Принцип удовольствия

– Давай! – грубо приказала она. – Только живее!

Он стал двигать торсом, ей показалось этого мало, и она поскакала верхом на нем галопом, сжав руками свои груди.

– Хорошо! – воскликнул Эндрю, закрывая глаза.

Надя потянулась рукой за своими трусиками и швырнула их на его блаженную физиономию.

– Чудесно! – воскликнул Эндрю, и пенис его затрепетал.

Надя взяла трусики и стала тереть ими его соски.

Головка члена раздулась внутри лона, в ней возникла пульсация. Надя положила трусы на лицо Эндрю. Он шумно втянул ноздрями воздух.

– Замечательно! Какой тонкий аромат! Какой нежный букет запахов!

– Я кладу в ящик комода, где лежит белье, пустые флаконы из-под духов, – сказала Надя, с трудом переведя дух.

– Ты великолепна! – воскликнул Эндрю и напрягся.

Она сжала стенками влагалища затрепетавший пенис, схватила рукой трусики и начала водить ими по его губам. Эндрю стал жевать шелк. Надя запихнула трусы ему в рот поглубже, словно кляп. Эндрю захрипел, задыхаясь, и, закатив глаза, затрясся в конвульсиях – и кончил. Надя облегченно вздохнула и упала на него. Они обнялись. Надя еще долго не слезала с Эндрю, он сопел и шумно дышал. По лицу его струился пот. Надя тихо рассмеялась счастливым смехом, на душе у нее стало спокойно.

Глава 8

– Прошу тебя!

Надя молчала, не желая разговаривать с ним.

– Пожалуйста, Надя! – повторил он.

Уловка не сработала, она продолжала молчать. Наконец ее прорвало, и она выпалила:

– Послушай, Джек! Я все сказала. Этого не будет!

Надя посмотрела на большой букет красных роз, доставленных посыльным спустя минуту после того, как она вернулась домой с работы. На приложенной к букету записке было написано рукой Андерсона: «Ты божественна. Твой Эндрю».

– Надя, нам нужно поговорить! – раздался в трубке голос Гамильтона. Он звонил ей уже в третий раз. Она взяла трубку по неосмотрительности, подумав, что это звонит Эндрю.

– Нам не о чем разговаривать! – воскликнула она.

– А вот и есть о чем! Ты ведь подумала, что я все подстроил, верно?

– А что, разве не так? – Ей не следовало ввязываться в спор, нужно было сразу положить трубку.

– Нет! Я же сказал тогда, что она уехала на съемки.

– Это не имеет значения. Все равно ты на ней женат, я не поддерживаю отношений с женатыми мужчинами. Зря я сразу же не прервала их!

– Все это не телефонный разговор, Надя!

– Замечательно! Я сказала, что разговаривать нам не о чем. Прощай!

– Давай встретимся в каком-нибудь баре на часок!

– Нет! Сколько раз это нужно повторять? Все кончено! И пожалуйста, не обрывай мне телефон. – Она со злостью швырнула трубку на аппарат, так, что бедняга жалобно звякнул.

Через минуту вновь раздался телефонный звонок.

– Послушай, я ведь… – схватив трубку, крикнула Надя, даже не узнав, кто звонит.

– Это Эндрю Андерсон. В чем дело?

– Ах это ты. Извини!

– Ты получила мой букет?

– Да, спасибо. Цветы очень красивые.

– Надя, я постоянно о тебе думаю. В субботу я лечу в Рим. Если хочешь, могу взять тебя с собой. Проведем вместе выходные. Вылетим вечером в пятницу, вернемся ночью в воскресенье.

– Рим – это заманчиво, – ответила Надя. Вот уж куда Гамильтон точно не дозвонится! Андерсон – приятный человек, в его обществе можно расслабиться и отдохнуть. Что же до некоторых странностей поведения в постели, то к ним она со временем привыкнет. Тем более что языком он работает профессионально, не хуже лесбиянки. Надя сладострастно улыбнулась, вспомнив свои ощущения в минуты близости с Эндрю.

– Так ты согласна? – спросил он.

– Да! – ответила она.

– Тогда я заеду за тобой в шесть. Вылет самолета в восемь.

Спустя три дня Надя подъехала на автомобиле к своему дому, намереваясь посвятить вечер сборам в дорогу. Всю неделю ей не удавалось попасть домой сразу же после работы. Во вторник ей пришлось присутствовать на приеме в посольстве США, в среду – на прощальном банкете по случаю выхода на пенсию одного из ветеранов компании «Хилл бразерс». И лишь в четверг, то есть сегодня, она оказалась свободна вечером. Надя заперла автомобиль и достала из сумочки ключи от входной двери.

