Секс и деньги. Сборник романов (ЛП)

Я анализировал свои поступки и свое бездействие, размышлял, почему я ничего не делал – потому что боялся облажаться? Почему выбрал такую бесцельную специальность – потому что на более полезную профессию было сложнее учиться? Почему жил со своими подружками – потому что больше никого не интересовал? Почему по-прежнему работал на других – потому что не смог бы стать руководителем? Почему стал социалистом – потому что не мог бы выжить при капитализме?

Меня всегда волновала моя работа – все казалось мне неправильным. Как мог я писать данные моделей для «Пентхауса», или подписи к модным фотографиям из журнала «Австралийское финансовое обозрение», или даже статьи для «Гуд уикенд», когда передо мной лежал весь этот мир?

Время, проведенное в СРП, показало, что я вряд ли смог бы завоевать этот мир, скорее мне следовало направить свою энергию в другое, более мирное русло. Но я не верил в значимость мирной жизни. Как-то раз мы с Крисом сидели и выпивали, и я сказал: «Как ты знаешь, я глубоко ценю и искренне уважаю…», а он закончил эту фразу за меня: «Ничего и никого».

Тогда я еще не понимал, насколько он прав и что сказанное им совершенно очевидно – как желтое пятно соуса карри на моей белой рубашке. В Австралии я постарался больше не обсуждать свои убеждения.

Мне пришлось бросить бокс, потому что я повредил палец о голову Кона, и мне было скучно. Я стал слишком рациональным, постоянно взвешивал преимущества тех или иных своих поступков. Я проводил много времени, стараясь выдумать причину, по которой мне не следовало бы покидать свою квартиру, потому что она была такой уютной. Я стал меньше встречаться с друзьями и ждал, пока Клэр сама заедет ко мне.

У меня не было работы, кредита или жены. Я избегал любой ответственности. У меня не было даже домашнего животного (кот Капитан уехал вместе с Ди). У меня не было обязанностей, кроме как писать, чтобы прокормить себя.

Я всегда надеялся, что именно так все и окажется. А когда добился своего, захотел чего-то большего. Как обычно, я почувствовал, что должен кому-то что-то доказать, на сей раз – что смогу быть лучшим начальником, чем большинство людей, на которых я работал. Как и раньше, Ди заявила, что у меня ни черта не получится, что я не понимаю всей ответственности, которая лежит на плечах руководителя, что я о себе слишком высокого мнения и что я пиздобол.

Я решил, что стану редактором журнала, и подумывал о «Роллинг стоунз».

Глава 7,

в которой я становлюсь редактором «Ральфа», а Керри-Энн Кеннерли едва не съедает меня заживо

На фоне журналистов «Лоудид», которые играли роль радостных деревенщин, глушащих пиво литрами, Джек Маркс представал настоящим алкогением. Он одевался, пил и брился, как романтичный растрепанный журналист пятидесятых. На своих плечах он носил темный костюм, подтяжки и все проблемы этого суетного мира. После того как его выгнали из кабинета, где он жил, Джек остался бездомным и считал «Ральф» своим гостиничным номером с мини-баром и всеми удобствами. В каждом номере появлялся новый обзор алкогольных напитков, Джек относился к своей работе крайне серьезно и пропускал весь материал через себя. Когда в редакцию прислали упаковку «Лемон-Раскис», чтобы сфотографировать ее покрасивей, Джек выпил ее всю без остатка. Седдону пришлось позвонить заказчику и признаться, что нам так понравился их продукт и что мы его сразу же прикончили, о чем обещал непременно упомянуть в соответствующей статье, если только в редакцию немедленно доставят еще одну упаковку. Когда прислали добавку, Джек уже вернулся из паба и снова всю ее выпил. Он проснулся утром, ужаснулся содеянному и быстро наполнил маленькие желтые бутылочки водой.

За время издания первых семи выпусков Джека увольняли три раза – и каждый раз за пьянство.

В конце концов ему надоело, что его постоянно увольняют. Джек решил, что каждый раз его принимают на работу как известного пьяницу, следовательно, он просто выполнял свою роль, которая, между прочим, наносила вред его здоровью. В одном из первых выпусков «Ральф» воспользовался идеей «Лоудид» сфотографировать журналиста (Джека) писающим посреди пивной. Ночь перед съемкой Джек провел в вытрезвителе. Туда же он вернулся еще через неделю.

