Дружина специального назначения

Между тем гостеприимная хозяйка оставила их буквально на минуточку (что позволило принять им еще по пятидесятиграммовому компрессику) и, скинув разбойничьи лохмотья, предстала перед ними во всей красе. Тут ребятам потребовалось еще по дозе яда, чтобы осознать произошедшую прямо на глазах метаморфозу.

Вместо Соловья-разбойника или в крайнем случае Злодейки-Соловейки перед ними стояла ладная, статная, даже, можно сказать, красивая девушка, и хоть небольшого роста, зато с явно выступающими даже из-под мешковатого сарафана женскими формами.

— Ну и на кой ляд тебе с таким-то потенциалом в дружину идти? — искренне удивился Изя.

— Да и имя Любава тебе идет как нельзя лучше, — поддакнул Илюха.

— Вот именно из-за этого я и сбежала из дома! — обиженно надув губки, заявила купеческая дочка. — Не хочу всю жизнь мужниной женой у печи провести, хочу жить на всю катушку, дышать полной грудью!

Тут осоловелые глаза приятелей чисто инстинктивно опустились именно на эту часть Любавиного тела, и девица, в очередной раз покраснев, выбежала из горницы.

Когда спустя полчаса Любава вернулась назад и подошла к прикрытой двери, слуху заблудившейся в предрассудках девушки предстала беседа двух изрядно окомпрессившихся приятелей. Изя уговаривал Илюху поступить на работу в какую-нибудь киевскую кузницу молотобойцем и всячески расписывал открывающиеся перед ним горизонты карьерного роста. Солнцевский категорически возражал, весомо аргументируя свои слова огромным кулаком и сложными оборотами касательно ближайших родственников Изи и отсылания оных в очень далекие места.

Любава, конечно, была воспитанной девушкой, но, с другой стороны, бунтарская частичка ее души взяла верх и она, сильно краснея, подслушала спор приятелей до конца.

Если отбросить несущественные, но очень яркие (и даже иногда абсолютно незнакомые Соловейке) словечки, оказалось, что они прибыли издалека, но очень хотят вернуться домой. Для этого им необходимы деньги, а так как черт объявил себя ветераном сорока семи войн и ста двух вооруженных конфликтов, то почетной обязанностью работать на благо концессии (непонятное Соловейке слово) награждался Илюха. Тот, в свою очередь, соглашался брать в руки кувалду только для того, чтобы отшибить компаньону второй рог. Любому думающему существу на земле стало ясно, что беседа зашла в тупик и найти выход оттуда может только женщина.

— Хорошо еще, что я рядом оказалась, — со вздохом справедливо заметила Любава и решительно толкнула дверь своего собственного дома, бесцеремонно занятого гостями.

— Коли деньги нужны, так надо в дружину князя наниматься, а не в кузницу идти!

Чуть было не разругавшиеся приятели переглянулись и облегченно вздохнули.

— Так это другое дело, — заметил Илюха.

— Предлагаю это дело отметить! — резво согласился с таким трудоустройством Солнцевского Изя и быстренько разлил из изрядно опустевшей бутыли по стаканчику.

Илюха довольно крякнул и с явным удовольствием принял чарку исконно русского яда.

— Я с вами пойду, — чуть не испортила собутыльникам трапезу Любава.

— Это зачем еще? — хором взвились не на шутку обеспокоенные приятели.

— Так вы города, обычаев наших не знаете, без проводника пропадете.

— Если хочешь знать, деточка, то я родом из этих мест и, что особенно важно, из этого времени! — нагло заявил Изя и со вздохом поболтал в бутыли жалкие остатки целебной жидкости.

— Да, ну и как зовут князя, а как княгиню, княжну, воеводу? С кем князь в союзе, а с кем во вражде? Почем воз сена на рынке? А сколько стоит комната на постоялом дворе?

Изя, набрав было в грудь побольше воздуха, дабы дать достойный отпор зарвавшейся девчонке, как-то сразу сник.

— А я Киев знаю как свои пять пальцев! — гордо заявила странная купеческая дочка и уже совсем другим голосом добавила. — Хочу завязать со своим преступным прошлым и хотя бы просто выбраться из леса.

Илюха задумчиво почесал себе затылок.

