Пределы страсти

— Моя сестра недавно родила. Я знаю, какие боли испытывает женщина, когда ее груди полны молока, а ребенок не хочет есть.

Добродушный голос, тревога, отражавшаяся на лице, убедили Джоанну, что юноша действительно хочет помочь. И тут же боль с такой силой прострелила один из сосков, что кормилица едва подавила вскрик. Нет, этот юноша не мог причинить ей зла, решила она и, опустив глаза, кивнула. Румянец медленно расползся по ее щекам. Она не смогла заставить себя объяснить ему, что надо сделать, чтобы облегчить ее боль.

Но молодой человек уже шагнул к ней, опустился на колени. Дрожащими пальцами Джоанна приподняла одну из грудей. На белоснежной коже выделялись синие вены, темный сосок, налитый молоком, стоял торчком.

Юноша потянулся к нему.

— Какая прелесть, — пробормотал он, потом открыл рот.

Джоанна положила сосок ему на язык, и он сомкнул губы.

Осторожно начал его посасывать, но давление, распирающее грудь Джоанны, не уменьшалось. Через минуту-другую она дернулась. Молодой человек отпустил сосок, вопросительно посмотрел на кормилицу.

— Что такое? Я что-то делаю не так? — По голосу чувствовалось, что он очень хочет помочь.

Джоанна улыбнулась, очарованная его застенчивостью.

— Я вижу, ты уже давно не сосал грудь. Наверное, с самого детства. Похоже, придется тебя учить. — Практическая сторона взяла верх. — Как тебя зовут?

— Хеймиш. Хеймиш Сэйер.

— А я — Джоанна. Давай-ка устроимся поудобнее, Хеймиш. И я объясню тебе, что надо делать.

Хеймиш снял куртку из грубого твида, оставшись в полосатой рубашке. Чистенькой, выглаженной, но потертой на воротнике. От его сильного молодого тела на Джоанну словно пахнуло цветами бузины. Она села на пол.

— Значит, так. Ложись рядом со мной. Сюда. Возьми в рот весь сосок, а не его кончик. Языком придавливай его к нёбу. И соси сильнее. Нежность тут ни к чему.

Хеймиш в точности выполнил ее указания, на мгновение выпустил сосок изо рта, вскинул глаза на Джоанну.

— Так?

Джоанна почувствовала покалывание, указывающее на то, что молоко вот-вот потечет.

— Да. У тебя получается. Продолжай в том же духе.

Джоанна закрыла глаза, как только грудь начала освобождаться от молока. Освоив технику, Хеймиш жадно сосал, с видимым наслаждением проглатывая содержимое. Вторая грудь дожидалась своей очереди, роняя на живот Джоанны редкие капли. Кормилицу это раздражало и она повернулась, чтобы взять тряпочку и остановить эту капель.

Но в горле у Хеймиша что-то булькнуло, он поднял руку, начал нежно поглаживать второй сосок, и молоко потекло по его пальцам. Ему это, похоже, нравилось. Джоанна расслабилась, удовлетворенно вздохнула. Тишину нарушало лишь чмоканье Хеймиша.

В какой-то момент он перестал сосать, посмотрел на Джоанну и улыбнулся. Тоненькая струйка голубоватого молока стекала из уголка рта. Совсем как младенец, подумала Джоанна и ладонью вытерла молоко.

— Нравится? — игриво спросила она.

— Такое теплое и сладкое. Я даже не ожидал.

Вскорости Хеймиш опорожнил одну грудь и, пристроившись с другой стороны, принялся за вторую. То ли от жары, то ли от облегчения Джоанна задремала, откинув голову назад. Теплые губы Хеймиша, не знающие устали, также вгоняли ее в сон. А Хеймиш, посасывая одну грудь, рукой тискал вторую, теперь мягкую и податливую.

Почтовая карета медленно тащилась по каменистой дороге, наполненная запахами молока и разгоряченных человеческих тел. Проснуться Джоанну заставили новые ощущения. Одна из грудей посылала по всему телу импульсы наслаждения. Хеймиш высосал все молоко и теперь лизал и покусывал сосок.

Джоанна улыбнулась, вольности Хеймиша нисколько ее не смущали. Действительно, он вел себя как ребенок, хотя давно уже стал взрослым: наевшись, малыши всегда любили немного поиграть. Если ему хотелось потискать ее сосок, она ничего не имела против. И вновь закрыла глаза.

