Сборник коротких эротических рассказов

Очередная волна похоти овладела Артуром. Его мощные глубокие удары мгновенно подвели ее к пароксизму страсти: она забилась, помогая доселе ему неизвестными ухищрениями. В момент кульминации его рычание, казалось, разнеслось надо всей рекой. Обмякнув, наслаждаясь удовлетворенностью и покоем, они лежали некоторое время на дне лодки, ласковыми прикосновениями выражая друг другу признательность. Затем Артур уселся на банку, натянул брюки и взялся за весла. Пассажирка без тени смущения приводила себя в порядок на корме.

— Это был аванс, не так ли? — с легкой хрипотцой в голосе безмятежно спросила она. — Окончательный расчет на том берегу. Ты согласен?

Артур чуть не выронил весла и быстро взглянул на женщину напротив. Она не отвела глаза и он без труда убедился, что она не шутит.

— Да! — выдохнул он и яростно налег на весла, направив лодку прямиком к густым зарослям орешника на противоположном берегу.

Александрова М.

Раздень меня!

«Я без ума от тоски» — подумала она и ей впервые стало грустно и противно.

Так захотелось все изменить, сразу, сейчас. Забыть обо всем. Скрыться от всех чужих глаз. И… О, как этого было много, как одновременно мало. Всего лишь быть рядом с НИМ, сделать это возможным хотя бы на несколько часов, опять почувствовать ЕГО загорелое и сильное тело, очутиться в ЕГО объятиях. Но…

«Увы, теперь это невозможно», сказала она себе, сидя в маленьком уютном ресторанчике в небольшой гостинице города, слезы накатились на глаза и она уже не пыталась их сдерживать — бутылочка хорошего, крепкого вина дала о себе знать.

Наконец-то она смогла отбросить то, что так долго скрывалось внутри, в ней самой. Ей стало безумно одиноко. «Я снова одна — отдалось в ее душе.

Безнадежность поднялась со дна только что выпитого бокала и запульсировала по ее венам, проникла в самое сердце. Минуты казались вечностью. Легкий звон бокала совсем рядом заставил ее открыть глаза. «За тебя» — прошептал приятный мужской голос прямо у ее уха. От неожиданности она вздрогнула и это привело ее немного в себя но слезы медленно текли по ее щекам. Она почувствовала на себе его взгляд.

Медленная чувственная музыка, под которую она танцевала с НИМ во время их последней встречи. Да, прошло уже полгода, и только одна крупица ее истерзанного сердца шепнула, что что-то еще произойдет, лишь жизнь говорила обратное. После выпитого за нее бокала он долго с ней говорил, что-то рассказывал о себе, но она не слушала и не хотела слушать, какая-то часть ее еще противилась, но она сдалась. Он не заметил этого и продолжал.

Почувствовав его взгляд еще раз, она почти прокричала властным, не ее голосом:

«Раздень меня!». Пауза, которой он ответил, отнюдь не обидела ее. Вдруг, неожиданно, без слов, он подхватил ее сильными руками и понес наверх в одну из тех больших комнат, которые любили супружеские пары или любовников, останавливающиеся в этой тихой гостинице.

Свет он так и не включил. Повинуясь ей, он расстегнул ее шелковый сарафан и он медленно и бесшумно упал на пол. Как ни была она одурманена, но и он чувствовал ее страсть, тепло ее рук, проворность ее пальцев, расстегивающих его пуговицы.

Они стояли совсем рядом и тела их словно светились. Ее хрупкая и грациозная фигурка сводила его с ума. Длинные пышные каштановые волосы, чувствительная шея, упругая высокая грудь… Он чувствовал ее волнующие прикосновения и не мог больше выдержать и доли секунды еще. Ее большие и горячие губы коснулись его носа, шеи, его глаза закрылись и он лишь ощутил, как ее бесконечно нежные руки дотрагиваются до его груди, скользят по всему его телу. Она почувствовала, как он проник в нее целиком и она слилась с ним и… Ощущения каждого из них были стали совсем неземными, они были как одно неразрывное целое…. Женственность и чувственность всегда были ее природными качествами. Когда она кричала «Раздень меня»! — он знал, что это значит «Люби меня и будь моим», «Делай со мной все, что хочешь!». Ей хотелось отдаться, сразу, и этом не было требовательности, долга друг перед другом. Сейчас ей эти слова были не понятны, как впрочем и ему.

