Машенька

надо, - мучительно повторила Марина.

Они немного помолчали, а потом Марина тихо начала говорить:

- Бабушка, я поеду завтра в город. Ты не думай, я не из-за него, плевать я на него хотела, но просто лучше мне там быть. Не нужно мне пока твое волшебство, это все потом, а сейчас... я еще сама не знаю, что мне нужно...

Утром они попрощались возле избушки.

- Я обязательно приеду, - говорила Марина. - Вот сдам сессию и тут же к тебе. Хорошо?

Бабушка молчала и часто крестила Марину, чего прежде никогда не делала. Наконец Марина оторвалась от нее и исчезла в припорошенном чистым снежком лесу.

Больше Марину не охватывало страшное чувство беды, но она все время помнила, что с бабушкой может быть нехорошо, и торопилась разделаться с учебой как можно скорее. Это было тем легче, что Сергей исчез из ее жизни. Все произошло удивительно просто и быстро. Марина лишь спросила при встрече, как зовут ту девушку. Сергей рассмеялся, хотел что-то рассказать, но Марина вдруг ясно поняла: врет. И хотя там у него пока нет ничего, но и здесь тоже ничего нет и быть не может.

Она еще не знала, что с этой минуты обречена понимать других людей и, значит, навсегда останется одна.

Зимнюю сессию Марина сумела спихнуть досрочно и уже на следующий день мерзла в нетопленной электричке, спешащей прочь от города. Дорога до деревни была хорошо укатана, а дальше приходилось пробивать лыжню по нетронутой снежной целине. Особенно тяжело было в лесу, где снег лежал такими огромными и пушистыми холмами, что лыжи тонули в нем и не помогали, а мешали двигаться. За два часа Марине не попалось ни одного человеческого следа. Не было следов и возле избушки, перед дверью намело сугроб, ее пришлось откапывать концом лыжи.

Избушка встретила холодом и непривычным порядком. Бабушки нигде не было. А посреди стола лежало составленное у нотариуса завещание, согласно которому дом и все имущество отходили "внучке моей Машеньке - Шубиной Марине Сергеевне".

На третий день приехала мать. Она вошла в дом со скорбным выражением на лице, держа в руках заранее приготовленный платочек, но, увидев, что в избушке нет никого, кроме Марины, сразу же обрела деловитую уверенность. Не говоря ни слова, обошла горницу, поколупала ногтем стены, неодобрительно покачала спинки стульев.

- Труха! - наконец заявила она. - Все можно выкидывать. Дом удастся продать рублей за восемьсот, сейчас такие дачки в моде, я уже покупателя присмотрела. А вещи никуда не годятся, вот только взглянуть, где-то платок должен быть пуховый. И еще иконы, они теперь в цене... - мать направилась к бабушкиной божнице.

- Не смей!.. - свистящим шепотом выдохнула Марина.

- Что?.. - мать обернулась.

Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, стояли, не двигаясь, и с лица матери сползало выражение трезвой озабоченности, и пятнами выступал страх. Неизвестно, что почудилось ей, но вдруг она ойкнула, попятилась, а потом, тихо взвыв, метнулась в сени и дальше на улицу. Только там к ней вернулся