Просто мы научились жить (СИ)

– Здравствуйте, Сергей Валерьевич, это Рубина. У нас, кажется, началось. Да. Нет, чистые. Да. Секунду. – Инна перевела взгляд и убрала трубку от лица. – Лиза, ты чувствуешь схватки?

– Да, – прошептала, – Больно очень.

– Сергей Валерьевич, схватки начались, но я не совсем понимаю, как определять их периодичность… Да, хорошо.

Мобильный телефон улетел в кресло, Инна схватила с тумбочки часы и присела на кровать.

– Скажи, когда отпустит, – попросила она, поглаживая Лизу по побледневшему лицу.

– Уже отпускает, кажется…

Через некоторое время Инна снова позвонила врачу и сообщила, что схватки происходят с периодичностью в шесть минут. В ответ ей велели собирать всё необходимое и спокойно подъезжать в больницу.

Никто не нервничал, не суетился. Пока Лиза управлялась в ванной, Инна оделась и собрала пакет с вещами. Позвонила Алексею. Выслушала «абонент не отвечает или временно недоступен». Нашла ключи от машины. Достала из холодильника йогурт. И – не выдержав – постучала в ванную.

– Я скоро, – раздался из-за двери приглушенный голос, – Я забыла, как надо бриться.

– То есть? – Инна не смогла сдержать улыбку.

– Целиком бриться или можно… что-то оставить?

– Думаю, голову можно не брить. А остальное – сбривай начисто.

Из-за двери послышался смешок, звук падающей бритвы и приглушенное ругательство. Инна прислонилась к стене и глубоко задышала. Даже самой себе она бы не призналась, что была рада недоступности Алексея. В этом была какая-то надежда.

Через час, после долгих сборов и периодических пауз из-за схваток, обе женщины всё-таки вышли из дома и сели в машину. Лиза скрючилась на заднем сиденье, а на Инну вновь нахлынула нервозность.

– Ты уверена, что мы всё взяли? – спросила она, выруливая на улицу Ленина. – Хотя неважно, если что – съезжу и привезу. Как ты себя чувствуешь? Это очень больно?

– Терпимо, – прошипела Лиза сквозь зубы и покрепче обхватила живот руками, – Мне немного страшно.

– Ничего, всё… хорошо будет. Только не бойся и… дыши, чтоли?

– Я и так дышу. Пытаюсь.

Ровно в двенадцать Инна припарковалась возле больницы и помогла Лизе выйти из машины. Она чувствовала, что жизнь разделилась на маленькие пятиминутные отрезки: минута, еще пара, еще – и пауза, во время которой Лиза сжималась от боли, а Инна осторожно гладила её живот.

Они почти прошли по уже тающему снегу и поднялись по ступенькам к центральному входу.

Палата, в которую поместили Лизу, оказалась одноместной, светлой и очень уютной. Инна помогла её переодеться в халат и осторожно устроила на кровати.

Схватки продолжались и усиливались – пока будущая мама стонала и пыталась делать правильные вдохи, Инна меняла под ней полотенца – воды продолжали сочиться и грозили испачкать постельное белье.

Обе женщины сосредоточились на процессе и не думали ни о чем, кроме будущего ребенка. Возникало ощущение, словно они делают это не в первый раз: никаких лишних движений, никаких лишних разговоров – спокойствие и слаженность действий.

В перерывах между схватками Инна заставляла Лизу пить воду: много, очень много. И есть йогурты.

Незаметно наступило утро. Врач периодически заходил в палату, чтобы проверить раскрытие. Инна вежливо отворачивалась, но Лизину руку не отпускала.

Боль нарастала. Лиза почти кричала, а тут еще малыш принялся толкаться внутри, словно напоминая, что время настало и ему пора появиться на свет.

– Потерпи, потерпи немного, – шептала Инна, массируя через халат Лизину поясницу, – Даша уже почти здесь, еще немножко – и всё. У тебя будет доченька.

– Я… Терплю! – натужно всхлипывала Лиза. Говорить становилось всё труднее и труднее.

С Инниной помощью она перемещалась в кресло, от кресла – в туалет, и снова в кровать. Через трубочку пила воду из бутылки и снова скручивалась в пронзительной боли.

Так прошел еще час. Во время очередной схватки, в палату вошел врач – хорошо знакомый полноватый симпатичный мужчина.

– Раскрытие девять сантиметров, – сказал он после осмотра и улыбнулся Лизе, – Ну что, голубушка, будем рожать?

