Журнал «Компьютерра» №31 от 30 августа 2005 года

Уже много позже, окончив матмех Университета и придя на работу в Институт теоретической астрономии (ИТА) АН СССР, я узнал, что прототипом НИИ ЧАВО была Пулковская обсерватория. Среди моих новых коллег-астрономов было несколько человек, учившихся вместе с Борисом Стругацким и поддерживавших с ним отношения. По институту ходили в перепечатках недоступные тогда «Гадкие лебеди» и «Сказка о тройке». Тогда же (в начале 80-х) я прочитал и опубликованную много позже «Хромую судьбу» (еще в том варианте, где вставной повестью был «Град обреченный», а не «Гадкие лебеди», как в изданной версии). Но я забегаю вперед - тем временем выходили из печати и пропущенные (очевидно, по недосмотру) советской цензурой романы. Помнится, еще в школьные годы я прочитал «Пикник на обочине» - он был издан впервые в «Авроре», мы этого журнала не получали, и я читал его в пыльной библиотеке на чердаке Дворца пионеров у Аничкова моста… А еще раньше был «Обитаемый остров» - насмерть связавшийся в моем сознании с Пражской весной - хоть я и знаю, что вышел он в журнальном варианте через несколько месяцев после ввода советских войск в Чехословакию, и читал я его следующим летом, но что-то было такое в атмосфере того времени… кончалась эпоха. Кончался «Мир Полудня».

В ИТА я пришел в августе 1979 года. Наконец сбылась моя мечта о Жизни! У нас была новая, только что организованная «директорская» Лаборатория научных исследований, все сотрудники в возрасте до тридцати лет, тот самый коллектив друзей-единомышленников, интереснейшая исследовательская работа, терминальный доступ к БЭСМ-6, стоявшей в нашем вычислительном центре. И в самом начале моей жизни в ИТА в журнале «Знание - сила» начали печатать «Жука в муравейнике». Мы читали «Жука» всей лабораторией, вырывая очередной номер журнала друг у друга из рук, а иногда и просто садясь вокруг стола все вместе и читая сбоку…

Это был конец моего детства. Никогда в жизни я не переживал такой жгучей обиды за идеалы, пошедшие прахом. Никогда больше не осознавал так остро, что все, чему нас учили, - ложь. Никогда больше мне не было так хорошо работать - потому что, ежели работаешь головой, не остается времени думать… Через несколько лет все повторилось с романом «Волны гасят ветер» - та же комната, те же друзья, те же вырываемые из рук номера журнала, но совсем не то восприятие. «Полдень» кончился, и незачем было возвращаться к пройденному этапу жизни.

В каком-то смысле именно «Жук в муравейнике» подготовил меня к перестройке и к 1991 году. После него я стал прагматиком и индивидуалистом. После него я поверил, что можно быть успешным в любой общественной структуре - потому что в любой общественной структуре можно оказаться неуспешным, потому что в любом обществе все равно убивают тех, кто иной. «Жук», как ни странно, дал фантастически сильный импульс полученной мною в детстве установке на успех - в семье у нас всегда жили по принципу, что кому много дано, с того много и спросится.

А потом была перестройка, Большое Откровение моего поколения, и «Отягощенные злом» - последний и мой любимый роман Стругацких. До сих пор помню номер журнала «Юность», в котором началась публикация «ОЗ», - на обложке молодые загорелые девушки в купальниках играли в пляжный баскетбол. И такой был контраст между жизнерадостным оптимизмом обложки и трагизмом романа, опубликованного под нею, что хотелось не верить в то, что все так и будет… А ведь, похоже, сбывается - хоть мы и не дожили еще до описанного в «ОЗ» времени, но тренд-то именно такой. И пусть случившегося уже Второго Пришествия мы и не заметили, но горкомы партии, вполне вероятно, не только позади, но и впереди…

Ну, да и Бог с ним! Ведь в жизни нашего поколения была не только перестройка, но и информационная революция, и нам посчастливилось принять в ней участие, довелось построить новую индустрию в целой стране (это было ужасно интересно! Это тоже было Познание - учиться на собственных ошибках и с изумлением смотреть на результаты своих трудов), и, в конце концов, ведь никто из нас не ушел обиженным!

Если не вдаваться в детальную классификацию и забыть о жанре фэнтези, то есть два основных вида фантастики. Первый имеет стержнем техническое изобретение, вокруг которого автор пытается выстроить историю. Второй использует технические выдумки и мир будущего лишь в качестве фона для развития сюжета или пропаганды какой-либо общечеловеческой идеи.

О первом мне сказать почти нечего, а вот о втором я бы поговорил подробнее. Мощное явление советской фантастики - Кир Булычев. Его «Чудеса в Гусляре» - серия рассказов про обычный советский город и как бы обычных советских людей, среди которых по какой-то причине часто появляются пришельцы из космоса. Это и развлекательная проза, и пародия, и социальная сатира, но в основном - именно размышление о жизни на фоне фантастических обстоятельств. Эта серия рассказов довольно долго публиковалась в уникальном журнале «Химия и жизнь», а теперь издана отдельным томом. Булычев был очень глубоким писателем.

К советской фантастике я бы отнес и великого Станислава Лема - он и жил в советской системе, и активно переводился в СССР. Думаю, Булычев и Лем оказали на нашу интеллигенцию огромное влияние, но «самыми влиятельными» были, конечно, Стругацкие. Их читали все, и многие фразы из их произведений вошли в поговорки. Бывало, что человек только и говорил цитатами из Стругацких, в абсолютной уверенности, что все слушатели помнят контекст. При длительном общении (в походе, например) уже через день-два слушать это становилось невыносимо.

Мир Стругацких был миром коммунистического будущего. Хорошего коммунистического будущего, которое и было обещано в программе КПСС. Солнечный мир абсолютного достатка, технического совершенства, интересной работы, без войн и болезней, со здоровыми, добрыми и умными обитателями-сверхлюдьми, в котором проблемы возникают исключительно на периферии, от пришельцев или недоразвитых обществ. Стругацкие были, по сути, певцами коммунизма. Если говорить, что Солженицын вставил лом в коммунистический механизм пропаганды, то Стругацкие для этого механизма были смазкой. Обычное дело для Стругацких - довольно плоская, вызывающая разочарование мораль в конце книги, как и у Айзека Азимова. Неудивительно - ведь, как и Азимов, Стругацкие были убежденными атеистами и в отличие от Лема, например, не могли предложить читателю никакой перспективы выше обычного человека и его проблем, бытовой этики - разве только сверхтехнологии и сверхчеловека. Я в юности тоже попал под их влияние, но годам к 25-30 уже от него избавился. Не мог выносить этот жаргончик, перерос их довольно примитивную идею сверхчеловека.

Борис Стругацкий до сих пор пишет. Так же сильно, как и раньше. Однако лично мне он не очень интересен. Не потому, что мир изменился, а потому, что не изменился сам писатель. В его книгах, написанных под псевдонимом Сергей Витицкий, до сих пор живут те же коммунистические идеи - в частности о воспитании детей отдельно от родителей. Витицкий по-прежнему (как в «Гадких лебедях») считает, что детей надо воспитывать общественно, что дети будут хорошими, только бы их увести от старых испорченных взрослых куда-нибудь подальше. И обычное для Стругацких дело - мораль в конце книги Витицкого опять оказывается плоской, вызывает разочарование. И что - ради этого все и написано? Мне кажется, эти книги сейчас смотрятся уже немного несуразно. Как, например, последние фильмы Рязанова.