Журнал «Компьютерра» N 31 от 29 августа 2006 года

Крупный системный продукт вообще в мире мало кто способен создавать. Даже в гражданской авиации этого нет - у нас превосходные планеры (потому что есть школа аэродинамики, идущая еще от Жуковского), а авионики и двигателей современных нет. Про автомобили не будем и говорить. Сегодня наши конкурентные системные продукты и соответственно системные технологии - это некоторые боевые самолеты и вертолеты, системы ПВО, некоторые космические ракеты, стрелковое оружие. Еще кое-что можно назвать, но очень немного.

Главное, что нужно малым фирмам - крупные потребители. На Западе то же самое. Там говорят об историях Microsoft, Apple, но это же единицы из сотен тысяч. Остальные - либо поглощены кем-то, либо создали «маленькую штучку», которую купила большая фирма. Чтобы большая фирма полностью выросла из идеи - таких случаев бывает десяток за двадцать лет. Так что в каком-то смысле и закономерно, что маленькие не очень-то и растут. Не закономерно то, что их никто к себе не подгребает. Иван Михайлович Бортник (руководитель Фонда поддержки малого предпринимательства в научно-технической сфере) говорил мне, что с фондом так или иначе связаны около тысячи фирм, но процентов пятьдесят из них из года в год одни и те же. Хотя опять-таки точная статистика здесь отсутствует.

Часто говорят, что не надо ставить неразумные задачи типа «давайте создадим хайтек», надо поддерживать то, что растет. Тогда и хайтек в нужное время появится.

- Вы сами сказали ключевую фразу - поддерживать то, что растет. В нашей ассоциации мы поддерживаем (особенно часто в начале нашей работы поддерживали) как раз талантливых изобретателей, энтузиастов, которые будут заниматься своими разработками при любых обстоятельствах. Они не знают ни рынка, ни цен, ни конкуренции, не знают ничего про экономику, и среди них есть два крайних типа людей. Первые - те, кто всегда требует 51% акций в будущей компании, потому что боятся, что украдут. Но таким никто не даст денег на их условиях - потому что они тогда будут все решения единолично принимать, не зная всего того, что я перечислил. По мировой практике изобретателю достается максимум 20-30%. Условно 30% идет инвестору, которого мы найдем и который будет рисковать своими деньгами. 30% менеджменту, который тоже мы найдем, который знает, как работать на рынке, и будет управлять компанией. Но если наш изобретатель упрется, не будет соглашаться - он так ни с чем и останется. А вторая крайность - рубаха-парень, который готов все отдать за гроши, лишь бы продолжать работу. Я в 1994 году одного из них встретил за рубежом. Он за 20 тысяч долларов продал такое, что я не сдержался и сказал ему: извини меня, но ты дурак! - ведь это стоит миллион. И только 10-15% наших изобретателей умеют общаться с бизнесом, понимают свою роль. Ведь это не их задача - ориентироваться в рынке. Они пусть изобретают, пишут программы. Впрочем, среди изобретателей есть небольшая доля таких, кто вырастает в хороших менеджеров. Создатели некоторых компаний, которые начинают как самоучки, набив себе шишек, превращаются в истинных профессионалов рынка, а компании из малых - в средние. Но таких немного.

Ну а что же должно произойти, чтобы пошел серьезный рост в этом секторе?

- Мешает наше «проклятие природных богатств». Страна залита нефтью и металлом, просто ступить некуда - как тут думать о «высоком». Если я инвестор, зачем мне какие-то рискованные варианты с хайтеком, если я могу построить пивной завод, а уж если в нефть удастся пробиться… Государство должно подталкивать развитие технологий. Татарстан недавно очень хороший лозунг выдвинул. Когда в Казани открывался отличный технопарк «Идея», М. Шаймиев предложил для него такой девиз: «Жизнь после нефти». Ведь «Татнефть» хоть и очень мощная компания, но нефть там добывается тяжелая, ее мало, и приходится думать о других перспективах. Шаймиев, как говорят, убедил «Татнефть» вложить миллиард рублей в фонд, на который и построили этот технопарк. «Жизнь после нефти» - вот о чем нам всем нужно задуматься.

