Секс и деньги. Сборник романов (ЛП)

Доктор в лучших традициях Кости Цзю сразу же принялся лупить меня по телу, пока я не заорал от боли.

– Вы сломали второе ребро, – заключил он. – Я мог бы послать вас сделать рентген, но это будет иметь чисто теоретический интерес. С этим ничего не поделать.

И он запретил мне тренироваться в течение шести недель.

«Да откуда ему знать? – рассуждал я. – Он никогда не чувствовал запаха кожи и крови, от которого раздуваются ноздри. Он никогда не стоял над телом бездыханного соперника». В этом он очень походил на меня.

Я решил обратиться к настоящему боксерскому врачу – доктору Лу Льюису, который обслуживал практически все бои в Сиднее. Льюис запретил мне тренироваться два месяца, выдал какие-то противовоспалительные таблетки, запретил волноваться и отправил домой.

Спустя несколько дней я выпил пару кружек пива (ладно, восемь) и попробовал закурить, но даже для такого увлеченного идеей заполучить рак курильщика, как я, боль была чересчур сильна. Мне пришлось вернуться в кошмарный мир без курения, где каждый громкий звук заставляет сердце стучать в бешеном ритме, каждый разговор становится заговором против тебя, а каждая женщина на автобусной остановке непременно смотрит на твою растущую лысину.

Единственным упражнением, которое я все еще мог выполнять, были приседания. Я занялся приседаниями с таким рвением, что поначалу и сам был несколько озадачен. Каждую ночь я делал по одной серии: сперва только шестьдесят, но вскоре дошел до ста, затем до ста пятидесяти, затем до трехсот. К концу второй недели я мог присесть шестьсот раз. Спустя месяц – тысячу двести сорок. Мои поясница и грудь стали двигаться отдельно друг от друга, отчего пивные кишки урчали, а пресс крепчал.

Ускоренное выздоровление требовало дополнительной стимуляции. В те редкие дни, когда мне удавалось подняться достаточно рано, чтобы совершить пробежку, я с трудом передвигал ноги. Для улучшения результатов я решил бегать с кем-нибудь вдвоем и стал заниматься в компании Кона Пэппи – соперника Брэда по последней схватке, который сказал мне, что работает персональным тренером для жирных старушек. Именно такой человек и был мне нужен.

Свой первый визит в «Виндзорские квартиры» Кон нанес, держа в руке чемодан, полный инструментов, какими нацистские доктора обмеряли еврейские черепа. Он немного потыкал ими в мое тело, после чего объявил, что у меня имеются двадцать три лишних процента жира – «пограничное ожирение».

С Коном было здорово бегать, потому что он не замолкал ни на минуту. Он фонтанировал историями разного свойства, неожиданными суждениями и боксерскими легендами. Еще он научил меня нескольким мудрым греческим пословицам, например: «Испанцы бросают дерьмо в море и потом забирают его с солью» (к сожалению, ни одна из них мне так и не пригодилась). В большинстве историй Кона он сам оказывался основным действующим лицом, местом действия чаще всего становился юго-восточный Лондон, где он начинал свою боксерскую карьеру. Это были рассказы о жестокой жизни в мире бокса, где доминировали выходцы с Востока, но Кон неизменно выходил победителем.

– Ты и я – мы не такие уж и разные, – однажды сказал он мне. Я подумал, что наверное, так оно и было: мы оба поздно начали заниматься боксом. Так же как и он, я встретил сильное сопротивление, и, быть может, однажды моя судьба так же круто переменится, стоит только мне ступить на ринг.

Но он имел в виду несколько другое:

– Мы оба лысеем.

Мы вместе бегали по утрам, тренировались на ринге в местном спортивном зале. Однажды утром Кон принес что-то вроде доспехов.

– Так ты сможешь бить меня, а мне не будет больно, – пояснил он.

Доспехи – большая ребристая клетка – защищали его от талии до груди.

– Нагнись и врежь мне апперкот, – приказал он. Я послушался и ударил его в пах.

Кон набрал побольше воздуха, отвернулся от меня и замер, как скульптура. В тот раз он установил собственный рекорд по продолжительности молчания.

