Армагеддон был вчера

С тех пор это уютное место изменилось до неузнаваемости и превратилось в галдящий шумный муравейник, битком набитый немцами, американцами и японцами почти в любое время дня и ночи, – но это уже, как говорится, из другой оперы. А в то время это было приветливое, гостеприимное убежище, которое всей атмосферой прямо-таки располагало к честным, откровенным разговорам, когда доля истины в словах возрастает прямо пропорционально количеству выпитого.

В этот день я впервые и повстречался в нерабочей обстановке с доктором Коваржем: он стоял в дверном проёме и близоруко озирался вокруг.

Я не мог поверить собственным глазам. Записной аскет Коварж в винном погребке!

– Пан коллега! – окликнул я его из полутьмы своего уголка. – Что я вижу? Вы собственной персоной в этом вертепе?!

Коварж повернулся на знакомый голос. Наши отношения в институте всегда были чисто служебными, и я ожидал, ясное дело, что такая встреча его никак не порадует. Но, как тут же выяснилось, ошибался.

– А, это вы, пан коллега? Слава богу! Я уже боялся, что меня дезинформировали относительно ваших привычек.

– Так вы меня ищете? Ну и ну! А кто же вас мог дезинформировать, как вы выражаетесь?

– Цирил, разумеется, кто же ещё? Ваш верный оруженосец. Он так буквально и сказал: «После шести старина Брунер сидит или «У золотой щуки», – но там вас не оказалось, я успел проверить – или в «Виоле». Третьего не дано, как говорили древние римляне. А если пана шефа не будет и там, остается обратиться только в клиники и морги». Я последовал совету Цирила, и вот... я здесь, – Коварж усмехнулся, чуть-чуть нервозно, как мне показалось, и начал протирать и без того чистые очки кончиком галстука.

– Нy, Цирилу завтра ещё придётся ответить за свою чрезмерную информированность, – добродушно хмыкнул я. – Но раз уж вы меня поймали, то прошу к столу. Пан Пангаст, ещё бокал бордо!

Коварж протестующе замахал руками, потом всё же сообразил, что сидеть в винном погребке над пустым бокалом было бы достаточно странно, и сдался. Он даже несколько раз пригубил, явно собираясь со словами.

– Ну, так рассказывайте, что у вас на душе, вы, вечно юная надежда нашей биохимии, – подбодрил его я.

– Знаете, – начал Коварж, – я и решил встретиться с вами именно здесь, потому... Потому что у меня такое чувство, что вы поднимете меня на смех. Думается, тут мне будет легче перенести этот удар, чем у вас в лаборатории. На глазах у Цирила... ну, и так далее. Вы меня понимаете?

– Ещё бы, – кивнул я. – На глазах у Цирила и Яны и так далее.

Доктор Коварж слегка покраснел и сделал изрядный глоток. Очевидно, он потерял нить.

– Давайте, давайте, смелее! – усмехнулся я. – То, что вы расселись за одним столом со старым греховодником, который решил отдохнуть от забот насущных, ещё не накладывает никаких обязательств. Только, ради бога, не притворяйтесь проповедником на сеансе стриптиза. А что до Яны, то весь институт знает о ваших отношениях не хуже, чем Цирил о моих холостяцких привычках. Ну, что там у вас?

– Послушайте, пан коллега, то, что я хочу рассказать, вовсе не смешно, если вы меня понимаете...

– Вот и отлично! Шутки в сторону – и погрузились в Моцарта, как говаривал старый профессор Новотны. Вы, кстати, его уже не застали? Жаль, жаль... Ну, так я вас слушаю.

– Вы знаете, всё началось с того, что последние лет шесть я работаю по договору с нашим фармакологическим концерном «Спофа». Суть работы заключается в том, что мне нужно анализировать целый ряд веществ, которые их химики выделяют из самых разных растений и животных, каких только удастся достать, – не только химически анализировать, но и физически. Ну, так вот... Короче говоря... Если вам известно, то все органические соединения, входящие в состав живых организмов, являются левовращающими – конечно, в том случае, если они вообще являются оптически активными...

– По правде сказать, как доктор естествознания, я уже что-то об этом слышал, – заметил я, но Коварж в возбуждении не обратил внимание на иронический тон моей реплики. – Хотя, насколько мне известно, этот факт упоминается даже в учебнике биологии для старших классов.

