Кыся

- Конечно! - подтвердила Дженни. - И насколько я поняла - все, что останется от Фридриха и Моники, все будет разделено на две равные части - Гельмуту и Мозеру с дочкой. Как бы то ни было, но они все станут невероятно богаты!

Я так и присел на хвост!

Ах, не зря я сегодня утром в кабинете у Фридриха почувствовал... Или ощутил?.. Или увидел?.. Пожалуй, и то, и другое, и третье. Я - своим НЕОБЪЯСНИМО-КОТОВЫМ ПРЕДВИДЕНИЕМ, что ли, и ОЩУТИЛ, и УВИДЕЛ, и ПОЧУВСТВОВАЛ чью-то ТЕНЬ за спиной Франца Мозера! Ах, не зря мне причудилась ЭТА ТЕНЬ!

И вдруг будто молния пронзила мне мозг!

Вот когда у меня встала шерсть на загривке и во всю забарабанил кончик хвоста по полу!

"Стоп! Стоп!!! Стоп!!!" сказал я сам себе и срывающимся от волнения голосом стал умолять Дженни:

- Солнышко мое!.. Деточка любимая... Девочка моя ненаглядная! Ради всего святого, Дженни, пупсинька, вспомни, пожалуйста, когда твой Хартманн узнал о том, что тот груз, за который он должен был нести ответственность, исчез?

- Ну, Мартынчик... Это было так давно! Очень мне нужно помнить про дела этого паршивца и хама! - капризно и легковесно отмахнулась Дженни.

Наверное, уважающему себя Коту такие штуки делать непозволительно. Но у меня просто не было другого выхода! Я моментально придавил Дженни к полу двумя лапами, не скрою, изрядно выпустив когти, навалился на нее и прошипел в самое ее Собачье ухо:

- Если ты, сучка Грюнвальдская, не вспомнишь то, о чем я тебя спрашиваю, то я в одну секунду перекушу твою тощенькую шейку, и первым трупом во всей вашей фамильной истории окажешься ты! Ясно тебе, дура!?

Дженни испугалась и заплакала. Жалко ее было - сердце разрывалось! Но, повторяю, у меня не было другого выхода.

И снова приподнялась скатерть, и к нам заглянул Фридрих. Все-таки, интуиция у него развита безукоризненно! Любой старый Кот может позавидовать!

Я тут же сделал вид, будто трахаю Дженни. А что мне оставалось делать? Тем более, поза уже почти соответствовала...

Фридрих удивленно и уважительно сделал брови домиком, пробормотал почему-то по-французски "Миль пардон...", опустил скатерть и вернулся наверх - в круг родных, друзей и врага.

- Ну?! - я наложил свои клыки на шею Дженни.

О, черт меня побери... Что же я делаю? Ну а если она действительно не помнит? Не губить же такую девку понапрасну? Да еще такую симпатягу!..

- Сейчас... Сейчас!.. Я, кажется, вспомнила... - всхлипывая, провякала полузадушенная Дженни. - Мы приплыли из Петербурга в Киль... Потом целый день ехали в Мюнхен. А о пропаже груза он узнал на следующий день, рано утром...

Теперь у меня не было никаких сомнений - Гельмут Хартманн, Хозяин карликового пинчера дамского пола Дженни, муж Моники фон Тифенбах-Хартманн и зять САМОГО Фридриха фон Тифенбаха - был одним из главных "заказчиков" по переправке ста килограммов "нашего" кокаина из Петербурга в Мюнхен, а там Бог весть еще откуда...

Это он, Гельмут Хартманн - один из тех, у кого руки по локоть в крови моего Водилы!

Это на его совести должна лежать смерть нашего русского дурака-шоферюги - Лысого, ради нескольких тысяч вонючих долларов ввязавшегося в гнусную убийственную авантюру!..

Это он виновен в том, что милая худенькая еврейская мама Алика, эмигрировавшая из бывшего Советского Союза из-за Афганистана и Абхазии, из-за Карабаха и Грозного, мечтавшая уберечь единственного сына от всех наших грязных политических разборок, потеряла своего обожаемого Алика холодного и профессионального убийцу, именно здесь, на такой благополучной, сытой и якобы цивилизованной земле...

* * *

Я облизывал с ног до головы испуганную рыдающую Дженни, просил у нее прощения - дескать, все от нервов, все от нашего российского дурацкого неумения разрешать конфликтные ситуации путем мирных переговоров...