Кон и Раф обходились мне в сто двадцать долларов еженедельно. С другой стороны, я здорово экономил на сигаретах и не смел даже думать о пиве вечером перед тренировкой Кона – иначе я не смог бы встать утром. Усиленные занятия приносили плоды, мои мышцы приобрели форму, поэтому, когда Раф выставил меня поработать по телу против какого-то английского парня, я чувствовал себя довольно уверенно.

– Работай прямым, Марк, – кричал Раф.

Поскольку мы были тезками, то одновременно выполнили его команду, в результате чего наши прямые встретились на середине.

Я походил вразвалочку по рингу с защитой, открытой так же широко, как дикие глаза Марка. Положив пару хромых кистевых ударов, я выдохся. Неужели мне не суждено стать хоть чуточку выносливей?

Мы сблизились и вошли в клинч. Внезапно в моей грудной клетке раздался какой-то звон, и я, распрямившись, отскочил. Так мне сломали нижнее ребро. Выздоровление после этой травмы я отметил растяжением связок кисти. Я был готов сдаться. В мои первоначальные намерения входило провести бои с несколькими великими австралийскими боксерами – Джеффом Фенечем, Джеффом Хардингом, может быть, с ветераном вроде Лайнела Роуза – и написать серию репортажей о различиях в их манере ведения боя и о том, что чувствуешь, когда они тебя бьют. После Цзю я утратил самообладание. Я понял, что почувствую, когда они будут меня бить: боль – но не ту, о которой мечтал. Я искал исцеляющего удара, способного уничтожить мою личность и превратить меня в нового человека, а вместо этого получал только удары в корпус, своей силой лишний раз напоминавшие, кем я был.

Я купил шину для руки и пошел к Филу Абрахаму, чтобы спросить, могу ли отказаться от выполнения задания. Он сказал, что не могу. Четыре статьи уже ушли в печать. Мне было просто необходимо продолжить.

Боль в руке означала, что надо существенно ограничить работу над ударом, поэтому я воспользовался моментом и стал работать над движением ног. Ответ пришел вместе с рекламной почтой: «Научитесь танцевать!»

«Танцевать, – подумал я, – как Мухаммед Али в Медисон-Сквер-Гарден».

«Танцевать, – подумал учитель танца, – как Поль Меркурио в «Танцзале». Каждый, кто ни разу не бывал в танцевальной студии, наверное, представляет толпу придурков, неумело шаркающих по полированному паркету под аккомпанемент визгливой королевы: «Медленно, медленно, быстро-быстро, медленно». На самом деле там собирается толпа придурков, неумело шаркающих по полированному паркету под аккомпанемент визгливой королевы: «Медленно, медленно, быстро-быстро, медленно».

Я пошел туда вместе с Ди, которая обожала танцевать. Для меня это была одна из тех неизбежных попыток наконец-то найти какой-нибудь общий интерес и «делать что-нибудь вместе». Несмотря на то что раньше я не мог уложить своих соперников по рингу на канаты, мне сразу же удалось раскидать всех своих партнерш по стенам. Это качество вместе со способностью замирать и бить не очень-то ценилось в мире танца. Я терял ритм, краснел, бурчал и ворчал, вальсировал с визгливой королевой и ненавидел танцы все больше и больше. Это было ужасной, потрясающей, страшнейшей ошибкой, но, по крайней мере, я был уверен, что меня здесь никто не знает. Вся эта история останется между мною и Ди. И вахтершей. Я не собирался писать об этом в журнале.

Во время одного из перерывов дружелюбный простоватый парень подошел ко мне и спросил:

– Это не ты пишешь для «Пентхауса» статьи про бокс?

Великолепно.

Кон зашел за мной в половине седьмого утра. По утрам у него бывали такие приступы вдохновения, что он не мог заснуть.

– Сегодня мы будем бороться, – сказал он.

Я удивился. В то утро меня очень многое удивляло.

Кон был чемпионом Австралии по борьбе. Мы пошли в зал и провели пару раундов. Это немного напоминало танец с партнером, который все время пытается вырваться – очень похоже на поведение женщин из танцевального класса. После пары раундов я пал. Мои плечи горели от непривычной нагрузки.

Спустя пару дней мы боролись еще раз. Кон обхватил мою талию, а я схватился за него. Он сделал движение, как будто хотел бросить меня, я забыл, что мне нельзя было сопротивляться, и ощутил то старое, знакомое чувство, когда кажется, что кожа движется в одну сторону, а грудная клетка в другую. Я почти услышал хруст.