Первый номер журнала был отпечатан стапятиты-сячным тиражом. Брэд сказал, что будет рад, если продаст хотя бы половину. В действительности разошлось более шестидесяти пяти тысяч экземпляров. Коллектив ликовал, все чувствовали себя отмщенными – в особенности Седдон, который понимал, что ему не до конца доверяли (все-таки это был первый новый журнал с тех пор, как главой АПО стал Керри), но он верил, что выложился на полную.

Второй номер был продан в количестве сорока восьми тысяч экземпляров, третий – тридцати шести с половиной тысяч. Пока продажи падали, штат разрастался. Вскоре журнал переехал в большее помещение на восьмом этаже здания на Парк-стрит, где Брэд снова пригласил меня на встречу с Седдоном. Брэд хотел, чтобы я работал на «Ральф», Седдон не возражал, но и не был за, я тоже не испытывал особого энтузиазма по этому поводу. Я написал небольшую статейку под псевдонимом Абрам Ризеншнауцер. Было приятно, когда мои имя и фотография появились в «Пентхаусе», но я не хотел иметь ничего общего с «политически некорректным» журналом.

К третьему выпуску было продано всего девятнадцать страниц рекламы, а сам журнал усох со ста тридцати страниц до ста четырнадцати. В это время в Великобритании «Эф-эйч-эм» бил по продажам «Лоудид». Его владельцы купили издательство «Мейсон – Стюарт», выпускавшее австралийский «Плейбой» и явно собирались начать выпуск австралийского «Эф-эйч-эм». Все это заставило Седдона сделать свой журнал больше похожим на «Эф-эйч-эм», хотя он этого не хотел и ему пообещали, что никто не будет его принуждать. Один из номеров «Эф-эйч-эм» продавался вместе с дополнительным бесплатным журналом-приложением «Сто самых сексуальных женщин в мире по мнению наших читателей». Как и следовало ожидать, ответ АПО был слабее ровно в два раза: «Пятьдесят самых сексуальных женщин планеты по мнению «Ральфа».

Первые покупатели журнала были откровенно разочарованы, новые потенциальные потребители не интересовались им из-за сексистской репутации, которой он был обязан рекламной кампании. Поэтому Сардженту Роллинсу пришлось разрабатывать новую рекламную стратегию, которая исправила бы ошибки первой.

Главным элементом второй рекламной кампании стала картинка, на которой был изображен полицейский, читающий журнал и говорящий: «Вот это да!» Ниже была подпись: «Удивительный «Ральф». Предполагалось, что плакат должен означать: «В «Ральфе» есть нечто большее», но на самом деле он означал: «Ральф» читают только копы», что имело бы смысл в том случае, если бы в нашем обществе хоть кто-то прислушивался к мнению представителей этой профессии.

Чтобы избежать возможных разночтений, снова была созвана пресс-конференция, но и она не внесла особой ясности относительно будущего содержания журнала.

Медленное, но верное падение «Ральфа» было остановлено хорошим переплетом, который впервые появился в январе 1998 года. Первое качественное издание с главной звездой Мелиссой Белл вышло в свет тиражом в шестьдесят тысяч экземпляров, из них продали сорок три тысячи. Тим Скотт (тоже выходец из «Пикчер») стал новым заместителем главного редактора, что позволило Седдону взять пару недель отпуска. Напряжение, которое всегда существовало между ним и Ником, постепенно переросло в неприкрытую вражду. Вернувшись с каникул, Седдон вдруг понял, что он по-прежнему получат ту же зарплату, которую ему платили как главному помощнику редактора, и попросил Ника о прибавке. Тот отказал.

Тогда Седдон сказал Брэду, что намерен уйти.

– Что, уйдешь прямо сегодня? – спросил Брэд.

– А можно в пятницу? – предложил Седдон.

Так Тим Скотт стал редактором и пригласил меня на должность своего заместителя. Я ответил, что меня интересовала только должность редактора. Поразительно, но Тим был готов уступить мне свой пост.