Подлинная история III Мировой войны (СИ)

— Ладно, а что вы предлагаете?

— Товарищ полковник, — продолжил лейтенант, — ведь всё это нарисовать можно! И у нас в роте грамотный художник имеется. Так здорово березы рисует! У-у-у! Закачаешься!

— А, так это он Красный уголок оформлял? — наморщив мозги, что-то припомнил полковник. — Да, рисует отлично. Я даже один раз шишку на голове об стенку набил — по-пьяни грибы под те берёзы полез искать!

Однако нестандартное предложение начальнику понравилось и он дал добро на создание художественного образа.

Через три часа ротный живописец, в лучших традициях голландской школы мастеров, изобразил отсутствующий инструмент. Лопата, ведро, топор и иже с ними выглядели, как живые. Всё было просто и великолепно. Рембрандт отдыхает. Только пришлось изменить название картины: теперь вместо Щит пожарной безопасности, было загадочно написано Стенд ПБ. И чтобы окончательно оградить стенд от вопросов проверяющей комиссии и назойливых мух, его облагородили деревянной рамкой и вставили стекло.

При вьезде на территорию военной части стояла широкогорлая и хоботастая 125-мм гаубица. Стрелять — она не стреляла, но служила отличным назидательным средством для запугивания новобранцев. Под её сенью они принимали присягу и там же полковник произносил свою знаменитую напутственную речь. Вот её текст: Вот этим орудием (офицер делал решительный жест в сторону пушки) я буду делать из вас мужчин! Армия из любого мальчика сделает мужчину, даже если он этого не хочет! Всё!

Вообще-то, фамилия Столбов происходит не от слова столб, а от словосочетания сто лбов…

Посещение части высокими чинами — это своеобразный ритуал. Здесь главное было не переборщить. Начальство приехало выпить и закусить, и поэтому время осмотра конюшен должно было быть строго ограничено и регламентировано. Высказанный пароль: А теперь пойдёмте посмотрим, чем бойцы питаются! — являлся сигналом к тому, что следует закругляться и пора бы уже забухать.

Сам процесс выпивания Сэмэн, как лучший друг альпинистов, ласково называл взятием Бухареста, — здесь уместна и созвучна аналогия с покорением Эвереста. Сей таинственный Бухарест, Буддёный брал не единожды и пользовал его до изнеможения.

Также следует отметить, что когда на банкете возникал вопрос о поглощении спиртосодержащих жидкостей, то обычно мягкотелый и всегда поддакивающий лейтенант Шмитт, вдруг становился принципиальным и твердым, как валун.

От окружающих он начинал требовать, чтобы всю процедуру бухания именовали Бухарой. И вся пьянка представлялась ему медленной экскурсией по сонным и пыльным улицам этого города, с непременным посещением духанов.

P.S. Да-с, странными у людей бывают понятия в географии.

Шмитт пил много и упорно, но как-то скучно и без азарта. Непонятно было, чем же он так приглянулся Сэмэну. Но, факт есть факт, без своего другана Буддёный за стол никогда не садился.

Чем же знаменательным оказалось для наркома, казалось бы рядовое посещение N-ской части? А тем, что Сэмэн наконец-то узнал свою норму! Произошло это знаменательное событие так: В разгар веселья наркому срочно захотелось до ветру. Зайдя в сортир и расстегнув на мотне молнию, Будденый начал писать. Уф! Хорошо! В такие блаженные моменты он любил рассматривать радугу, образующуюся в тумане, который возникал при ударе тугой струи мочи об стенку писсуара. Но сегодня радуги не было! Буддёный сделал одну попытку, другую… Странно, Сэмэн чувствовал знакомое облегчение, но, увы, без радуги. Что за на-фиг?

И только спустя мгновение он понял, что на его галифе нет застёжки типа молния, а только лишь пуговицы.

А выпил всего-то два литра водки! — прогнусавило интоксицированное алкоголем сознание, — Норма, товарищ!

Хитлер со своей фашисткой кодлой, наконец-то, завершил разработку гнусного плана N 21 по внезапному нападению на мирную Индию. Но, чтобы нанести последний штрих, требовалось облечь эту военную мысль в какое-нибудь название.

