Пределы страсти

Красавец вел ее узким коридором, в котором пахло пылью и масляной краской.

— Скорее! — Он открыл дверь и прокричал: — У вас меньше десяти минут. Энди просит устроить действительно классное шоу. В зале будут люди с деньгами.

На мгновение Фабьен заколебалась. Сейчас она могла все объяснить. И уйти. Но промолчала. Переступила порог и увидела блондинку с пышными волосами, сидевшую перед зеркалом. Ее брови удивленно прыгнули вверх, когда Фабьен сняла и повесила пальто.

— Ну-ну. Обычно они присылают не таких. Но ты мне нравишься. В тебе чувствуется класс. В агентстве ты новенькая?

Фабьен улыбнулась, по-прежнему не понимая, что к чему.

— Да.

Но ее сердце учащенно забилось. Почему нет? Говард хотел новых впечатлений. Он их получит.

— Я Нэнси. Прихорашиваться будешь? Мне зеркало уже не нужно.

— Благодарю. Я Фабьен. — Она села перед зеркалом, подкрасила губы, напудрила нос.

Она старалась не смотреть на Нэнси, но эта высокая красавица так и притягивала взгляд. Полоска кожи, оставляя открытыми ее большие груди, сердечком соединяла высокий воротник, оттенявший лицо, с широким поясом. Вторая полоска, нырявшая в промежность, прикрывала лобок. Восхищали и мощные бедра.

Когда Нэнси подняла руки, чтобы закрепить на лице черную кожаную маску, одновременно приподнялись и большие, упругие груди. Красно-коричневые затвердевшие соски Нэнси посыпала каким-то блестящим порошком. Соски нацелились прямо на Фабьен, словно требовали, чтобы их пощупали или поцеловали.

У Фабьен екнуло сердце, когда она встретилась взглядом с отражением Нэнси в зеркале. Та понимающе улыбнулась, натянула высокие черные сапоги, начала их зашнуровывать. Фабьен улыбнулась в ответ, ее зубы стали выбивать дробь в предчувствии чего-то удивительного.

— Постарайся сохранить это выражение лица, — подала голос Нэнси. — Оно тебе очень подходит. Невинность в сочетании с многоопытностью. Им это понравится. Наша задача — показывать им что-нибудь экстравагантное. Настраивать на нужный лад. А потом последует обычный набор.

Последним штрихом ее наряда стали длинные, до локтей, перчатки.

— Готова?

Фабьен встала, повернулась к Нэнси. Ее сердце учащенно билось. Она вдруг поняла, что понятия не имеет, чего от нее ждут.

— Я буду тебе подыгрывать, — с деланной уверенностью ответила она.

— Естественно, будешь. А я с радостью тебе все объясню. — Наклонившись, она скользнула губами по губам Фабьен.

Фабьен шумно сглотнула. Кончик языка Нэнси, твердый и упругий, на мгновение проник в ее рот. Раньше целоваться с женщиной ей не доводилось, и она еще не могла сказать, нравится ей это или нет.

— С большой радостью, — добавила Нэнси, закрепив на шее Фабьен ошейник с поводком.

— Я… подожди, — запротестовала Фабьен.

— Замолчи. Нам пора.

Как только они вышли на затемненную сцену, заиграла музыка. Нэнси вскинула подбородок, расправила плечи, выпятила грудь. Лицо посуровело. Она резко дернула за поводок, едва не сбив Фабьен с ног.

Фабьен происходящее повергло в шок. Она ничего подобного не ожидала. Ее охватил страх, к которому вдруг подмешалось нарастающее возбуждение. Смесь получалась гремучая. Два прожектора осветили середину сцены. Зал же погрузился в полную темноту. Фабьен не видела, сидит ли Говард за одним из столиков. Впрочем, ее это уже и не интересовало. На первый план вышло совсем другое.

Нэнси подвела ее к большому черному кожаному креслу и стойке из кованого железа, на которой висели какие-то предметы. С потолка свисала трапеция с наручниками.

— Встань на кресло, — приказала Нэнси.

Фабьен замешкалась и тут же получила два звонких шлепка по ягодицам.

Ахнула и забралась на кресло с немалым трудом: мешало узкое шелковое платье. Нэнси приказала ей поднять руки, затянула на запястьях кожаные наручники. А потом поднимала трапецию, пока Фабьен не вытянулась в струнку, касаясь кресла лишь кончиками пальцев. Ее высокие каблуки оставили вмятины на черной коже.

