Девять снов Шахразады

– Конечно, не принца. Но, по крайней мере, джентльмена…

Продолжить девушка не успела: Анатоль рванул миниатюру, лента с треском лопнула. Маделайн тихо вскрикнула, прижала руку к пылающей ссадине на шее, а он в ярости отшвырнул портрет прочь.

Шатаясь, словно пьяный, он вошел в распахнутые настежь парадные двери и с силой захлопнул их за собой.

Маделайн ощущала полную опустошенность, и единственное, чего ей хотелось, – сжаться в комок, закрыть лицо руками и зарыдать во весь голос. Как будто в конце долгого и изнурительного путешествия она узнала, что человек, к которому она так стремилась, внезапно умер.

И она даже не могла оплакать его кончину, потому что Анатоля, являвшегося ей в мечтах, никогда не существовало. Ее губы искривила невеселая усмешка. Может быть, всему виной злая судьба? Прекрасный принц обратился в злое чудовище, поцелуй, который мог бы разрушить злые чары, достался другой, а принцесса отвергнута, и ее сердце навек разбито.

В ее возрасте давно пора перестать верить в глупые сказки. Маделайн потеряла счет времени и не знала, как долго простояла у колонны с сухими глазами и жгучей болью в сердце. Только негромкое покашливание за спиной вернуло ее к действительности. Решив, что это Роберт вернулся за ней, Маделайн обернулась, но оказалась лицом к лицу с преподобным Септимусом Мармирджем.

Они не виделись с того дня, когда в Лондоне состоялась церемония заключения брака по доверенности. Маделайн нужно было готовиться к путешествию в Корнуолл, а священник спешил вернуться к своей пастве и молодому хозяину замка, дабы доложить, что его поручение выполнено.

Маделайн сердито сжала губы. Больше всего ее бесило то, что после всего случившегося священник отнюдь не утратил своего безмятежного облика и по-прежнему походил на ангелочка. Как может человек быть таким лживым и в то же время обладать столь честными глазами? Он мял в руках свою треугольную шляпу, белоснежные волосы спутались, а щеки раскраснелись от быстрой езды. На лице застыло сокрушенное выражение.

– Маделайн, – тихо проговорил он, – я слышал, что… простите меня.

От его сочувственного тона у Маделайн перехватило дыхание. Она не могла выдавить из себя ни единого звука и только смотрела на Мармирджа полным горечи взглядом.

– Анатоль был у меня, когда ему сообщили, что видели на дороге ваши кареты. Он помчался в замок, прежде чем я успел его остановить, а моей лошадке не угнаться за его бешеным зверем. Но я всей душой желал присутствовать при вашей первой встрече.

– Неужели? Как странно! А я-то думала, что вы хотели оказаться как можно дальше отсюда.

– Значит, ваше знакомство прошло не вполне удачно?

– «Не вполне»? Это слишком мягко сказано. Да разве могло быть иначе? Скажите, зачем вы расписывали мне добродетели мистера Леджа, зачем говорили, как замечательно будет… – Она оборвала фразу на полуслове, почувствовав, что к глазам подступают жгучие слезы.

Мармирдж попытался взять ее за руку, но она отдернула ее.

– Нет! Самое ужасное, что я считала вас другом, а вы меня предали!

Старик понурился:

– Дитя мое, вы и представить себе не можете, сколь глубоко мое раскаяние. Я поступил неправильно. Мне бы следовало быть с вами более откровенным.

– Да уж!

– Но мне так хотелось заполучить вас для Анатоля. Я просто не видел другого способа.

– Кроме лжи? В ней не было необходимости, сэр. Вам стоило лишь упомянуть об условиях брачного договора, и я бы дала согласие. Вы же знали, в каких стесненных обстоятельствах находилась моя семья.

– Ах, Маделайн! – Мармирдж устремил на нее проницательный взгляд. – Ваша семья уже не раз бывала в подобных обстоятельствах. Вы вышли замуж за Анатоля Леджа отнюдь не ради денег.

То, что Мармирдж это понял, лишь усугубляло боль и разочарование. Одна слезинка все-таки скатилась по щеке Маделайн. Девушка отвернулась и сердито смахнула ее рукой.

– Как вы могли так поступить? Пробудить во мне расположение к человеку, которого не существует, поверить, что юноша, изображенный на портрете, – это Анатоль Ледж!