– Ну вот, видите, – он удовлетворённо хмыкнул. – Более того, твёрдо установлено – эмпирически, понятно – что это вообще является одной из важнейших характеристик, так сказать, кирпичиков жизни, и понятно, что этим никто уже давно специально не занимается. Так вот... А теперь вы можете себе представить, пан коллега – я выделил правовращающие соединения! Даже целые группы соединений – и они являются частью протоплазмы: ни более, ни менее!

Я снова кивнул пану Пангасту, отвлекая его ненадолго от своих бренных раздумий. Коварж имел репутацию очень эмоционального молодого человека, и мне не хотелось препираться с ним. Хотя бы потому, что в моей лаборатории работала Яна, предмет тайной (как полагал он сам) страсти Коваржа, – в действительности же всем известной и абсолютно безнадежной. Странное дело: я всегда почему-то чувствовал себя ответственным за их отношения. Но это уже тоже из другой оперы.

– Ну ладно, пан коллега. Только ваше открытие никакой не секрет, оно уже давно сделано и многократно подтверждено – тем же Ахимовым и Брюннингсом и бог знает, кем ещё. Хотя я всего-навсего обычный зоолог, и экзамены по биохимии, слава богу, давно сдал все до единого.

– Конечно, конечно, – заторопился Коварж, снова теребя свои очки. – Понятно, я провёл литературный поиск и ознакомился со всеми этими работами – по меньшей мере, с основными из них. Ахимов, Брюннингс, Дейв, Салливан, Танака – и ещё много, много других. В коллоидах ведь всегда есть примесь правовращающих молекул – доли процента. Это всем известно, хотя никто не знает, откуда они там берутся. Только это совсем другое дело, пан коллега. Я нашёл организмы, которые имеют полный комплект правовращающих аминокислот. Или углеводов. Или жирных кислот, – он замолчал, словно сам испугавшись своего заявления.

Помолчал и я, раздумывая над неожиданным сообщением.

– В таком случае, это попадание в яблочко, пан коллега, – наконец выдавил я из себя. – Это вполне может потянуть на государственную премию – а то и на Нобелевскую, кто знает? Конечно, в том случае, если вы не ошиблись и верно интерпретировали результаты. Мне, честно говоря, представляется сказкой, что в наше время можно делать открытия такого масштаба с приборами из прошлого века. В данном случае только с поляриметром, если я вас правильно понял... Ну, что же – так или иначе, поздравляю вас, пан коллега! Только я всё ещё не понимаю, какое отношение ко всему этому имею я.

У Коваржа от волнения задрожала рука с недопитым вином, и красная струйка пролилась на стол. Хорошо ещё, что пан Пангаст, как настоящий пражский трактирщик, отродясь презирал скатерти.

– Я ведь ещё не всё сказал, пан коллега. И даже не самое главное. Но сначала... сначала вы должны мне обещать, что весь разговор между нами останется в секрете. Знаете...

– Разумеется, знаю, пан коллега, – прервал его я. – Если речь об этом дойдёт до Его Величества Роберта Первого и Единственного (к вашему сведению, академик Роберт Яначек – директор нашего института общей биологии, по совместительству заведовавший и лабораторией, в которой прозябал Коварж), то всё дело закончится изящной научной статьей, а то и монографией, где вы будете фигурировать в анонимном списке «сотрудников, которым выражается глубокая признательность» за то, что они там и сям что-то принесли, подержали или нагрели. Я не прав?

– Абсолютно правы, – вздохнул Коварж и с опаской осмотрелся вокруг, словно боясь, не возникнет ли рядом грозный лик академика Яначека. Однако этого, как и следовало ожидать, не случилось. Лишь доктор Нетрлик, утомившись от собственного мурлыканья, тихо подрёмывал за своим столиком. – Совершенно правы. Что же касается вас, то я знаю, – точнее, надеюсь – что вы человек честный и...

– Мерси, – я отвесил галантный кивок. – Постараюсь не уронить своей репутации. Кстати, хочу сразу же заявить, что не собираюсь участвовать в вашей работе в качестве соавтора, что бы там из неё ни получилось в результате. Даже в качестве анонимного сотрудника. Даю вам моё честное слово.