Секс и деньги. Сборник романов (ЛП)

В английским языке слово

love

, благодаря христианской доктрине, впервые употребляется для обозначения отношений между двумя людьми, в отличие от отношений между индивидуумом и вещью. Со временем это слово стало использоваться как перевод латинского

amare

в значении «доброжелательные отношения между людьми».

В результате и вследствие этого в эпоху рыцарства, когда христианство уже добилось устойчивого положения и секс за пределами супружества стал считаться грехом, слово

love

стало употребляться в качестве эвфемизма секса. Писатель мог упоминать о «любви» между неженатым мужчиной и незамужней женщиной (или между двумя мужчинами или двумя женщинами), не опасаясь обвинений. Не ахти какой откровенный намек на сексуальную связь вне супружества, ситуация, которая останется неизменной почти полтысячелетия. Поэтому и Мэлори говорит о «любви» Ланцелота к Гвиневере, несмотря на то что в действительности отношения, которые он описывает, похоже, значат не больше, чем случайное неумелое совокупление на черной лестнице Камелота.

Можно сказать, что слово «любовь» окончательно приняло свое современное значение в эпоху королевы Елизаветы. И кто знает, выдержало бы это значение так долго, не популяризируй его Шекспир. Шекспир, чьи работы, как Библия, переведены на столько языков. Шекспир, который как-никак писал для своей королевы.

Поэтому верьте мне, когда я говорю вам, что любовь — это копировальная машина и аркадный вариант «Змейки». Верьте мне, когда я говорю вам, что только в самом лучшем случае любовь — это совершенно новая сущность.

Ибо не имеет значения, как часто мы отказываемся от какой-нибудь вечеринки, говоря: «Нет, ребята, езжайте, а я просто поваляюсь в гостинице», — собираясь провести тихий и спокойный вечер. Не имеет значения, как часто мы не можем найти энергию для других дел, но энергия оттрахать их у нас есть всегда. Как только у нас появляется возможность оттрахать их, энергия сама находит нас.

Мировая секс-торговля живым товаром ежегодно приносит прибыли больше, чем мировая торговля наркотиками.

Лишь однажды ты попал в ситуацию, которая превзошла твои ожидания, хотя ты всегда представлял себе (как любой другой гетеросексуальный мужчина), что именно такой опыт будет гораздо лучше любого другого.

Это случилось не тогда, когда ты впервые попробовал белужью икру.

Это случилось не тогда, когда ты впервые нырнул к Большому Коралловому рифу.

Это случилось не тогда, когда ты впервые заполучил в свою коллекцию уникальную рукописную книгу.

И даже не тогда, когда ты заплатил двум проституткам за секс с тобой и друг с другом одновременно.

Это случилось тогда, когда ты уже достаточно долго встречался с бисексуальной девушкой, ты уже чувствовал с ней близость, неплохо знал ее, очень даже хорошо знал, и ты пригласил ее и ее давнюю подругу на ужин, и, прямо как в одной из этих историй в «Пентхаузе», вечер вы закончили втроем в одной постели. За исключением того, что это не было так, как в истории из «Пентхауза». Это было лучше. По сути, это было единственное из всех твоих ощущений за целую жизнь, что не описывалось словами «как» или «почти как», что не описывалось словами «ты знаешь, как чувствуешь себя после этого». Это было единственное из всех твоих ощущений за целую жизнь, что не описывалось никакими словами вообще. Это был единственный случай, во время которого твой мозг полностью отключился, во время которого ты абсолютно ни о чем не думал. Ни о чем. Во время которого ты просто существовал или, возможно, прекратил существовать.

*

…Годы, как бросил Элладу я, славную жен красотою,

Злобы отца избегая, Аминтора, грозного старца.

Гневался он на меня за пышноволосую деву:

Страстно он деву любил и жестоко бесславил супругу,

Матерь мою; а она, обнимая мне ноги, молила

С девою прежде почить, чтобы стал ненавистен ей старец.

Я покорился и сделал. Отец мой, то скоро приметив.

