Сопротивление (ЛП)

Доктор откинулся на спинку стула, закинув щиколотку на колено и положив локти на подлокотники кресла. Он провёл по губам средним пальцем.

— Тебя когда-нибудь подвергали гипнозу?

— Это шутка?

— В лучшем случае ты сможешь вспомнить достаточно, чтобы освободить свою боль. В худшем случае ты воссоздашь ложное воспоминание, которое будет включать в себя единорога или Джима Моррисона с его шевелюрой.

Я рассмеялась. Ничего не смогла с этим поделать. Это было самой смешной вещью из того, над чем можно было рассмеяться.

— Мне нужно сесть на диван? — я указала на длинный, неудобный диван, стоявший позади меня.

— Да, — я не сдвинулась с места. — Давай, — сказал он, вставая. — Это будет весело.

— Вы собираетесь заставить меня кудахтать как курица?

— Это просто способ расслабиться. Не больше.

Я пересекла комнату в три шага и присела на диван.

Эллиот стоял за мной:

— Ляг на спину.

Я посмотрела на него снизу, изобразив улыбку на своём лице. Я могла бы трахнуть его. Могла бы подумать об этом раньше. Внезапно я уже была готова к сексу и чувствовала чрезмерное покалывание кожи. Я ощущала его член, вкус, запах, представляла розовую плоть его головки, скользившую по шелковистой коже моего бедра, словно там ей и место. Это было так хорошо. А если кому-то и нужно было почувствовать себя хорошо, так это мне.

— Ложись, — сказал он снова голосом, настолько лишённым желания, что моя собственная потребность рухнула, — я подняла ноги и откинула голову назад. Эллиот сел рядом со мной на край дивана. — Хочу, чтобы ты вспомнила, когда в последний раз была на конюшне, хорошо? — он поднял ручку, а я заметила кутикулу у основания ногтей на его пальцах. У него не было обручального кольца. — А сейчас сосредоточься на кончике ручки, — он начал водить ручкой назад и вперёд, а я поддержала ритм его дыхания. Голос Эллиота, покрытый бархатной маской смирения, произнёс: — Я сосчитаю от пяти в обратном порядке.

Я чувствую давление на мою руку. Это Дикон. Он скользит своей рукой в мою ладонь. Этот жест наполнен подростковой простотой и способствует приливу эмоций, который я не могу сдержать. Бегу в пустой внутренний дворик. Свечи после вечеринки ещё не убрали, и их мерцающие огоньки по-прежнему пляшут, отдавая воздуху своё последнее тепло. Дикона не было неделю, он был в командировке, и теперь, после своего возвращения, он похож на запертый сундук с эмоциями, крышку которого мне было страшно открывать.

— С тобой всё хорошо? — спрашивает он, закрывая за собой стеклянную дверь.

— Всё хорошо, это просто... — я не совсем могу выразить то, что думаю, только если не злюсь или не сержусь.

Он берёт меня за талию правой рукой. Этот мужчина такой высокий и красивый. Движения его тела напоминают мне леопарда на африканской равнине.

— Расскажи мне.

— Думаю, нам не стоит продолжать видеться.

Он ухмыляется. Дикон знает, что я несерьёзно. Понимает, что я первая поднимаю болезненные темы, но первая же от них потом и сбегаю.

— Буду более чем счастлив надеть повязку на твои глаза, — он проводит губами по моей щеке. — Но мои глаза останутся открытыми. Хочу видеть, как ты будешь умолять меня.

— Я скучаю по тебе, когда ты отсутствуешь, — произношу я. — Не могу с этим мириться.

— Если бы мы жили десять лет назад, то меня бы не было по полгода.

Когда он говорит подобное, это напоминает мне о нашей разнице в возрасте. Десять лет назад мне было тринадцать лет, а ему почти тридцать. Я никогда не спрашивала его, что он находит в такой молодой девушке, как я, потому что это означало бы, что между нами есть нечто большее, чем просто не совсем обычный горячий секс.

— Дикон, мне очень жаль. Думаю, сейчас неподходящее время. Пока все не уйдут, — я отталкиваю его от себя и отворачиваюсь от полосы мерцающих огней, исчезающей в море мрака. — Мы можем поговорить позже, — я собираюсь с духом, чтобы увести его обратно к стеклянной двери.