– Но это он и есть!

– Значит, художник был слеп! Это изображение нисколько не походит на грубияна, оскорбившего мою кузину, а потом меня.

– Боюсь, дитя мое, вы увидели лишь худшую сторону его натуры. Под этой грубой внешностью скрывается истинная сущность Анатоля Леджа. Этот портрет – отражение его души.

– Прекрасно! Но вам следовало упомянуть об этом значительно раньше. К несчастью, мне придется иметь дело не с душой, а с телом.

Маделайн невольно содрогнулась. Она была девственницей, притом ее никогда особенно не занимали проявления плотской сущности человека. Конечно, мысль о первой брачной ночи изредка мелькала у нее в голове, но она была уверена, что чувствительный и нежный жених сумеет развеять девичьи страхи. Однако перспектива оказаться запертой в спальне один на один с этим дикарем, с мужчиной, способным довести женщину до обморока одним поцелуем, вызывала в ее душе леденящий ужас.

Мармирдж мягко положил руки ей на плечи, повернул к себе.

– Мое дорогое дитя, – сказал он, – я знаю, Анатоль может показаться несколько… э-э… странным, но он никогда не причинит вреда женщине.

Маделайн скептически приподняла бровь.

– Кажется, мне не стоит об этом беспокоиться. – Она указала подбородком на закрытую дверь. – Поскольку он даже не собирается пускать меня в дом.

– Он не позволил вам войти?

– Да, ему противно на меня смотреть. – Маделайн с ненавистью к самой себе отметила, что голос ее задрожал. – А вы сказали мне, что я как раз та, что нужна Анатолю, что я единственная женщина, которую он сможет полюбить.

– Так оно и будет, моя дорогая… Когда-нибудь…

– Если и будет, то, по-видимому, не сегодня. И что я, по-вашему, должна делать, мистер Мармирдж? Стать лагерем во дворе замка? Или, может быть, вернуться в Лондон?

Лицо священника исказилось тревогой.

– О, нет! Вы этого не сделаете!

Маделайн смерила его суровым взглядом, потом с горечью вздохнула.

– Вы правы, не сделаю. Нравится мне это или нет, но я дала клятву… а мое семейство уже давно потратило вшестеро больше того, что причиталось мне по брачному договору. Вы хорошо сделали свое дело, мистер Мармирдж. Вы загнали меня в ловушку.

– У меня не было такого намерения, дитя мое. Позвольте мне поговорить с вашим мужем. Я все улажу, а вы не отчаивайтесь и не теряйте надежды. Все, что я обещал вам в Лондоне, сбудется, если вы проявите терпение. Вы с Анатолем познаете такую любовь, что…

– Ах, мистер Мармирдж, увольте! – Маделайн предостерегающе вскинула руку. – Не стоит рассказывать мне новую красивую сказку. Хотя в последнее время я вела себя довольно глупо, на самом деле я вполне разумная женщина. Я привыкла не сдаваться даже в самых тяжелых обстоятельствах. У меня, знаете ли, большой опыт.

Она гордо вскинула голову.

– А теперь прошу меня простить, я должна присмотреть за своей родственницей. Она также несколько расстроена знакомством с мистером Леджем.

Мармирдж как будто собирался сказать что-то еще, но лишь поклонился Маделайн и освободил ей дорогу. Девушка спустилась уже до середины лестницы, когда ее внимание привлекла голубая лента. Миниатюра. Она лежала вверх рисунком у каменной балюстрады, куда ее в гневе отшвырнул Анатоль.

Теперь по поверхности слоновой кости шла трещина, пересекавшая задумчивое лицо жениха Маделайн.

«Портрет его души», – с презрением подумала Маделайн, о нет, уже Шахразада. Самая грязная ложь из всего, что наговорил Мармирдж. Если у Анатоля Леджа и есть душа, то она должна быть столь же черна, сколь отвратителен его характер. Царица приподняла юбку, намереваясь перешагнуть через миниатюру, но что-то ее удержало.

Может быть… может быть, этот кусочек слоновой кости по-прежнему был ей чем-то дорог. Проклиная себя за глупость, она все же нагнулась и подняла с земли то, что осталось от ее разбившихся надежд.

– Боль, которую я испытала, услыхав слова этого варвара, до сих рвет на куски мое сердце… А руки…