Большим мастаком давать всякие там наименования прослыл Шелленг-бек (ведь 70 % улиц Улан-Батора обрели своё имя лишь благодаря его пытливому уму и эрудиции). Поэтому и сейчас взоры всех присутствующих были направлены в сторону шефа контрразведки.

— Разрешите внести дельное предложение, meine фюрер? — обратился Шелленг-бек к Хитлеру.

— Bitte!

— Господа хорошие, мы так долго обсмактывали этот план (ну совсем, как конфету-леденец), что логически напрашивается имя — Барбарисска! — сказал Шелленг-бек.

— Что ж название дельное, толковое! — согласился вождь, — но ведь вы же знаете, как я обожаю помпезность и монументальность! Вы думаете, в конце-то концов, учитывать это в своих предложениях? Или нет?

— Ja, ja naturlich! — колыхнулись в унисон головы офицеров генштаба (испытанных, преданных делу Рейха басмачей).

Как прирождённый оратор, Адольф умел держать паузу. Насладившись всеобщим молчанием, фюрер продолжил: Мы желаем назвать сей план более мощно, например — Барбарисса!.

— О! Это конечно das ist Fantastisch! — подал свой голос Шелленг-бек, — Однако, мой фюрер, война — дело мужское, а название операции имеет, в своём корне, женское начало. Некий вагинализм наблюдается. Вульгарный вульвит, так сказать. Даже неудобно перед врагами! Может исправим одну буквочку и сойдёмся на слове — Барбаросса? А?

Ошарашенные глубокими познаниями Шелленг-бека в области женской ветеринарии, члены Совета сосредоточенно продолжали молчать… Вдруг Хитлер, сорвавшись с места, побежал рыться в своих сундуках с богатствами.

По-видимому найдя то, что искал, Адик вальяжно приблизился к начальнику контрразведки и всучил ему в награду тяжеленный чугунный утюг. Это произведение изящных искусств заправлялось горячими углями и весило около пуда. Но, всякий подарок от высокого начальства имеет скрытый смысл, и все ждали — что же скажет фюрер.

Хитлер развеял подоплёку по-восточному просто: Это очень конструктивный и многофункциональный подарок! Желаю тебе утюжить одежду своих врагов не снимая её с их тела!

— Амба! Совет стаи окончен! — подвёл рэномэ вождь.

Генштабисты облегчённо вздохнули — не надо было мучить мозги выдумыванием названий. Лишь Мюллiр (в уме) ехидно завидовал: Нахватался, этот выскочка, Шелленг-бек знаний по библиотекам! А теперь вот выслуживается, рифмоплёт позорный!

Не всё было в Индийской империи так гладко, как докладывали Верховному Махрадже его верные слуги-газетчики. Сталинс и сам об этом догадывался, но вот выйти на улицу и проверить свои догадки ему было недосуг. Текучка заела, некогда!

Ни для кого не секрет, что Хозяин всегда работал по ночам. Однако, в последнее время, он всё чаще слышал какой-то рёв, гудение, шараханье и прочие неприятные звуки.

В конце концов, генсеку всё это порядком поднадоело и он отдал приказ Берию, чтобы тот разобрался и доложил обстановку.

Берий ушел и появился вновь через 10 минут.

— Ну, докладай! — сказал Сталинс.

— В общем, о наимудрейший, это ветераны на улицу своих домашних животных повыгоняли. Пенсия у них маленькая и кормить зверюшек нечем! — отрапортовал Лаврик.

— Это временные трудности, которые нам известны, — сухо заметил Йося, — Но кто же там, за стенами дворца, ревёт, как иерихонская труба?

— Так я же и говорю, — смутился Берий — Это пенсионер Лакшми вынужден был своего любимого домашнего слоника на улицу выгнать. Вот, тот и воет от голода на помойке!

— Немедленно посадите в тюрьму этого Лакшми. Хорошо, что в нашем гуманном законодательстве есть статья, предусматривающая ответственность за издевательство над животными!

Но Лавр Берий не был бы самим собой, если бы не поддал ещё жару: А ещё, товарищ Сталинс, этот зловредный Лакшми вам письмо-кляузу антисоветскую накатал!

Тут Лаврик замер, ожидая, даст ли Хозяин добро, чтобы начать читать. Сталинс неопределённо хмыкнул.

Берий приосанился и, как профессиональный декламатор (или провокатор), стал зачитывать отрывки из из письма пенсионера: