Белинда

Хотя надо сказать, что эта удивительная женщина затмевала блеск камней, украшающих ее наряд. От ее гладкой кожи исходило какое-то темное сияние, а четкие черты хорошо вылепленного лица говорили о приличной примеси индейской крови. У нее были роскошные, зачесанные назад темные волосы, красоту которых не могла скрыть даже короткая стрижка. Если верить характеристике, которую Белинда дала Сьюзен в письме, та никогда и ничего не упускала из виду. А еще Сьюзен была очень сексуальной. Я хочу сказать, сексуальной в общепринятом смысле слова. У нее была большая грудь и чрезвычайно чувственный рот.

— Надеюсь, Блэр уже все рассказал? — спросил я. Мы еще продолжали обмениваться поцелуями и рукопожатиями, но лимузин уже выруливал на улицу.

— Да, у тебя есть время до шести утра, чтобы сдаться.

— Именно так. Максимальный срок, который нам удалось выторговать. И здесь не последнюю роль сыграло то, что Бонни с Марти присоединились к братцу Дэрилу, чтобы лично уговорить новоорлеанскую полицию перекопать сад вокруг маминого дома.

— Вот говнюки! — выругалась Сьюзен. — Уокер, какого черта ты не нападаешь?! Покажи письмо Белинды! Если не полиции, то хотя бы прессе.

— Сьюзен, я действительно не могу. Белинде это не понравилось бы.

Лимузин поворачивал на Санчес. Я заметил, что одна полицейская машина ехала впереди нас, а другая — сзади.

— Итак, какой план действий? — поинтересовался Блэр. — Она ни с кем так и не вышла на контакт, что при сложившихся обстоятельствах весьма странно. Самым правильным для нее было бы показаться на премьере сегодня вечером.

— Это именно то, на что я надеюсь больше всего, — признался я. — Объявление о премьере было в вечернем номере «Икзэминер».

— Да, кроме того, мы дали рекламу на рок-радиостанциях, — заметила Сьюзен. — А еще раздавали рекламные листки в Кастро и Хейте.

— Ну ладно, предположим, она покажется. И что мы будем делать? — спросил Джи-Джи.

Лимузин слегка притормозил, так как мы уже сворачивали на Восемнадцатую улицу. А вот на подъезде к Кастро образовалась приличная пробка. Кругом праздничная атмосфера, типичная для позднего вечера. Отовсюду раздавались звуки музыки: из распахнутых дверей баров, из усилителей уличного гитариста, стоящего на углу, из окон музыкального магазина.

— Вопрос в том, что ты собираешься делать? — сверлил меня своими острыми глазками Блэр.

— Ага, именно об этом мы с ним сейчас и говорим, — кивнула в сторону Блэра Сьюзен. — Похоже, мы боролись до последнего, но завтра тебе светит оказаться за решеткой. Уокер, если дойдет до такого, может, лучше свалить по-тихому?

— Послушайте, последние четыре часа я только и делал, что пытался решить данный вопрос. Но ответ весьма прост. Как тогда, когда я решился выставить картины. Мои желания и желания Белинды полностью совпадают. Нам следует держаться друг друга, и тогда мы выберемся из замкнутого круга. Если Белинда потом захочет развестись, она получит развод, но сейчас она нуждается во мне так же сильно, как и я в ней.

Я заметил, как Сьюзен и Блэр обменялись многозначительными взглядами.

Алекс, который занял второе откидное сиденье напротив Сьюзен, внимательно следил за разговором.

И тут я занервничал и почему-то расстроился. У меня затряслись руки, а сердце учащенно забилось. Я не был уверен, что все случится прямо сейчас.

— Алекс, а ты что скажешь? — подал голос Джи-Джи. — У меня в кармане лежит ее свидетельство о рождении. На нем стоит мое имя, и я сделаю все, что захочет Джереми.

— Нет, сынок, — посмотрев на меня, отозвался Алекс. — Я еще в Новом Орлеане понял, что Джереми ни перед чем не остановится. Мне думается, что его единственный шанс — надолго уехать куда-нибудь, чтобы жениться на Белинде. Полагаю, и наши адвокаты со мной согласятся, хотя у первого рыбья кровь, а второй испуган до мокрых штанов. Одного я только не понимаю: как ты сумеешь все провернуть. Если тебе нужна моя помощь, за мной дело не станет. Что бы ни случилось, со мной все будет в порядке. По крайней мере, на сегодняшний день я самый известный из всех невинных, но заинтересованных свидетелей.