– Будем! – выкрикнула Лиза сквозь слезы. Она чувствовала, что схватки сливаются в одну, и не было сил терпеть эту дикую боль.

– Главное не тужьтесь, – посоветовал Сергей Валерьевич и посмотрел на Инну, – Вы хотите присутствовать?

– А можно? – растерялась Инна. – Я не… Мы не договаривались…

– Вашу мать, да когда же! – снова закричала Лиза, выгибаясь на кровати.

– Я буду, – решилась, – Куда идти?

Родовая. Впоследствии ни Инна, ни Лиза так и не смогли вспомнить, как она выглядела. В памяти остались только стоны, крики, сжатые в кулаки ладони и дикая, невыносимая боль, которая начиналась между Лизиных ног и заканчивалась в Иннином сердце.

– Тужьтесь, тужьтесь, – командовал врач.

– Держите её ногу, – руководила акушерка.

Потуга. Еще одна. Еще раз. Еще. О дыхании уже думать невозможно – всё тело наполняет ужасная, дикая боль.

– Еще! Давай еще! Сильнее! Дыши!

Три крика слились в один. Лиза откинулась назад, а через несколько секунд на её грудь опустили маленький, синюшный комочек плоти. Шевелящийся и натужно кричащий.

– О Господи, – прошептала где-то в стороне Инна, – Боже мой…

Лиза успела только мимолетно коснуться маленькой детской ножки, как ребенка тут же забрали. Обтерли пеленкой, осмотрели со всех сторон. И протянули Инне некое подобие ножниц.

– Что? – недоумевающее спросила она, и почувствовала, как Лиза сжимает её ладонь.

– Перережь её, – прошептала, – Просто перережь. Пожалуйста…

Задыхаясь и тщетно пытаясь успокоить трясущиеся руки, Инна взяла ножницы и перерезала пуповину там, где ей показали.

Дальше все события слились в одну сплошную бесконечную череду: Лиза плакала, Инна следила за взвешиванием ребенка и уже уверенно взяла его на руки.

Затем – зашивание, снова крики и сумасшедшая боль.

Позже – снова палата, уютная кровать, и – первое кормление.

Только теперь и только здесь Лиза смогла, наконец, рассмотреть собственного ребенка.

– Дашенька… – прошептала она, вынимая грудь из выреза халата и подставляя её под маленькие губы ребенка. – Дашенька…

Акушерка, стоящая тут же, улыбнулась, когда девочка сама обхватила губами сосок. Её помощь больше не требовалась.

Инна присела на край кровати и во все глаза смотрела, как ребенок ест.

– Это… Невероятно… – выдохнула она, не в силах оторвать взгляд. – Я никогда не думала, что это настолько… невероятно.

Лиза подняла глаза. Её лицо напоминало в этот момент греческую маску – заострившееся, напряженное. Она осторожно погладила дочку по голове и протянула руку. Инна сжала её ладонь своими и притихла в ожидании.

– Наклонись ко мне, – прошептала Лиза.

Ладони стали вдруг влажными. Сердце заколотилось, как никогда ранее. Инна шумно вдохнула и нагнулась вперед. Её лицо оказалось настолько близко к Лизиному, что можно было почувствовать на щеке горячее дыхание.

Поцелуй меня. Даже если захочешь потом выгнать навсегда. Даже если я тебе не нужна больше. Поцелуй меня. Просто поцелуй. Я сохраню это в памяти на всю оставшуюся жизнь. Поцелуй меня… Пускай хоть что-то останется во мне от тебя…

– Я никуда тебя не отпущу, – прошептала Лиза в приоткрытые губы Инны, – Никуда и никогда. Я не знаю, что будет дальше, и не могу тебе ничего обещать. Но я хочу, чтобы ты осталась.

И она действительно осталась. Да так, что через три дня стало непонятно, как они вообще собирались жить друг без друга.

Тяжело было. Без Инниной помощи Лиза даже до туалета не могла добраться: болел шов, кружилась голова, слабели ноги. Ночами она иногда просыпалась от боли внизу живота и Инна прикладывала холодные компрессы, успокаивала, усыпляла пением тихих песенок и нежно гладила по голове.

Днем – между кормлениями – они разговаривали. Обо всем на свете, избегая только одной темы: будущего. И удивлялись сами себе: как же так? Ведь уже всё ясно. Ведь признания прозвучали, и дальнейшие события во многом стали предопределены, но…