Чуть ощущаемые пряные восточные духи, запах свежего тела так дразнили его, как и красивые губы всего несколькими часами раньше, за столиком. Ее нежность словно море теплого парного молока обволакивала и поглощала его и он готов был утонуть.

Они не боялись быть нестандартными и могли делать все. Ему так нравилось, когда она не стесняясь ласкала себя. Ничего зажигательнее таких ласк для него просто не было. Она чувствовала это и дразнила его. После накопившимся одиночества они выплеснули все. Раскрыли друг друга, растворились в блаженстве. Не нужно было ничего, чтобы разжечь костер, который лишь тлел в ней, а теперь разгорелся в невероятной силой, и он не мог отойти от этого огня…

Они уснули перед самым рассветом, обнявшись. Огромное, безмерное счастье объединяло их эти несколько прошедших часов и сейчас они ни за что не хотели бы их остановить.

Первый утренний лучик пробился через листву и упал на ее глаза. «Ох, зачем я опять пила вчера. Зачем я буду жить сегодня, завтра, я всего лишь хочу остановить этот прекрасный сон» — подумала она. ТЫ, именно Ты, был в нем промелькнуло в ее голове и она чуть-чуть приоткрыла глаза. Но….

Рядом с ней, под одним покрывалом, мирно спал ОН. ОН, о котором она так долго грезила, кого не могла забыть, о ком думала, что не увидит, без которого не представляла и минуты своей жизни и он был здесь. Внезапно, она вспомнила все:

Как сидела за столиком вчера, как подсел ОН, рассказывал, что не у него не получилось с той, о которой она никогда не сможет вспомнить без содрогания.

«Господи, как она могла любить этого человека, смогла бы она забыть его?» подумала она. «Нет».

Через минуту она уже была одета и бесшумно выходила из номера, выходила, чтобы никогда не вернуться, унося с собой только вечную боль в своем сердце.

Неизвестный автор — Последнее искушение Мне нравится ходить в церковь. Раньше терпеть не могла, а теперь люблю. В воскресенье утром встаю с постели в приподнятом настроении, не нежусь, как обычно, лениво потягиваясь, а нагибаюсь, скрестив руки берусь за подол, и одним движением через голову сбрасываю ночнушку на пол, и бегом в ванную.

Пи-пи, потом душ, по быстрому, не так, как обычно, без всяких игр подмылась, освежилась и все. Расхаживая из спальни в ванную, на ходу чищу зубы, немного больше внимания прическе и косметике (совсем скромной, правда). Надеваю лифчик и трусики, кладу в них прокладку — ведь придется сидеть, а я сегодня такая возбужденная, что в любой момент потеку, как сучка. Пояс, темные, плотные чулки, блузка с длинными рукавами, длинная ниже колен юбка. Сверху шерстяная кофта и туфли на низком каблуке — ну чем не монашка?

В церкви я как примерная, скромная овечка, стыдливо, но без жеманства здороваюсь со всеми нашими знакомыми, стою потупив глазки, чуть сбоку от мужа, пока он обменивается новостями с друзьями.

— «Ах, какая у вас замечательная жена, такая молодая и такая скромная!», восхищенно шамкает старая седая церковная активистка, льстя моему мужу. Тот розовеет от самодовольства, улыбается старухе в ответ, и надувается как индюк, от самодовольства.

— «Плыви, плыви, божий одуванчик», про себя шепчу я, еще больше опуская глазки. Наконец все рассаживаются, и начинается служба. Высокий, стройный, лет так 35-ти, с густой седой (нет, скорее крашеной под седину) бородой пастор нашей «Первой пресвитерианской церкви», выходит и заводит свой обычный религиозную волынку: не убий, не укради, не возжелай жены ближнего.

В первом ряду сидит его пасторша, еще совсем не старая, но уже измученная многочисленными родами, сухая и плоская, как стиральная доска. Широкие рукава пасторской сутаны раскачиваются в такт его словам, и я погружаюсь в дремотное состояние, все еще слышу его голос, но уже издалека, и уже не понимая смысла его речей:

Днем в будни, в здании церкви почти никогда никого нет, дверь не запирается и я иногда от скуки приезжаю сюда. Церковь старая, красивая, внутри специфический церковный запах и прохлада. Всегда свежие цветы и незажженные свечи в массивных подсвечниках на столе, где стоит большой золоченый крест.