Во имя рейтинга

Хенриксон коротко кивнул.

— Конечно.

— Теперь поговорим о менее приятных вещах, — сказал мистер Картрайт, и взгляд его уперся в меня. — Мистер Громов, я помню, вы утверждали, что знаете, как будут развиваться события в Троянской войне.

Вот это заявочка!. Судя по тому, что босс перестал называть своих сотрудников по именам, обращаясь чересчур официально, он сильно чем-то недоволен. И что ему не нравится в текущих событиях? Кровь льется рекой, рейтинги зашкаливают, охваченная аудитория растет не по дням, а по часам.

— Видите ли, мистер Картрайт, когда проект только начинался, я считал именно так. Но действительность чем дальше, тем сильнее стала отличаться от того, что нам было известно из работ историков и поэтов.

— То есть сейчас вы не можете нам сказать, что будет дальше?

— Вы правы, не могу. Особенно после того, как Диомед убил Агамемнона и встал во главе ахейской армии.

— Падет ли Троя? Будет ли она разрушена?

— Канонически — да. По факту — я уже не знаю. Вполне может быть, что она выстоит.

— Я хочу помочь троянцам, — заявил вдруг мистер Картрайт. — Что мы можем для этого сделать?

Реалити-шоу «Троя»

Лагерь ахейцев

Диомед и Орест

— Радуйся, богоравный Диомед.

— Радуйся, Орест. И не зови меня богоравным. Я просто Диомед. О чем ты хотел со мной поговорить?

— О будущем.

— Тебя интересует война?

— Нет. Не слишком. Меня интересует политика. Ты присягал на верность Золотым Микенам.

— Я давал клятву помочь Менелаю вернуть супругу. Теперь твой дядя мертв, и я свободен от своих обязательств.

— У нас сложная ситуация, бого… Тидид. Ты теперь командуешь объединенной армией, почти половину которой составляют воины Микен. С другой стороны, Микены являются главенствующим городом и не подчиняются Аргосу.

— Микены и Аргос остались за морем. Здесь есть только мы. И Троя.

— Я не против того, чтобы ты командовал армией в этой войне. Ты — лучший из всех. Я верю, что ты доведешь дело до конца и возьмешь Трою. Но что мы будем делать, когда война будет закончена и армия вернется домой? Сложишь ли ты пост воеводы? Не будешь ли ты посягать на…

— На твой трон? Это заманчивая мысль, юноша. Микены ведь отказываются признать меня ванактом Аргоса. Только басилеем.

— Это так. Отец и дед считали, что на нашей земле должен быть только один ванакт.

— Может быть, они были правы. Только почему ванакт должен править именно из Микен? Почему не из Аргоса?

— Я понимаю… Ты хочешь войны, Диомед? Войны между Аргосом и Микенами? Междоусобной сечи?

— Если я решу завоевать Микены, войны не будет. Войско подчинится мне, а не безусому юнцу. Сиди, не вскакивай. Или ты решил отомстить мне за отца?

— Это был честный бой. Отец… знал, на что он шел. Я не буду тебе мстить. Но хоть ты и великий воин, Диомед, я не сдам тебе Микены без боя.

— Успокойся. Мне не нужны Микены, и я подозреваю, что и сам не очень-то нужен Аргосу. Я еще не решил, что будет дальше, но за свой трон ты можешь быть спокоен. Мне не нравится микенское вино.

Дэн

Честно говоря, сначала я подумал, что ослышался. Не мог же всесильный медиамагнат болеть за одну из сражающихся армий. И не мог же он на полном серьезе предлагать нам вмешаться в прошлое и изменить его.

Интересно девки пляшут, как говорят у меня на родине.

Пока я ошалело соображал, как мне реагировать на шокирующее заявление моего работодателя, мистер Картрайт повел бровью и пожелал остаться со мной наедине. Пибоди, Хенриксона и Мура как ветром сдуло.

Что бы это значило?

Мистер Картрайт закурил сигару, пуская дым в потолок. Выдерживает паузу, психолог фигов.

Что же он задумал? Какую выгоду хочет извлечь на этот раз?

— Мы живем в великое время, мистер Громов, — наконец-то решился он нарушить молчание. — Вы сами это понимаете?

— В принципе понимаю.