Начал меня проклинать, умоляя ужасных Эриний,

Ввек на колена свои да не примет он милого сына,

Мной порожденного…

Думая так, что, как боги уже не судили мне сына,

Сыном тебя, Ахиллес, подобный богам, нареку я;

Ты, помышлял я, избавишь меня от беды недостойной.

Феникс, Илиада 9:447

*

И все же иногда это — не снисхождение, иногда мы действительно наслаждаемся их компанией. Иногда, когда они рассказывают нам о своем трехмесячном пребывании в резервации индейцев навахо или своей волонтерской работе по борьбе с загрязнением атмосферы, они внушают нам любовь. Как ребенок, заметивший пожарные краны или телефонные линии и показывающий их нам.

К тому же, как и тот ребенок, они заставляют нас видеть то, что мы не видели годами, то, о чем мы не могли вспомнить, даже если видели, пока они не указали нам на это. И в этом видении — омоложение. Ибо для чего быть ребенком, если не видеть мир глазами ребенка?

Вот почему иногда мы готовы услужить им, почему иногда позволяем им руководить нами, почему позволяем им это делать, даже когда наши друзья начинают говорить:

— Ты?! Ты собираешься пойти на митинг за разрешение абортов?! Да уж, она действительно тебя окрутила, а? Нет, я, конечно же, тебя не осуждаю, будь у меня такая телка, я бы тоже плясал под ее дудку.

Но они ошибаются. Это не ты делаешь то, что хочет она. Это она заставляет тебя хотеть делать то, что делает сама, напоминает тебе о том, что ты когда-то сам хотел этого, напоминает тебе, что не все и не всегда были таким, как ты сейчас, даже ты сам. Это она заставляет тебя чувствовать, что в этих тщетных сражениях, на которые она находит силы, есть смысл, заставляет тебя снова радоваться жизни, заставляет тебя снова поверить, что твоя жизнь, в конце концов, тоже имеет какой-то смысл. Она заставляет тебя поверить в это, как когда-то твой школьный тренер по футболу заставил тебя поверить в то, что ваша команда может выиграть последнюю игру, хотя весь сезон вы терпели неудачи.

Но если бы твоя собственная дочь подошла к тебе, твоя собственная дочь, которая, по твоим подсчетам, старше ее на пятнадцать недель, если бы она подошла к тебе и сказала, что хочет провести каникулы перед выпускным классом, работая в Красном Кресте в пригороде Калькутты, ты бы сказал ей, что это глупая идея. Ты бы сказал ей, что это — потеря времени, что ей следует пройти практику, которую ты ей устроишь в фирме твоего адвоката. Ты бы сказал ей, что очень скоро она узнает, на что похож реальный мир, очень скоро она узнает, что в нем делают, чтобы выжить, и лучше ей об этом узнать как можно раньше. Ты бы сказал ей, что не каждому повезло иметь такие возможности, как у нее.

Ламия многими считается первым примером вампира в фольклоре и мифологии, потому что она пила кровь своих жертв.

Однако Ламия убивала своих жертв по злому умыслу, а не из-за необходимости.

Ламия не была призраком.

Ламия не владела сверхъестественными способностями, она не могла, например, по желанию изменить облик, не обладала чудовищной силой.

Ламия не могла считаться членом общества.

По сути, если присмотреться внимательней, Ламия является частью той мифологии, к которой принадлежат Гарпия, Сцилла и позже стала принадлежать Новоанглийская ведьма, той мифологии, согласно которой чудовище в облике существа противоположного пола угрожает уничтожить нас. Если присмотреться внимательней, то становится очевидным, что Ламия не является частью той мифологии, согласно которой чудовище при контакте с молодыми (контакте, как правило, сексуальном, и предпочтительно с непорочными) что-нибудь получает, например, силу или, в идеале, бессмертие. Трудно, например, провести четкую грань между Ламией и чрезвычайно популярными современными японскими комиксами и мультфильмами, в которых нормальные мужчины превращаются в демонов под взглядом школьниц, быстренько изнасиловав которых, они получают возможность остаться материализованными.