Не прошло и минуты, как напряжение в руках и ногах перешло в боль.

— Пожалуйста, — прошептала Фабьен, — опусти трапецию ниже.

— Значит, тебе не нравится! — Нэнси рассмеялась и не торопясь начала закатывать подол платья Фабьен, обнажая ее стройные ноги в ажурных черных чулках, треугольник кружева на лобке, кружевной пояс, на котором держались чулки.

Фабьен едва подавила крик, когда подол платья превратился в плотный валик на талии. Нэнси развернула ее, и теперь она смотрела на задник сцены, демонстрируя аудитории свой круглый зад, разделенный полоской черной материи, которая по зазору между ягодицами ныряла в промежность.

Фабьен чувствовала, как растет напряжение в зале. Тишина оглушала. Она услышала, как кто-то чиркнул спичкой. А мгновением позже вздрогнула от еще одного шлепка.

За ним последовали второй, третий, четвертый… При каждом Фабьен дергалась, прикусывала губу, вертела бедрами, в тщетной надежде увернуться. Ей вспомнилось, как в школе для девочек, где она училась, ее вызвали в кабинет директрисы и высекли за какое-то мелкое нарушение. Вспомнилось, как она притворно всхлипывала, пытаясь скрыть тот факт, что наказание доставляет ей несказанное удовольствие.

Забытые ощущения вернулись: Нэнси шлепала ее, тем самым превратившись в суррогатную директрису. Каждый шлепок вызывал ответный импульс удовольствия в ее «киске». И когда Нэнси закончила показательную порку, Фабьен обвисла, опершись коленями в спинку кожаного кресла.

Нэнси тем временем наклонилась, ухватилась за правую лодыжку Фабьен, высоко задрала ногу, неторопливо расстегнула молнию, сняла ботиночек. Проделала то же самое со второй ногой, аккуратно поставила ботиночки у кресла.

Через нейлон чулок Фабьен чувствовала, какое мягкое и податливое кресло, совсем как человеческая кожа. Ягодицы ее тем временем горели огнем. Сочетание этих ощущений вызвало новый прилив возбуждения.

Нэнси закатывала платье все выше, сняла его совсем, для чего ей пришлось на несколько мгновений снять наручники. После этого развернула Фабьен лицом к зрителям, стянула вниз чашечки кружевного бюстгальтера и выпростала груди, которые не обвисли, а нацелились на зрителей благодаря жесткому валику бюстгальтера под нижними полукружиями.

Слова протеста застыли на губах Фабьен: она уже знала, что слушать ее Нэнси не станет. Даже мольбу пропустит мимо ушей. Пальцами, затянутыми в черные, блестящие перчатки, Нэнси погладила груди, наклонилась, чтобы пососать соски. Фабьен почувствовала, как промежность увлажнилась и полыхнула огнем. На мгновение она закрыла глаза, не в силах подавить сладострастный стон.

Теплые губы Нэнси несли с собой наслаждение. Которое только усиливалось при мысли о том, что посетители клуба не могут оторвать от них взгляда. И тут глаза Фабьен широко раскрылись: пальцами Нэнси начала пощипывать соски. А когда убрала руки, с губ Фабьен сорвался горестный вздох. Пощипывания вызывали те же приятные ощущения, что и шлепки по ягодицам.

А Нэнси уже охаживала груди Фабьен легкими ударами плети. Удары эти быстро превратили соски в твердые башенки. Каждый посылал в «киску» сладострастный импульс. Она выгибала спину, подставляя груди под плеть. Таких удивительных ощущений она не ожидала. И чувствовала, как глаза наполняются слезами благодарности.

Губы Нэнси изогнулись в довольной улыбке, в прорезях черной маски блеснули глаза. Она протянула руку и рывком сдернула из-под пояса миниатюрные трусики — клочок кружева, прикрывающий лобок.

Ухватилась за темный треугольник волос, потянула на себя с такой силой, что Фабьен едва подавила вскрик боли. Ах, как ей нравилась эта любовная игра. Мужчины в большинстве своем не могли доставить ей такое удовольствие. Где им понять все тонкости женской натуры.

Когда Фабьен выгнулась, откинув голову, Нэнси проворковала ей что-то успокаивающее и нежно погладила по щеке, дрожащим губам. Фабьен и не догадывалась о том, что плачет, пока Нэнси не поймала на подушечку пальца одинокую слезу и не отправила ее в рот. Их взгляды встретились, в голове у Фабьен словно сверкнула молния. Она затаила дыхание.