– Надя! – услышала она голос Джека Гамильтона и замерла на дорожке. Он вышел из-за угла дома, где, вероятно, и поджидал ее.

– Какого черта? – воскликнула она, обернувшись, хотя в груди уже возникло сладкое томление.

– Нам нужно поговорить!

– Мне некогда болтать!

– Но я приходил сюда каждый вечер, надеясь тебя застать!

По спине Нади поползли мурашки, едва лишь он шагнул к ней. Сердце бешено заколотилось. Один только вид этого мужчины ввергал ее в смятение. Ей стало трудно дышать.

– Послушай, Джек! – воскликнула она. – Еще раз повторяю: мне не о чем с тобой разговаривать.

– Как ты можешь так говорить, Надя, после всего, что между нами произошло? Тогда скажи прямо, что все случившееся не затронуло тебя, и я тотчас же уйду.

– О чем ты говоришь?

– Черт бы тебя подрал, Надя! Не притворяйся, что ты меня не понимаешь! – в сердцах закричал Джек, так громко, что женщина, шедшая по другой стороне улицы, обернулась.

– Ты женатый человек!

– Ну и что?

– Все! Этого вполне достаточно, чтобы ничего не выяснять!

– А если я разведусь?

У Нади подкосились ноги, сердце екнуло так, что она едва не упала. Она раскрыла рот и вытаращила глаза. Гамильтон смотрел на нее в упор своими гипнотизирующими темно-карими глазами, одетый в линялые голубоватые джинсы, голубую рубашку и белую майку под ней. Его иссиня-черные волосы разметались, прядь упала на лоб. Он поправил ее своим характерным нетерпеливым жестом и сделал еще один шаг вперед.

– Стоять! – приказала Надя. – Ты не разведешься! Тебя твоя жизнь вполне устраивает. Я в этом убедилась. И не пудри мне мозги! Вы с женой – одна сатана, всем честно делитесь, даже любовницами.

– Я не подстраивал вашу встречу!

Пот выступил у Нади над верхней губой, послеполуденное солнце слепило ей глаза, в ушах возник звон.

– Как же она очутилась в мастерской? Ты оставил ей записку! – вскричала она. – Ты негодяй и сводник!

Какой-то лысый толстяк, проходивший мимо, вздрогнул при этих словах и ускорил шаг, пробормотав извинения.

– Это недоразумение, Надя! Я действительно оставил ей записку, в которой написал, что уезжаю в Манчестер по делам. Я хотел подстраховаться на случай, если она вернется домой пораньше и надумает искать меня в мастерской. – Джек стал похож на растерянного подростка.

– С меня довольно твоего вранья! – воскликнула Надя. – Оставь меня в покое! Проваливай!

Она стала отпирать ключом входную дверь.

– Надя! Это же, право, смешно! – воскликнул Джек.

Она открыла дверь, и он проскользнул мимо нее в прихожую прежде, чем она успела возразить. Затем он втащил Надю в дом, захлопнул дверь и стал ее жарко целовать, прижав к стене. Его пенис уперся ей в низ живота.

– Вон отсюда! – закричала она, стараясь его отпихнуть.

– Надя! – воскликнул он, пытаясь уклониться от ударов ее кулачков по его спине. – Ты мне нужна. И я тебе тоже! Зачем нам обманывать друг друга?

Он снова стал ее целовать, сжав ладонями щеки. Тело Нади обмякло, из последних сил она пролепетала:

– Нет! Уйди, негодяй!

– Да! Ты сама это знаешь! – Джек снова стиснул ее в объятиях.

Он умудрился просунуть язык ей в рот, и ее тело стало плавиться и обмякать, наполняясь вожделением. Надя прижалась лобком к головке пениса, топорщащейся в джинсах, и, обняв Джека за плечи, сильнее прильнула грудью к его вздымающейся мускулистой груди. В промежности у нее возникла пульсация. Их языки начали исполнять зажигательную любовную пляску. Надя вытащила у Джека из джинсов рубашку и просунула за пояс руку. Джек сладострастно засопел и замычал.

Он покрывал поцелуями ее шею и плечи, язык его был мокрым и горячим. Нащупав застежку бюстгальтера и расстегнув ее, Джек начал раздевать Надю. Она не сопротивлялась. Он едва ли не порвал на ней белую блузку, торопясь, сжал рукой грудь. Соски отвердели, Джек стал их щипать и теребить.