— Слышь, Изя, а она права. Проводник нам бы не помешал, да и, если она хочет спрыгнуть и к ней ни у кого предъяв нет, то, по понятиям, имеет полное право.

— Ни за что! Женщина в нашей ситуации будет только обузой. И потом, мы же ненадолго в город собрались.

— Не забывай, что я не простая девушка (спорщица сделала явный акцент на этом слове, и Изя сдулся еще больше), а Злодейка-Соловейка! И умею не меньше многих дружинников князя! Я могу скакать...

— Да помним, помним, — торопливо прервал ее Изя. — Если будешь готовить нам такие ужины, как сегодня, каждый день, то берем тебя в команду.

Видя, как начинает бурлить Любава, торопливо добавил:

— Ты не беспокойся, харчи за наш счет!

Тут Любава закипела по-серьезному:

— Только и можете о женщине думать как о кухарке! Я, между прочим, человек, а не существо с косой у печи. Ненавижу готовить!

— Существо с косой — это смерть, — тихо заметил Илюха, но тут же примолк, не желая влезать в дискуссию.

— Зато очень хорошо умеешь это делать, — не сдавался черт. — Так и быть, по выходным коллективный шопинг, продукты закупаем на рынке все вместе.

Соловейка стала засучивать рукава с явным намерением показать Изе, на что способны купеческие дочки в гневе.

— Ладно, чего уж там. Если ты такая нервная, то посуду моем по очереди.

Тут Соловейка взорвалась. Было все: и крики, и ругань, и метание в черта (наивная!) кувшином. Бутыль с остатками жидких компрессов Солнцевский предусмотрительно припрятал от греха. Он вообще решил не принимать участия в этой небольшой дружеской беседе, а просто капнул себе еще граммов сто (ну, чтобы не скучать в зрительном зале) и присел на лавке в самом углу горницы.

Между тем Любава была в ударе. Тут вспомнились и все мужчины, вместе взятые и каждый по отдельности, нравы в купеческой среде, а также вообще в том времени, куда попали борец с Изей.

Крики сопровождались попытками все-таки достать Изю каким-нибудь тяжелым предметом, но черт оказался на высоте и пропустил всего одно, причем не такое уж и большое, березовое полено. Впрочем, этого для субтильного черта оказалось вполне достаточно.

Вы играли когда-нибудь в боулинг? Даже если нет, то наверняка представляете, как разлетаются кегли от удачно брошенного шара. Изя улетел так же, с единственным отличием, что он был один, а кеглей много. Черт изящно врезался в печку и затаился в глубоком обмороке.

— Ну что, замочила братана? — подвел итог Илюха.

— Чегой-то он? — искренне удивилась Любава. — Я же его только чуть-чуть задела.

— Ага, чуть-чуть, — съязвил Илюха и вдруг заметил, что черт на мгновение открыл глаз и подмигнул им Солнцевскому.

И, хотя чудесный самогон довел голову братка до солидного гудения, тот сообразил, куда клонит его приятель.

— И что тут, спрашивается, такого, когда двое мужчин в виде одолжения и акта доброй воли просят приготовить пару раз им еду? Это что, повод для разборок и применения поленьев?

— Да в общем-то нет, — просопела Любава. — Мне не в тягость.

— А коли не в тягость, чего ты тут гладиаторские бои разводишь?

— Потому что вы во мне видите только женщину, — уже со слезами на глазах выдавила из себя Соловейка.

Илюха в непонятках пожал плечами:

— А что тут плохого?

— Потому что я могу скакать на лошади, стрелять из лука... — начала свою песню Любава.

— Да помню я все это! — успел прервать ее Солнцевский. — Ты что, ради всего этого решила честного черта загубить?

Зареванная Соловейка присела над лежащим без движения Изей и попыталась привести его в чувство. Обычные методы вроде пощечин и окатывания водой не помогли. Снисходительно глядя на ее тщетные попытки вернуть притаившегося Изю к активной жизни, Илюха достал припрятанную бутыль и со вздохом наполнил до краев чарку.

— Эх, молодежь... — пробухтел он и протянул лекарство Соловейке. — Пои маленькими глотками, — тоном заправского доктора добавил Солнцевский.

Что удивительно, лекарство сразу стало действовать и Изя радостно начал возвращаться к жизни.