«У него красивый рот, — думала она. — И лицо приятное, пусть и грубоватое». Хеймиш тем временем продолжал покусывать то один, то другой сосок, двумя руками приподнимал заметно уменьшившиеся в размерах груди, сводил их и разводил. И внизу живота Джоанны начал разгораться пожар.

А тут еще Хеймиш, набрав молока полный рот, раскрыл его, и белая струйка потекла между грудей под шнурки лифа. Хеймиш наклонился, начал слизывать молоко, потом недовольно хмыкнул.

— Я не достаю. Мешают шнурки, — с невинным видом сказал он. — Может, распустишь их?

Когда Джоанна выполняла его просьбу, дыхание ее участилось. Но почему нет? Он помог ей, и за это она была ему очень благодарна. А кроме того, прикосновения его рта к коже вызывали такие приятные ощущения.

— Вот, теперь они тебе не помешают.

Хеймиш тут же принялся вылизывать открывшиеся участки живота. На коже остались красные следы от косточек корсета. Хеймиш прошелся по ним кончиком языка. От этих прикосновений Джоанну охватила истома. Они успокаивали и возбуждали. Она уже и припомнить не могла, когда ласки мужчины доставляли ей такое удовольствие.

— Ты могла бы снять юбки, — заметил Хеймиш. — Без них тебе будет прохладнее.

Джоанна не колебалась ни секунды.

— Тогда помоги мне. Юбки у меня тяжелые.

Хеймиш расстегнул застежку на поясе, потом развязал шнурок, удерживающий нижние юбки. Когда он стягивал их, Джоанна приподняла бедра. Панталон она не носила, так что осталась в чем мать родила. Ей бы, конечно, хотелось предстать перед молодым человеком красавицей. Но живот у нее отвисал, форма бедер тоже оставляла желать лучшего, однако Хеймиш и так смотрел на нее во все глаза.

— Господи. О Господи. — Он провел рукой по белоснежной коже бедер, добрался до островка волос. — Джоанна, ты такая красивая.

Искреннее восхищение в его голосе тронуло ее. Неужели он еще девственник?

— У тебя никогда не было женщины, Хеймиш? — мягко спросила она.

Он поник головой, не решаясь посмотреть на нее. А когда заговорил, голос его переполняло желание.

— Никогда. Но я так тебя хочу. Ты покажешь мне, как это делается?

Вихрь эмоций захлестнул Джоанну. В том, что должно было произойти, она не видела ничего предосудительного. Она тоже его хотела, все ее тело жаждало мужчину. И потом, должна же она с ним как-то расплатиться… денег-то все равно у нее не было. «Не остается ничего другого, как расплатиться натурой», — с улыбкой подумала она.

Пригнув его к себе, Джоанна прошлась рукой по щеке, подбородку с жесткой щетиной, заглянула в глаза, потом крепко поцеловала. От прикосновения ее губ Хеймиш страстно застонал. И стон этот невероятно возбудил Джоанну.

Протянув руку к ширинке его кожаных бриджей, она расстегнула пуговицы, достала крепкий молодой член. Учащенное дыхание Хеймиша подсказало ей, что он может кончить, не добравшись до главного.

— Ложись, Хеймиш, — попросила она. — Торопиться не надо. Так будет лучше нам обоим. Это я тебе обещаю.

Когда ее поцелуи и ласки немного успокоили его, она развела бедра и велела ему лечь между ними. Он подчинился, довольный тем, что у него есть наставница. Их окутал густой запах ее мускуса.

— Так пахнут все женщины? — удивленно спросил Хеймиш.

Она кивнула.

— Тебя он пугает, отталкивает? Запах этот нравится далеко не всем мужчинам.

— Нет. Это прекрасный запах. Как у земли и свежего хлеба. Я никогда не видел вблизи женскую… штучку… Могу я?.. Ты позволишь?

— Да, — ответила Джоанна. — Смотри сколько хочешь. Делай что хочешь.

Хеймиш осторожно развел половые губы, присмотрелся. Джоанна едва не выгнула спину, когда он начал нежно поглаживать то, что находилось между ними. Хеймиш, похоже, и не понимал, что доставляет ей удовольствие, проводя толстыми пальцами по нежно-розовой плоти. Его невинность только обостряла ее ощущения.

А когда он наклонился, чтобы приникнуть ртом к ее интимному местечку, Джоанна подумала, что он, должно быть, не видит в этом ничего противоестественного. Многим из ее любовников мысль об этом не пришла бы в голову, а другие посчитали бы, что подобное действо унижает их. Она же учащенно задышала и едва не вскрикнула, когда его язык и губы начали сосать ее «дырочку» точно так же, как недавно сосали сосок.