Мне хочется сделать сотню сумасшедших вещей. Хочется схватить бутылку шампанского и выпить её залпом. Хочется встать на перила и рухнуть вниз, словно я играю в игру под названием «каньон». Хочется сесть в свою машину и врезаться в ворота. Но он делает меня лучше по сравнению с моими желаниями, именно поэтому он нужен мне. Дикон дёргает меня обратно.

— Мы поговорим сейчас.

— У тебя гости.

— Они мне не нужны. Я могу забрать тебя в студию прямо сейчас и связать как следует, — его лицо становится суровым. Дикон превращается в человека, который провёл годы, снимая ужасы центральной Африки, который просто фотографировал и уходил. Человека, удерживаемого в заложниках на корабле три месяца, пока кто-то не смог договориться о его освобождении. Человека, чьё истинное лицо скрывается под маской, но она похожа на истинное лицо. Я не могу его ослушаться. — Говори.

Он не должен угрожать мне. Нет в мире ничего сильнее, чем эта его простая команда. Я не боюсь его. Он делает меня сильной. Заставляет меня решиться.

— Я не та девушка, которая будет спрашивать, какие у нас отношения, — начинаю я. — Потому что я не дура. То, что у нас есть, это именно то, чего я хочу. У меня есть ты, находящийся большую часть времени рядом. Но если я хочу трахаться с кем-либо ещё, то просто делаю это, не задавая никаких вопросов.

— До тех пор, пока остаёшься в форме и в безопасности, котёнок.

— Дело в том, что меня начинает грызть сомнения по этому поводу.

Он кивает и смотрит вниз на наши сплетённые руки.

— Понимаю.

— Это не сделка. Мы согласились. Всё понятно и работает. Но когда ты подобрал меня сегодня… — я сжимаю губы вместе и смотрю на сверкающую линию горизонта на чёрном фоне. — Я хотела окунуться в твои объятья. Хотела отдать тебе мои тело и душу. Послать к чёрту всех остальных. Умолять тебя согласиться. Но в то же время я хотела бежать в другую сторону и принять дозу. Позвонить Эрлу, Аманде. Трахать всё, что движется. Полететь в Китай в поисках настоящего опиума.

— Я могу достать тебе его.

— Можешь, но не достанешь.

— Никогда.

— Почему мы вообще зашли так далеко?

Он смеётся про себя, а затем снова опускает глаза на мою руку.

— Ты… — он смотрит на меня. В глазах появляется блеск от свечей с одной стороны и от заходящего солнца с другой. — Я не ревнивый человек. Потому что видел слишком много. А ты… Передо мной всегда стоит выбор: быть с тобой, но владеть тобой.

— Я знаю, и…

Он обрывает меня, кладя палец на мои губы.

— Ты сделала для меня кое-что. Я всё ещё дышал, но уже был в отчаянии. И тут ты появляешься перед моим автомобилем, — он качает головой. — Ты снова вдохнула в меня жизнь. Дала мне надежду на то, что не всё на этой грёбаной планете — дерьмо. Ты позволила мне пользоваться собой ради меня. Мне было необходимо это. Ты была нужна, а теперь всё изменилось. Нас можно было бы назвать сумасшедшими, если бы мы сделали вид, что всё так же, как это было два месяца назад.

Я знаю, о чём он просит. Хочу сесть, чтобы облегчить боль в моём сердце, которая расползается по всему телу, но боюсь пошевелиться.

— Ты хочешь сделать это? — спрашиваю я.

— А ты?

Хочу ли я? По какой причине мне вообще доверять ему в том, что он будет мне предан? Что из этого, кроме него, будет для меня?

— Я не была верна никому ни разу в своей жизни. Не создана для этого.

Дикон смеётся.

— Ты создана для многих вещей, котёнок.

— Я хочу тебя, Дикон. Так сильно хочу тебя.

— Думаю, нам это и нужно.

— Я не подведу тебя, — говорю я, всецело веря его словам. Полагаю, что смогу сделать для него исключение.

— Знаю.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, его дыхание окутывает меня ароматом мяты и цветочного джина. Я таю под его губами. Моё лицо горит, и боль всего моего тела сосредотачивается лишь в груди. Это воспоминание разрывает меня на куски. Ёбаный мозг. Чёртов мозг не позволит мне поцеловать его.

Я уже на кровати в своей дурацкой квартире, бесконтрольно плачу, и мои простыни воняют засохшей спермой.