходить по базару и не иметь возможности купить хоть что-нибудь не так уж приятно, он протянул Полли соверен.

— Нельзя назвать это состоянием, — смеясь, заметил лорд в ответ на изумленный взгляд девушки, — однако кое-какую мелочь ты все же сможешь купить.

Тут он заметил, что еще одна пара девичьих глаз смотрит на него в недоумении.

— Черт подери, почему добрые поступки вызывают всегда такое изумление? — пробормотал он.

Конечно, Николас знал ответ на этот вопрос. Никто просто так не раздает соверены служанкам. Деньги даются только за службу и, как правило, за определенный ее вид. Уж кто-кто, а леди Маргарет непременно сделает соответствующие выводы, и тогда уже ничто не заставит ее терпеть в доме продажную уличную девку.

Но выход был найден. Он вручил Сьюзан такую же монету со строгим приказом обеим девушкам вернуться к обеду. Потом, дав указание кучеру ехать в Уайтхолл, оставил их с несметным богатством в руках наслаждаться неожиданным праздником.

В Большой Галерее Уайтхолла было полно народу. Именно здесь, в этом знаменитом месте, возникали разные невероятные слухи, создавались и распадались кружки и группировки, рушились авторитеты и репутации известных людей.

Николас поискал глазами высокую стройную фигуру Де Винтера. Ричард Де Винтер, он же виконт Эндерби, давнишний приятель Ника, — они дружили еще с Вестминстера, где вместе учились, — стоял у высокого окна и смотрел на лужайку для спортивных игр. Глядя на его ленивую позу, несведущий человек не мог бы заподозрить в нем недюжинную силу и решимость, хорошо, однако, известные Николасу. На плечи его ниспадали локоны парадного парика, бриллиантовые пуговицы на обшлагах камзола сверкали в ярком солнечном свете. Под опущенными ресницами скрывался острый взгляд серых глаз.

Внезапно в толпе дам, окружавших виконта, раздался взрыв смеха. В высшем обществе прекрасно знали о злом остроумии Де Винтера. Многие, не подавая виду, побаивались его в душе. И само собой, когда дело касалось других, все с удовольствием внимали его россказням.

Николас направился к приятелю. По пути ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы поздороваться со знакомыми, обменяться новостями, перекинуться беглыми замечаниями.

В это утро король опять не вышел из своих покоев, где у него проходило совещание с герцогом Букингемским и еще двумя фаворитами — милордами Бристолем и Эшли. Его величество, не прислушиваясь к мнению и советам остальных придворных, все более отдалялся от них.

— Ник, мой дорогой друг! Как твои дела? — радостно приветствовал лорда Кинкейда Де Винтер.

— Как всегда, хорошо, Ричард, — беззаботно ответил Николас, с почтением кланяясь дамам. — Однако вчера я, кажется, немного простыл.

Де Винтер сощурил глаза.

— Мне искренне жаль. Погода была поистине скверной. К тому же ко мне нагрянули неожиданно гости, и я так и не смог выйти из дома…

— Тебе более повезло, чем мне, — заметил Кинкейд. — Было бы совсем неплохо, если бы и мне вчера кто-нибудь помешал отправиться в путь.

— Лорд Де Винтер только что поведал нам на редкость скандальную историю! — обратилась к Николасу леди в оранжевом. — Он утверждает, что во время бала у лорда Линдсея на прошлой неделе в разгар всеобщего веселья родился ребенок! Малыша завернули в носовой платок, мать так и не нашли. Ни одна леди не признала дитя, и вскоре веселье пошло своим чередом.

— Ах, вот как, — задумчиво произнес Николас. — То-то я смотрю, что леди Фосетт с недавних пор был предписан строгий постельный режим!

— Ник, ты превзошел меня! — с шутливым отчаянием воскликнул Де Винтер. — И единственное, что мне остается теперь, это с позором удалиться.

Поклонившись, он отошел, предоставив возможность приятелю развлекать дам непристойными рассказами. Но вскоре и Николас, откланявшись, покинул благодарных слушательниц и не спеша пошел вдоль Галереи, ведущей в сад.

Де Винтер уже ждал его у Королевских Ворот, в самом конце аллеи.

— Прошу принять мои искренние извинения за вчерашний вечер, — сказал он. — У тебя, как я понял, были какие-то неприятности?

— Это очень длинная история, Ричард, — ответил Николас. Пересказав приятелю по порядку все события вчерашней ночи, он ознакомил его и со своим замечательным замыслом.

— Когда ты увидишь ее, ты сам все поймешь, — заключил Ник. — Красота несравненная! Я в жизни не видел ничего подобного!

Де Винтер испытующе посмотрел на Николаса:

— И что, она в самом деле девственница? В это, прямо скажем, трудно поверить, друг мой, хотя я, конечно, полностью полагаюсь на тебя.

— Веских доказательств у меня, понятно, нет, — пожав плечами, сказал Николас. — Но я готов поручиться. Уж больно не похожа она на обычную уличную простушку.