Чертог страстей

Теперь ее облик обрел завершенность, она выглядела, как многоопытная кокотка, демонстрирующая всей своей бесстыдной внешностью открытый сексуальный вызов. Эх, если бы только у нее хватило смелости так же независимо и дерзко взглянуть на Тома Фитцджеральда в баре! Внутренний голос настойчиво уговаривал ее отбросить ложную застенчивость и, обворожив его своими женскими чарами, пробудить в нем желание овладеть ею, склонить его к дегустации ее природного нектара, раззадорить так, чтобы он не смог оторваться от ее запретного плода, быстро-быстро просовывал бы свой язычок в ее розовую сердцевину и с жадностью впивался бы ртом в сочную мякоть ее женской плоти.

Шокированная такими фантазиями, Кэтлин посмотрела на свое отражение с упреком и, взяв себя в руки, стала делать макияж и прическу. Едва лишь она закрепила волосы заколками, как в комнату без стука влетела Саския.

– Ты готова? – вскричала она. – Нас ожидает такси!

– Я уже иду! – ответила Кэтлин и, накинув на плечи цветастый платок с блестками, схватила со столика сумочку, выключила свет, вылетела в коридор и заперла дверь на ключ.

Бар, в который подруги направлялись, носил имя своей владелицы – величавой черноволосой итальянки с живыми и самоуверенными агатовыми глазами. Антония много и горячо говорила, сопровождая свои монологи энергичными жестами. Ее супруг Карло – толстый коротышка с большими залысинами на сократовском лбу – не оставался у нее в долгу и отвечал ей с не меньшим жаром. Им, очевидно, просто нравилось слушать звук собственного голоса, враждебных ноток в их беззлобных перебранках никогда не замечалось. Саския обожала слушать эту колоритную парочку и могла часами просиживать за стойкой, набираясь житейской мудрости и порой встревая в спор. Она даже запомнила несколько смачных ругательств на итальянском и взяла их на вооружение, надеясь произвести неизгладимое впечатление на своих возможных будущих кавалеров-макаронников.

Появление в баре эффектной парочки не осталось без внимания сидевших там парней, многие из них обернулись и окинули девушек оценивающим взглядом. Рядом с опытной Саскией Кэтлин чувствовала себя более-менее уверенно, а потому ничуть не смутилась и горделиво вздернула подбородок. Мысленно похвалив приятельницу за правильное поведение, Саския спросила, что она будет пить.

– Апельсиновый сок, – ответила Кэтлин, теребя концы своего платка. Мириться с этим Саския не собиралась, подружка-трезвенница в винном баре ей была не нужна.

– Будешь пить вино, как и я, – твердо произнесла она. – И сними наконец свой цыганский платок, мы не в таборе. Он абсолютно не идет к твоему миленькому платью.

Сама Саския вырядилась в этот вечер в комплект в стиле ретро-хиппи – просторную юбку цвета спелого мандарина, эластичный розовый топ, сквозь который просвечивали соски, пояс из разноцветных лоскутков замши с бахромой, держащийся едва ли не на бедрах, и босоножки с ремешками, на скошенных каблуках. Пушистое облачко ее начесанных и мелко завитых волос ниспадало ей на спину и плечи. Щедро наложенный грим придавал ее симпатичной мордашке гротескно хищное выражение, что, впрочем, соответствовало ее замыслу сразу же привлечь к себе внимание окружающих. Саския обожала богемную жизнь, отвечающую как ее либеральным воззрениям, так и свободолюбивому духу, и не скрывала своей бисексуальности, граничащей с гедонизмом. Она казалась открытой и мягкосердечной, но при этом была себе на уме и обладала завидной проницательностью. Она живо интересовалась искусством, собиралась стать дизайнером интерьера, но со свойственной ей дальновидностью овладела и компьютером. В общем, Кэтлин было чему у нее поучиться.

Как всегда, Саския появилась в баре в половине девятого, когда там уже и яблоку негде было упасть, и, удовлетворенно оглядев зал, стала протискиваться сквозь толпу танцующих к стойке. От рвущейся из мощных динамиков музыки у Кэтлин моментально заложило уши, пропитанный духами, потом и парами алкоголя спертый воздух застревал у нее в ноздрях и горле. Она начала сомневаться, что поступила мудро, позволив подруге затащить ее в этот вертеп. А когда Саския спустя минуту-другую сказала, еще раз порыскав взглядом по толпе, что Тома здесь нет, она совсем пала духом.