— Алекс, а вдруг что-то пойдет вкривь и вкось? Не хочу, чтобы ты из-за меня пострадал… — начал я.

— Такого не будет, потому что не может быть никогда, — заметила Сьюзен. — В Тинсельтауне только об Алексе и говорят. В глазах окружающих он будет выглядеть героем, причем окажется чист перед законом. Знаете старую поговорку: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет»?

Алекс кивнул со своим обычным невозмутимым видом, но я не был уверен, что все так просто.

— Я люблю тебя, Алекс, — нежно сказал я, чувствуя, что теряю контроль над собой, но не понимая почему.

— Джереми, перестань разговаривать так, будто мы на похоронах, — сжал мне плечо Алекс. — Мы ведь идем на премьеру.

— Послушай, старина, — сказала Сьюзен. — Я понимаю, что он чувствует. Ведь как-никак ему завтра в шесть в тюрьму садиться. А как насчет того, чтобы соскочить, независимо от того, появится Белинда или нет?

— Я сделаю все, лишь бы встретиться с Белиндой, — отрезал я.

Блэр откинулся назад, скрестил ноги, сложил руки на груди и снова бросил на Сьюзен долгий, понимающий взгляд. Сьюзен тоже сидела, облокотившись о спинку сиденья и вытянув длинные ноги, насколько позволял салон лимузина.

— Словом, не хватает только самой Белинды, — улыбнувшись, пожала она плечами.

— Ага, а еще справа от нас копы и слева от нас копы, — как бы невзначай заметил Алекс. — И в кинотеатре копы спереди и сзади.

Мы свернули на Кастро, и я сразу увидел длинную очередь, на три-четыре квартала, тянущуюся к кинотеатру на Восемнадцатой улице.

Два огромных «солнечных» прожектора, установленных у входа, прочесывали небо бледно-голубыми лучами. Я еще раз прочитал сверкающее разноцветными огнями название кинотеатра «Кастро», а также анонс о премьере на маркизе и подумал, что если она сейчас, в минуту своей славы, не здесь, то мое сердце будет разбито.

Лимузин медленно подъезжал к кинотеатру, где перед центральным входом была расстелена огороженная шнурами ковровая дорожка.

Все это чертовски напоминало премьеру в Китайском театре Громана — такая же огромная и шумная толпа. Лимузин привлекал всеобщее внимание, люди сворачивали головы, чтобы увидеть, что там за тонированными стеклами. Джи-Джи явно искал глазами Белинду. А вот Сьюзен сидела так, словно ее заморозили.

«Белинда, солнышко! — прошептал я про себя. — Ты обязательно должна быть здесь! Ради собственного же блага! Ты должна это видеть».

Я постепенно переставал понимать, где нахожусь. В душе царил полный раздрай. Вплоть до настоящей минуты время, казалось, еле тянулось, оно словно состояло из бесконечных мгновений, но я так долго был заперт в коконе своего дома, что происходящее действовало на меня как сентиментальная музыка. Да, что-то я совсем расклеился!

Сьюзен подняла трубку внутреннего телефона, чтобы дать распоряжения водителю:

«Пожалуйста, остановитесь перед кинотеатром и стойте там, пока мы не выйдем. Можете припарковаться рядом с уже припаркованной машиной. Хорошо-хорошо, вы должны быть на месте, когда мы выйдем из дверей».

Положив трубку, Сьюзен повернулась к нам:

— Надо же, какая чертова пропасть народу!

— Больше, чем в Нью-Йорке?

— Уж можете мне поверить. Сами смотрите!

Я понял, что она имела в виду. Вся улица напротив кинотеатра была забита. Транспорт стоял. Двое копов безуспешно пытались ликвидировать пробку впереди нас. Еще двое пытались освободить перекресток. Я заметил знакомые лица: официантов из местных закусочных, продавцов из окрестных магазинов, соседей, с которыми я обычно здоровался. Где-то в толпе зрителей должны были быть Энди Блатки и Шейла, а также множество старых друзей, которых я обзвонил еще днем. Словом, должны были прийти все, кого я знал.

Дюйм за дюймом мы приближались к кинотеатру. В лимузине нечем было дышать. Я уже готов был завыть. Но я знал, что самое большое испытание впереди. Совсем скоро я увижу Белинду на экране, если, конечно, еще раньше не увижу ее здесь. И конечно, как странно, что премьеру устроили не где-нибудь, а именно здесь, в «Кастро» — старомодном, элегантном кинотеатре, где мы с Белиндой столько раз бывали тихими спокойными вечерами и где сидели, прижавшись друг к другу, в спасительной темноте зрительного зала.