— Еще никогда человечество не было так близко к объединению, как сегодня.

— И объединяет его ваше шоу?

— Наше шоу, — сказал он, нажимая на слово «наше». — Наше шоу, мистер Громов. Неужели вы считаете, что стоите в стороне?

— Мой вклад столь мизерный, что его можно и не считать. По большому счету я только смотрю записи.

— Вы не просто смотрите. Вы анализируете, делаете выводы. И я никогда не поверю, что во время просмотра вы остаетесь равнодушным. Признайтесь, что это не так.

— Признаюсь.

— И на чьей же стороне ваши симпатии?

— Э…

— Дайте, я сам угадаю. Ваши симпатии на стороне проигрывающих. На стороне обреченных. Вы хотите, чтобы победила Троя.

— Почему вы так думаете?

— Вы же русский. А русских во все времена тянуло на сторону сирых и убогих. Защитить слабого, поставить на место зарвавшегося наглеца…

— Допустим. И что с того?

— Я хочу, чтобы Троя победила. Более того, я не просто хочу этого, я намереваюсь этому поспособствовать. У нас ведь в прошлом находится первоклассный специалист, которому мы платим хорошее жалованье и который фактически ничего не делает. Я говорю о полковнике Трэвисе.

Можно подумать, у нас там несколько специалистов. Или их действительно несколько? Нет, не может быть. Я бы знал.

— Подумайте, что он может сделать, чтобы поспособствовать победе троянцев? Убить Диомеда? Одиссея? Аякса?

— Вряд ли он будет в восторге, получив такое задание, — сказал я.

— Меня не интересует, будет он в восторге или нет Меня интересует лишь результат.

— Э… Не говоря об этической стороне данного вопроса, не считаете ли вы опасным вмешательство в наше прошлое? Эффект бабочки и все такое.

— Бросьте, мистер Громов. Не надо мне этих фантастических рассказов. Это было слишком давно и слишком далеко от нас. Даже если какие-то изменения возможны, на нас они вряд ли отразятся.

Расскажи это папе римскому, подумал я. Впрочем, я сам подарил боссу эту отмазку.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Конечно. Вы хотите знать, зачем мне победа троянцев?

— По правде говоря, нет. Я хотел спросить: что вы думаете о богах? Об этих парнях с Олимпа? Ведь теперь мы точно знаем, что они существуют.

Вопрос застал босса врасплох. Он не стал сразу отвечать, а снова занялся своей сигарой.

— Это сложный вопрос, мистер Громов. Я всю жизнь был атеистом и не верю в сверхъестественную сущность этих, как вы выразились, парней с Олимпа. Но они, вне всякого сомнения, существуют. А что касается истинной природы их нечеловеческих способностей, я думаю, это вы мне объясните.

У меня, конечно, было свое объяснение, но я полагал, что оно не понравится боссу, а потому озвучивать его не стал.

— Увы, — сказал я. — С точки зрения современной науки этого я объяснить не могу. А все-таки зачем вам победа троянцев?

— Разве это непонятно? Троянцы ведут более справедливую, освободительную войну, противостоят ордам захватчиков. Не ищите тут какую-то корысть или умысел с моей стороны. Это просто душевный порыв.

Неужели он провел опрос населения и решил сделать шоу интерактивным? В душевные порывы человека, которому душу заменяет толстый бумажник, я не поверю никогда. Равно как и в его бескорыстие.

— Понимаю, что вы не можете ничего мне посоветовать, не подумав, — сказал мистер Картрайт, и я понял, что аудиенция подошла к концу. — Но не позднее завтрашнего вечера я хочу услышать от вас, что должен сделать полковник Трэвис, чтобы троянцы отстояли свой город и победили в этой войне.

Когда я выходил из кабинета начальства, в приемной сидел тип из бара, тот самый, что вел странные разговоры и назвался Гремлином. Вот и его удостоил личным вниманием босс.

Полковник Трэвис

— Так что мы будем теперь делать, Тидид?

После поединка Диомед впервые остался со мной и Одиссеем наедине. Несколько часов он принимал всевозможные делегации вождей, пророков и просто героев, клявшихся ему в своей верности. Друга он оставил напоследок. А я просочился вместе с Лаэртидом, и Диомед против моего присутствия не возражал.