Кто-то ущипнул Саскию за ягодицу, она резко обернулась, едва не расплескав вино из высокого бокала, и воскликнула:

– Черт бы тебя подрал, Джерри, что за шутки?

– Не будь такой сердитой, киска! – с масленой улыбочкой промурлыкал ее знакомый толстяк, с прилипшими ко лбу редеющими рыжеватыми волосами и невыразительным лицом, усыпанным веснушками. Сокурсники недолюбливали этого наглого отпрыска одного из стальных магнатов, но терпели его общество, поскольку он всегда мог угостить. К счастью, папочка Саскии тоже был не из бедных и не скупился на деньги для ее отдыха и развлечений, не говоря уже о том, что он регулярно выделял ей кругленькую сумму на питание, одежду и прочие текущие расходы. Поэтому она могла себе позволить и нагрубить Джерри, к неумному петушку которого не питала никакой симпатии.

– Отвали, Джерри, – отчетливо произнесла она, однако это не произвело на него никакого впечатления.

Он бесцеремонно запустил свою потную лапу ей под юбку и принялся производить там манипуляции, приговаривая:

– Ты ведь меня хочешь, я чувствую это. Ты уже вся мокренькая, как сучка во время течки. Почему бы нам немного не развлечься? Я знаю тут поблизости один укромный уголок, где можно уединиться…

Но не успела она решить, влепить ли ему звонкую пощечину или же выплеснуть в его ухмыляющуюся физиономию остатки вина, как подошедший к ней высокий мускулистый парень спросил:

– Этот шут гороховый действует тебе на нервы?

Саския переступила с ноги на ногу, ощутив приятное волнение в промежности уже от одного лишь рокочущего баритона Хью О’Мары, близкого приятеля Тома, приехавшего учиться в Англию из Америки по программе взаимного обмена студентами. Ей давно уже хотелось познакомиться с ним поближе, но из-за недостатка времени перед экзаменами ее желание так и не осуществилось.

– Скажи ему, чтобы он перестал меня лапать, – пропищала она, изображая обиженную маленькую девочку.

– Ты слышал, что сказала леди, приятель? – с угрозой в голосе спросил Хью.

Толстяк презрительно усмехнулся, пожал плечами, но на всякий случай убрал руку. В его поросячьих глазках вспыхнули недобрые огоньки. В другой раз Саския не стала бы портить с ним отношения, поскольку у него имелись в колледже обширные связи среди влиятельных людей. Но теперь ей было на это наплевать: она в скором времени уезжала в Лондон, где любовник ее матери уже выхлопотал для нее тепленькое местечко на телевидении, а также подготовил несколько контрактов со звездами экрана, желающими обновить свой интерьер.

Саския не сомневалась, что она сумеет быстро освоиться в незнакомой обстановке и обзавестись солидной клиентурой. Обладая гибкой натурой хамелеона, она моментально вживалась в новую окружающую среду и становилась в ней своей. Она с поразительной легкостью имитировала любой акцент и досконально знала жаргон воров, бродяг, шарлатанов и прочих люмпенов, обитающих на улицах. Это помогало ей общаться на равных как с изгоями общества, так и с аристократами. Но с упрямым Джерри у нее вышла осечка, он прилип к ней, как пиявка, и упорно не желал уняться, пропуская все обращенные к нему увещания мимо ушей.

– Ты потрясающе смотришься в этом полупрозрачном топе, крошка, – ляпнул он очередную пошлость, – меня так и подмывает подергать тебя за соски.

На радость Саскии, к ней в этот момент подошел Том.

– Привет, Джерри! – воскликнул он, хлопнув с размаху этого наглого хряка по плечу ладонью так, что тот присел. – Как дела, Саския? Все нормально? Надеюсь, ты здесь не скучаешь?

Смекнув, что ему уже ничего тут не светит, Джерри поспешил ретироваться. Саския оживилась и наконец-то занялась делом, ради которого она сюда сегодня и пришла: стала обольщать сразу обоих симпатичных ей парней, с любым из которых она готова была с радостью улечься в койку.