Красавец горбун

Дайярам понял, что более ни единого мига не сможет ждать. Он мечтал, о нет, он жаждал соединиться с любимой. И видел, что все ее помыслы о том же. Мастер из мастеров подошел в ложу и медленно снял черный, расшитый шелком кафтан. Тилоттама, словно завороженная, последовала его примеру. Он заключил ее в объятия и нежно поцеловал. Пальцы его ласкали ее лицо, а она улыбалась обретенному возлюбленному сияющей улыбкой.

– Ты – воистину самая прекрасная женщина в мире! – сказал он. – Я дам тебе все, что будет в моей власти, моя Тилоттама, любовь моя… Что бы ты ни попросила, тотчас же станет твоим.

– Но я хочу лишь одного, мой господин, – нежно отвечала она. Ее ласковая рука прильнула к щеке Дайярама.

Перехватив руку Тилоттамы, Дайярам запечатлел на ладони пламенный поцелуй.

– Только одно слово, любовь моя, – и желание твое исполнится! – Глаза Дайярама жгли ее. За то время, что они провели в разлуке, он понял, что лишь одна эта женщина стоит всего золота мира. То, что в давние годы было вожделением, словно по волшебству, обернулось истинной, вечной любовью…

– Подари мне ребенка, – просто сказала она.

– Ты хочешь родить мне дитя?! – Он изумился этой просьбе и пришел в неописуемый восторг.

– Ты озадачен… – улыбнулась Тилоттама. – Моя просьба разгневала тебя, прекраснейший?

– Ты любишь меня, Тилоттама? – вдруг спросил Дайярам.

Она призадумалась, а потом ответила:

– Ты спрашиваешь меня об этом? Да разве не мечтала я о тебе долгие годы? Разве не стремилась к тебе? Разве я стала бы мастером, если бы каждый миг не вспоминала тебя, наши уроки, твои слова? И подумай: разве я умоляла бы сейчас тебя подарить мне дитя?

Она смущенно улыбнулась, и черноволосая ее голова легла на его плечо. Руки его сомкнулись вокруг стана любимой. Губы прильнули к мягким волосам:

– Я люблю тебя с той самой минуты, когда ты в первый раз вошла в мою мастерскую. Помнишь, в тот день началась гроза и ты не нашла другого приюта?..

Она нежно рассмеялась:

– Тогда ты возжелал меня…

Дайярам улыбнулся.

– Это правда, – признался он. – Но я также полюбил тебя. Не так, как люблю сейчас, моя Тилоттама, но вправду полюбил…

И глаза его были правдивы. Да, он любит ее. Она прерывисто вздохнула, когда сильные руки принялись ласкать ее тело. Все остальное постепенно утрачивало свое значение…

Ладони Дайярама заскользили по ее груди.

– Твои груди словно два граната: спелые и полные сладкого сока… – прошептал он ей на ушко. Пальцы касались чувствительных сосков. – А соски у тебя словно маленькие вишенки…

Руки Тилоттамы обвили шею возлюбленного, она с радостью отдавала свое тело его нежным и требовательным ласкам. Он притянул ее к себе за тонкую талию – так крепко, как только мог. Она снова положила голову ему на плечо, а его горячие губы ласкали ее шею. Он слегка прикусил мочку миниатюрного ушка, а потом кончик его языка ощупал всю раковинку… Рука сжала грудь. Страстно изгибаясь в его объятиях и прижимаясь к нему еще крепче, она ощутила его возбуждение.

Сильные руки сомкнулись на лилейных бедрах. Деликатно высвободившись, она подвела Дайярама к просторной кушетке и нежно, но настойчиво уложила его на спину.

Сама же она опустилась на колени у ложа и принялась ласкать возлюбленного. Он прерывисто вздохнул, тая от прикосновений ее рук, слаще которых для него не было ничего в мире. Вскоре Тилоттама скользнула в его объятия. Склонившись над ним, она покрывала нежнейшими легкими поцелуями все его тело. Водопад волос накрыл Дайярама, словно шелковая занавесь – нежная эта ласка заставила его вздрогнуть. Под прикрытием этого дивного полога губы Тилоттамы сомкнулись вокруг возбужденной плоти. Она сдавила губами вершину его жезла страсти – и Дайярам вздрогнул от наслаждения. Красавица принялась сосать, пока не ощутила на языке вкус первой капли любовного сока…

Пока она безумствовала над ним, Дайярам нежно провел рукой по ее телу и опустился к самому средоточию чувственности. Пальцы проникли глубже в поисках потаенной жемчужины – и вот он уже нащупал ее… Какое-то время он поддразнивал, а когда женщина тихонечко всхлипнула, не прекращая баловать языком его меч вожделения, Дайярам ввел пальцы в ее горячие недра и принялся двигать ими, пока плоть ее не стала сочиться…

