Только для чёрных!

Молодые, лишённые предрассудков девчушки помахали сочувственно руками, демонстрируя, что они за перемены и равенство. А у меня было какое-то противоестественное и постыдное чувство – мне нравилось, что мы вторглись в этот размеренный уклад и немножко встряхнули его.

Абдулкарим всё никак не мог понять, что нас сюда занесло, но знал, что я ничего не делаю без причины.

Мы зашли в шляпный отдел.

Там среди зеркал были вешалки с сотнями самых разных шляп на любые вкус, кошелёк и погоду. Примерявший головной убор интеллигентный негр, завидев нас, возмущённо прошептал что-то под нос и чинно удалился. Продавщицы с искренним негодованием смотрели на нас – будто мы бродяги из-под моста. И они не собирались, радостно щебеча приветствия, подскакивать к таким покупателям, как это положено.

Одна было решительно и мрачно двинулась к нам, явно намереваясь нагрубить, но вторая неожиданно схватила её за руку и что-то зашептала. Презрение на лице решительной продавщицы сменилось изумлением и испугом. Она сглотнула комок в горле и как-то бочком отодвинулась за стойку с кассовым аппаратом, стараясь не обращать на себя внимания.

Похоже, эти профурсетки опознали в нас пресловутых землян, тех самых, кого жёлтая пресса обозвала авангардом вторжения. Чего они ждали от нас – что мы начнём все крушить и извергать огонь? Или возьмём в заложники? Но обе были явно испуганы.

– Сколько стоит вот это? – я взял яркую зелёную шляпу с вычурной золотой бляхой.

На негнущихся ногах растерявшая всё своё высокомерие продавщица приблизилась к нам и прочирикала жалобно:

– У вас есть льготная карточка магазина?

– Нет.

– Тогда восемь пятьдесят солидов.

Я примерил шляпу перед зеркалом, и Абдулкарим кивнул:

– А что. Тебе идёт.

Я скосил глаза. И увидел то, что и ожидал.

Мимо павильона проходила она. Та самая женщина из той самой жёлтой машины.

Теперь я рассмотрел её во всей красе. Это была изящная, стройная мулатка в темно-синем платье и тяжёлой золотой цепью на шее.

– Спасибо, – я мастерским броском забросил шляпу на вешалку и шагнул к выходу.

Тут откуда не возьмись выскочила стайка студенток в униформе Высшей гуманитарной академии, нагруженных пакетами, сумками, свёртками. Они скрыли от меня мулатку всего лишь на какой-то миг.

Но когда я выскочил на галерею, таинственной незнакомки уже и след простыл.

Я растерянно огляделся. Безрезультатно. Ну что ж, беседа не состоялась. Но ещё состоится. Я был в этом уверен.

– Пошли? – спросил Абдулкарим.

– Пошли. Больше нам здесь делать нечего.

В машине напарник объявил:

– А шляпа была ничего. Подошла бы нам для маскарада.

Он отдал команду костюму, и на его голове сформировалась, а потом пропала виденная нами шляпа. Водитель, изумлённый этими трансформациями, смотрел в зеркало заднего вида на Абдулкарима, как на настоящего волшебника. А я вспомнил древнее изречение, что развитые технологии для отсталых рас представляются магией…

Мы упорно пытались получить аудиенцию у Генерального прокурора. Но тот был то в отъезде, то в Парламенте, то работал с документами в секретной резиденции. Создавалось впечатление, что он просто не хочет встречаться, и мы уже подумывали просить о содействии Демократического вождя.

Для освобождения Тима нам нужно были три подписи – президента, генпрокурора и судьи, то есть собрать воедино все ветви власти – законодательную, исполнительную и судебную. В Республики Ктулху было почти религиозное почитание теоремы трёх рук – руки силы, руки Закона и руки выбора. На Земле эта злокачественная ересь о независимых ветвях власти, навязанная нам кровавыми французскими просветителями-масонами в восемнадцатом веке, именуется принципом разделения властей. В том или ином виде это вредное заблуждение гуляет во многих неразвитых гуманоидных мирах, как какая-то зараза.