Я даже клялся ей в вечной любви (?!), а у самого в башке билась одна мысль - не справиться мне самому со всей этой хреновиной на их территории! Происходило бы это у нас на пустыре, или вообще в Питере, - другое дело. А тут, наверное, придется подключать полицию. Эх, Рэкса бы сейчас сюда, Рэкса!..

- Что же ты молчала до сих пор... милая? - как можно мягче спросил я у этой великосветской дурочки, в последнее мгновение заменив слово "кретинка" на слово "милая". - Владеть такой информацией!.. И спокойно сидеть и ждать у моря погоды... А если бы ты меня не встретила? Это же страшно подумать!

- Я знала, я знала, что обязательно встречу тебя!.. - восторженно пролепетала она и снова стала валиться на спину.

Но поняв, что у меня сейчас нет никакого желания "слиться с ней в едином экстазе", как когда-то говорил Шура, она перешла на совершенно деловой тон:

- Боже мой, Мартынчик! Ну, подумай сам, - кому я могу все это рассказать? С Людьми я не умею разговаривать, а этому болвану, к которому по настоянию врача меня все-таки водили на случку, - так ему бесполезно что-либо вообще говорить...

- Какому еще "болвану"? - удивленно спросил я.

- К такому же, как и я, карликовому пинчеру - Принцу. И стоило это пятьсот марок! Представляешь себе?! Только потому, что у него выставочных медалей в сто раз больше чем мозгов. Полный идиот! Кстати, к тому же - истерик и импотент. Я пыталась объяснить Монике, что она выбрасывает пятьсот марок на ветер, но она меня не поняла. Меня вообще никто, кроме тебя, Мартынчик, не понимает...

Придя в себя от испуга и неожиданности, Дженни еще что-то такое болтала, но я уже слушал в полуха.

В голове вертелись и переплетались в тугой клубок мысли о том, как защитить Фридриха...

...как уберечь Монику!

...как связаться с полицейским Рэксом?

...как, в конце концов, мягко выражаясь, "нейтрализовать" Хартманна и Мозера?

- Скажи, пожалуйста, ты любишь Монику? - спросил я у Дженни, прервав ее на весьма лестной для меня фразе, в которой она сравнивала достоинства и размеры моего "мощного и роскошного члена" с "полустоячими и плюгавенькими" достоинствами и размерами члена этого пинчера Принца, обвешанного медалями и дипломами всех Собачьих выставок планеты.

- Что?.. - переспроила Дженни.

Она все еще пребывала в сфере половых оценок и размышлений, и не слышала моего вопроса.

- Я спросил - любишь ли ты Монику? - разозлился я.

- Очень! - искренне воскликнула Дженни. - А Гельмута - видеть не могу!

Ох уж эти мне высокородно-экзальтированные особы! Проще надо быть, милые дамы, проще...

- Прекрасно, - сказал я. - А как ты относишься к Фридриху фон Тифенбаху?

- С грандиозным уважением!

- Тогда, как говорят в Одессе - слушай сюда! - сказал я ей.

Честно говоря, эта хохмочка моего Шуры Плоткина. Но я подозреваю, что она появилась на свет еще до Шуриного рождения. Я за свои шесть лет сознательной жизни слышал эту шуточку от самых разных людей сто тысяч раз! Я просто Шуре об этом не говорил, чтобы не огорчать его...

- Даю тебе боевое задание, - продолжил я. - Узнать, где Гельмут хранит "Матрешку" и пультик к ней, которые он привез из России. И упаси тебя Боже к ним притрагиваться!.. Поняла?

Дженни закивала своей изящной головкой. Ну как я мог пригрозить ей, что перекушу ее тоненькую прелестную шейку?! Господи, ну не сволочь ли я после этого?! Тьфу! Сам себе противен...

- Дженни, лапочка! И не затягивай, умоляю тебя...

- А как мне это тебе сообщить?

- Через пару дней я найду тебя сам.

- Аллес кляр! - сказала Дженни, что по-нашему, по-русскому означало "Все ясно!"

* * *

На обратном пути от "Тантриса" в Грюнвальд я мысленно попросил Фридриха приказать Мозеру не обгонять машину Моники и Гельмута. Мне хотелось увидеть их дом и запомнить к нему дорогу. Я же обещал Дженни, что наведаюсь к ним в ближайшее время...