ТЕМА НОМЕРА: Послесловие: две ипостаси серости

Автор: Леонид Левкович-Маслюк

Один мой знакомый недавно сказал - как только в науку придут большие деньги, президентом РАН станет вор в законе. Броско - но диковато, а главное, фантастично. Буквально такой сценарий немыслим. Но если эта фраза лишь указывает вектор, направление - то небольшие сдвиги по этому вектору очень даже мыслимы. Вопрос в том, насколько небольшие - и в какой мере они уже сделаны. Именно об этом, в сущности, и рассуждают наши сегодняшние эксперты, отталкиваясь от наблюдений Владимира Пастухова в ходе его полевых исследований «изнанки жизни».

В 1991-м или 1992 году я лично видел результат абсолютно «белой» продажи интеллектуальной собственности - прав на «Тетрис». Автор игры Алексей Пажитнов в период ее создания был сотрудником Вычислительного центра АН СССР, поэтому деньги фирмы Nintendo за права на использование «Тетриса» получил этот академический институт (по разным данным, от 4 до 6 млн. долларов). Из них 2 миллиона было решено раздать сотрудникам ВЦ. Как вспоминают люди, работавшие тогда там, деньги распределялись из расчета 50 условных долларов за год стажа (но некоторые, между прочим, призывали вообще не брать деньги, считая, что это нечестно по отношению к Пажитнову). На причитающуюся сумму каждый мог заказать себе через институт бытовую технику или компьютер. Например, супружеская пара с десятилетним стажем работы у каждого могла позволить себе AT-286, что было по-настоящему круто. Довольно быстро компьютеры были закуплены за границей и розданы заказавшим. А вот все деньги на бытовую технику фирма-посредник украла подчистую. После этого ВЦ решил выделить ещё столько же денег, чтобы не обижать тех, кто пожелал стиральных машин и холодильников, и только со второго раза все сработало.

Вот эти-то ящики с холодильниками в коридорах ВЦ я прекрасно запомнил с тех времен - вместе с ощущением некоей абсурдности происходящего. Думаю, что такое же впечатление могли испытать и более энергичные люди, что стало для них дополнительным стимулом к построению теневых интерфейсов для интеллектуальной собственности (ИС).

Эксперты, беседы с которыми вы только что прочитали, по-разному оценивают типичность для сегодняшней России «экстремально-теневых» схем продажи ИС. Оба они включают это явление в более общие ситуации - но делают это по-разному, и с совсем разными выводами. Единственная доступная нам объективная информация - успехи инновационных компаний на мировом рынке. Если у таких компаний центр разработки находится в России, об этом быстро становится известно медиа, а значит и всем нам. Однако таких сообщений сравнительно немного. Поэтому можно предположить, что у механизмов, о которых говорит Пастухов, во всяком случае нет внутреннего источника развития. Очень трудно все-таки долго паразитировать на полумертвом исследовательском центре. Непонятно, откуда возьмутся новые технологии для продажи. Это ведь не недвижимость, которую можно сдавать бесконечно.

Важнее другое - за вопросами о «пропорциях серого» стоят другие, куда более острые. Что такое наука в нашей стране? Каким здесь должно быть высшее образование? Кому и зачем у нас нужны все эти сложные, хрупкие, громоздкие вещи? Когда ответ на эти вопросы - не словесный, а вещественный, жизненный, будет дан, - тогда возникнут те формы существования науки, образования, технологического бизнеса, которые соответствуют этому ответу. Может быть, наступит гордое процветание свободных наук. А может быть, все эти малопонятные вещи просто исчезнут, растворятся в пространстве, сменившись чем-то попроще. Ясно только, что сейчас заканчивается длинный и тоскливый переходный процесс, а к чему он был переходный - мы пока не знаем.

Один из крупнейших математиков СССР, Константин Бабенко, учил своих студентов - запомните, единственное, что порождается серостью - серость. Он имел в виду не ту серость, о которой мы говорили сегодня, а вторичность, бездарность в самой науке. Но готовя сегодняшние материалы, я вспомнил об этой фразе Константина Ивановича и с удивлением заметил, что она вполне приложима и к серости в другом, экономическом смысле. Более того - разве нет связи между этими двумя видами серости? Всем известно, что язык умнее нас. Раз он назвал две вещи одинаковыми именами - может быть, это не случайно? Склонность к интеллектуальной и деловой серости слишком часто сочетаются в одном физическом лице.