До Верховного судьи мы сумели добраться без проблем. Он заверил, что открыт диалогу, только есть недопонимание с прокуратурой, и его подпись украсит документ только после того, как Генеральный прокурор уладит некоторые противоречия между судейской и надзорной властью. Так что всё упиралось в прокуратуру.

Также мы пытались найти способы решения проблемы в различных ведомствах. В процессе этих походов по бюрократическим лабиринтам и щедрой раздачи взяток мы получили кучу бесценных и бесполезных советов. В результате добились лишь одного – облегчили Тиму режим содержания. Теперь он жил в трёхкомнатной камере с обычными обоями на стенах, без всяких ёжиков и кошечек, у него был телевизор, видеомагнитофон с горой видеокассет и широкий заказ блюд из окрестных ресторанов.

– Законы тут настолько запутанные и объёмные, что наверняка можно в них найти даже не калитку, а целые ворота, – сказал Абдулкарим, когда мы отдыхали в номере после очередного похода по инстанциям. – Да, нам не помогли бюрократы. Да могут нам крючкотворы!

В его словах был резон, и следующие дни мы обивали пороги самых дорогих адвокатских контор. Там высокомерные юристы, похожие на сытых лоснящихся котов, жрущих от пуза рыбу в рыбацких посёлках, за дикие деньги обещали скромные результаты. Голова у нас шла кругом от ссылок на казусы, особенности процессуальных процедур, пунктов дремучих законов, принятых пятьсот лет назад, но так и не отменённых.

У меня создалось впечатление, что в Юдостане все судятся со всеми. Это был город сутяжников, где граждане засыпали друг друга исками по любому поводу, а иногда и без оного. Верховная власть производила законы. Суды – прецеденты. Чтобы разобраться в них, требовалось всё больше юристов. И весь этот захватывающий процесс обслуживала целая армия адвокатов, судей, прокуроров.

В результате, помыкавшись, мы пришли к тому же, откуда и ушли – нам нужен Генеральный прокурор. И будем плясать от результатов встречи с ним.

– А если просто вломиться к нему в кабинет – как настоящая братва, как Бешеный с его командой? – мечтательно протянул Абдулкарим, раскачиваясь в кресле-качалке около камина. – Вспомнить героизм наших предков!

– Ты же понимаешь – так будет только хуже, – выступил я голосом благоразумия.

– Понимаю, – вздохнув, опустился с небес на землю Абдулкарим.

– Да и в кабинете своём он не бывает, насколько я знаю, – задумчиво произнёс я.

К стыду своему, я тоже просчитывал такой вариант силовой встречи и готов был заявиться к Генеральному прокурору незваным монголо-татарским гостем, расшвыряв прислугу, охрану.

– Тогда всё, я отдыхаю! – объявил Абдулкарим, трансформировал костюм в золотой халат, включил телевизор и демонстративно скрестил на груди руки.

По телевизору шли новости культуры. Вчера на премьерном показе фильма «Невольники поневоле», посвящённого страданиям белых рабов, режиссёра и сценариста экстремисты из «Чёрного реванша» забросали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Возмущённый режиссёр объявил:

– Правду не забросаешь гнилью. Белые – тоже где-то люди. И мы против рабства. Это позорная, хотя и необходимая, страница нашей истории!

По другой программе жрец стихии воздуха разорялся по телевизору, что падает интерес к духовным ценностям, люди перестают ходить на капища и приносить жертвы, молодёжь заражена вирусом неверия.

– Невиданное распространения получают такие еретические верования маргинальных слоёв населения, как единобожие. Особенно глубоко проникли они в артистический бомонд, стали популярны среди известных киноактёров, звёзд эстрады, талант которых часто идёт нога в ногу с легкомыслием, отсутствием твёрдых нравственных устоев и падкостью на модные течения. Эти люди становятся лёгкой добычей вульгарных и мерзких проповедников…

Мигнул экран телевизора. Ярче вспыхнули от резкого скачка напряжения лампочки и тут же погасли. В комнате стало темно.

– Вот опять! – воскликнул Абдулкарим. – На самом интересном месте!