Цвета ее тайны

— А ну отпусти его, не то твоему яйцу каюк! — крикнула Гвенни, угрожающе взмахивая палочкой.

Но Роксана на этот блеф не купилась и показала новую картинку. Яйцо разбивается, и от Че остаются кровавые ошметки.

Положение оставалось безвыходным, однако чаша весов несколько склонилась в пользу птицы, которая отнесла Че к стоявшей у стены клетке, засунула внутрь и захлопнула клювом дверцу. Че попытался открыть ее, но это ему не удалось. Маленький кентавр не пострадал, только вот оказался взаперти. Выхода Гвенни не видела, а потому решила возобновить разговор. Вдруг ей все-таки удастся понять, чего эта Роксана хочет, и как-то с ней договориться.

— Роксана, а чем закончилась твоя встреча с Симург, — спросила она, предусмотрительно подвесив яйцо над самым краем гнезда. В случае падения оно бы непременно разбилось, причем содержимое пролилось бы на пол. А для падения была достаточно опустить палочку.

Или уронить.

Роксана понимала, что, бросившись на эту девочку, она неминуемо загубит свое сокровище. Правда, — ничто не мешало ей сцапать другую.

— Дженни, не подпускай птицу к себе, — предупредила Гвенни.

— Постараюсь, — ответила та и нырнула под лестницу, где ее трудно было схватить.

Тем временем снова сформировалась картинка. Роксана, по наивности и юношескому неведению, летела прямо к Симург. Радужная птица развернулась ей навстречу и… тут картинка уподобилась настоящему сну. Гвенни стала воспринимать все так, будто это происходило с ней самой, причем ничуть этому не удивилась. Такова уж природа снов: что бы в них ни происходило, пусть даже полнейшая бессмыслица, воспринимается все, как должное. Во всяком случае до пробуждения. Итак, Гвенни показалось, будто она летит над горой Парнас.

Присмотревшись, девочка обнаружила, что в действительности гора сложена из гигантских свитков и книг.

Они были потрепанными и запачканными, прямо из обложек росли кусты и деревья, так что со стороны углядеть эти книжки было непросто. Само их наличие девочку не удивило: в конце концов, все знали, что Парнас является обителью муз, а уж они-то наверняка написали целую гору книжек. Роксану ни музы, ни книги не интересовали: она лишь отметила про себя, что вся эта писанина пропала впустую.

Затем Симург слегка повела одним пером, и в тот же миг крылья Роксаны утратили подъемную силу. Она махала ими изо всех сил, но тщетно: ей едва-едва удалось приземлиться, не разбившись о землю. К которой она — невесть каким способом — оказалась прикованной, ибо взлететь снова, как ни силилась, не могла.

Птица заковыляла по склону горы, сшибая на ходу деревья. Ноги с непривычки устали, и, приметив пруд, она забралась туда, чтобы их охладить. А заодно решила и попить. Как и поступила, немало удивившись тому, что прохладная вроде бы жидкость, почему-то ее согрела.

Правда, потом Роксана сообразила, что забрела в винный источник, причем вокруг этого источника сновали крохотные женщины, вроде бы из людского племени. По непонятной причине они пытались наскакивать на Роксану, которая, впрочем, воспринимала это с одобрением: плохо ли, если еда сама в рот лезет. Поймав одну из них клювом, чтобы рассмотреть поближе, птица несколько удивилась тому, что женщина оказалась обнаженной:

Роксана полагала, что одежда так же характерна для людей, как оперение для птиц. Впрочем, добычу это не портило: птица для лучшего вкуса обмакнула женщину в вино и с удовольствием проглотила. Это место начинало ей нравиться: пусть она не могла отсюда улететь, но смерть от голода и жажды ей не грозила.

Дикие женщины не прекращали безумных попыток напасть на нее, так что Роксана налопалась до отвала.

Обожраться сильнее ей случилось лишь раз в жизни, когда она и ее друг Роки слопали на двоих жирного сфинкса. Тогда они отяжелели настолько, что, несколько дней не могли взлететь, и спали на земле. Но еда того стоила.

Отдохнув, Роксана решила подняться в небо. Она расправила крылья, несколько раз взмахнула ими и подпрыгнула в воздух, но тут же плюхнулась в пруд. Дикие женщины сдуру опять бросились к ней, так что пришлось склевать еще парочку. Выкупавшись и нахлебавшись вдоволь согревающего вина, она выбралась на берег, отряхнулась и снова попыталась оторваться от земли. Тот же плачевный результат. Ей удалось поднять лишь огромную тучу пыли.

И тут появился большой змей. Очень большой. Настолько большой, что мог считаться не едой, а противником. Роксана изготовилась к бою.

— Успокойся, — сказал он на птичьем языке. — Я не драться пришел, а дать тебе совет.

— А где ты нашему языку выучился? — удивилась Роксана.

— Меня, чтоб ты знала, зовут Пифон Парнасский и я говорю на всех языках, потому как моя обязанность ограждать эту гору от посторонних. А посторонние, они на каких только языках не лопочут. Так вот, менады сообщили, что ты доставляешь им беспокойство.

— Это те, которые голые? Они вкусные, надо только в вино обмакнуть.

— Не спорю, но они тоже охраняют гору, поэтому нельзя допустить, чтобы они все повывелись. А то ты так расклевалась, что скоро мне ничего не останется. Будь добра, поумерь свой аппетит.

— Я бы с радостью, но пока я здесь, мне надо кем-то питаться, а убраться отсюда не получается, потому что крылья не поднимают Я приметила тут у вас на вершине птицу своей породы и хотела познакомиться, но тут со мной приключилось что-то чудное.

— Это не твоя соплеменница, а птица Симург, древнейшее, чтобы ты знала, существо во всем Ксанфе. Она восседает на Древе Семян, ограждая его и гору от непрошеных гостей с воздуха. Особливо от крылатых чудовищ.

Ты сунулась без спросу, вот она тебя и заземлила.

— Ну, это уж слишком! Я всего-то и хотела, что познакомиться. Откуда мне было знать, что она такая привереда.

— Ну вот, зато теперь знаешь.

— Ага, только радости мне от этого мало. Слушай, может поговоришь с ней, чтобы она сняла свое заклятие и отпустила меня восвояси. Мне совсем неохота иметь дело с такой врединой.

— Симург вовсе не вредина, просто у нее много забот, и она серьезно относится к соблюдению правил. А незнание закона не освобождает от ответственности.