Тилоттама нежно высвободилась и оседлала любимого, вобрав в себя его возбужденную плоть одним безумно чувственным движением. Его руки легли ей на грудь. Закрыв глаза, она выгнулась, упиваясь ощущением трепетной плоти в своем теле. Некоторое время она ритмично двигалась, но потом он опрокинул ее на ложе, и снова вошел в нее…

…Как это сладко, лениво думала она, всецело отдаваясь бешеному ритму его мощных толчков. Она вся трепетала – и вот достигла вершины, потом еще раз, и еще… С криком она вонзала ногти в его плечи, скользя ладонями по его напряженной спине. Она задыхалась, ощущая, как насыщается ее жадно-ждущее лоно плодородным семенем. И наконец расслабилась – волна наслаждения захлестнула ее с головой…

А после они, счастливые, лежали навзничь, утолив на время волчий голод. Над возлюбленными, невидимая, сладко пела утренняя птица, призывая прекрасного друга, а солнце лило первые нежно-розовые лучи на их горячие тела…

Макама двадцать шестая

– Мир этому дому! Да пребудет в нем счастье и благодать! – Невысокий юноша поклонился.

– Здравствуй и ты, незнакомец! Из каких мест Аллах привел тебя к этому порогу? Какие вести принес в наш осиротевший дом?

– О Рашид, визирь далекого города Александрии у ног наместника халифа, повелителя правоверных, прислал тебе письмо, собственноручно написанное им и запечатанное. Он повелел передать его тебе и дождаться мига, когда ты дочитаешь.

– О Аллах милосердный… Но почему его не передал он с посольской почтой? Почему прислал посыльного?

– Об этом ты узнаешь сам, о благородный Рашид. Читай.

– Да будет так! Но долг гостеприимства не позволяет мне оставить тебя на пороге. Войди же в мой дом, уважаемый. И насладись прохладой и холодным шербетом хотя бы до того мига, когда я закончу чтение.

Юноша поклонился и с достоинством принял приглашение. «О всемилостивый и милосердный Аллах! Как они все-таки не похожи!..» Юный посланник знал много больше, чем рассказал визирю Рашиду. Но сейчас не время раскрывать ему все тайны. И потому он любовался садом визиря, отдыхал в прохладной курительной и наслаждался обжигающе-холодным шербетом.

Визирь же Рашид, донельзя заинтригованный появлением посланника у дверей своего дома, раскрыл письмо и окаменел, увидев строки, написанные таким знакомым почерком.

– О Аллах милосердный и всемилостивый! – пробормотал он, стараясь пересилить дрожь в пальцах.

«Да будет с тобой милость Аллаха, о мой брат! Наконец я отважился написать! Долгие годы я печалился, вспоминая миг нашей размолвки, ругал себя за то, что не поспешил остановить тебя. Но сейчас, когда небо подало мне ясный знак, я решился.

Знай же, брат мой Рашид, что наши дети, да пребудет вовеки с ними Аллах всесильный, вновь соединили нас и наши семьи, заключив прекрасный брачный союз. И сейчас не понадобилось даже медного фельса (о Аллах, как до сих пор корю я себя за тот глупый разговор!), чтобы моя дочь вышла замуж за твоего сына, умного и отважного Бедр-ад-Дина.

Произошло же это так…»

Слезы застлали Рашиду глаза. Несколько долгих мгновений понадобилось этому умудренному и суровому мужу, чтобы вновь ясно видеть мир.

«Так, значит, мальчик смог тогда добраться до Валида… Но почему же Салах пишет только сейчас, когда прошел более чем год после исчезновения Бедр-ад-Дина?» – Визирь вновь погрузился в чтение, и его брат через многие фарсахи смог ответить ему на этот вопрос.

«…Когда недалекий первый советник Темира Благородного (о, поверь, брат, я знаю, о ком отзываюсь столь резко) попытался захватить трон, твой сын ускользнул из дворца и сумел предупредить мудреца Валида, а с ним и всех тех, кто был предан царю Темиру и стране Ал-Лат. Мальчика же мудрец отослал с весьма важным посланием к моему повелителю, наместнику халифа, Исмаил-бею. Бедр-ад-Дин поручение выполнил и доставил весть от мудреца. На рассвете особо доверенные, пусть и немногочисленные, стражники веры отправились в столицу страны Ал-Лат, дабы вернуть трон его законному владельцу. Думаю, ты об этом не знаешь до сих пор, как не ведомо это и владыке, которому ты служишь. И это правильно – ибо в стране Ал-Лат еще долго обнаруживали предателей. Суд же над ними был скорым, но мудрец Валид, заботясь более всего о достоинстве царского рода, повелел предателей не казнить, а просто высылать за пределы страны, так чтобы более никогда они не оскверняли своими ногами ее троп.