Дело Белки

Собственно говоря, по зрелому размышлению такой примитивный мотив, как простое материальное обогащение, и был самым правильным. В ходе вчерашней беседы с котом мы его даже не рассматривали. Ведь на кону стояли такие масштабные идеи, как заговор ВЧК, мечтавшего раз и навсегда покончить с Обществом, либо, наоборот, благородный порыв кого-либо из старших защитников, сжалившихся над Белкой, измученной многолетним воздержанием. Между тем еще тогда мне следовало подумать о том, что самое простое объяснение, как правило, и бывает самым верным. Недаром же, впервые услышав про способность Белки находить драгоценные камни, я сам сразу подумал про то, какие из этого можно извлечь материальные выгоды. Другое дело, что последовавшие за этим события невольно оттеснили мысль об обогащении на второй план. Но Дмитрий-то состоял в Обществе куда больше моего, а следовательно, и соблазн легкой наживы должен был измучить его намного сильнее.

В том, что виновником всего происшедшего был именно Счастливчик, я уже практически не сомневался. Меня еще раньше смутило то, что он каким-то образом ухитрился проглядеть мою персону в Лысогорке, даром что чуть не наступил мне на голову. Также было весьма подозрительно, что он решил ждать до Москвы, чтобы поделиться со мной откровением Ивана: дескать, тот вовсе не считал меня таким уж вредителем. В конце концов, только невероятное упрямство удержало меня от того, чтобы сразу по прибытии в штаб-квартиру не покинуть раз и навсегда ОЗВЖ. Ну и наконец, сама ситуация с клубком выглядела теперь вовсе не несчастным случаем, а продуманным ходом, который должен был сбить меня с выбранного пути, измотать и заставить напрочь заблудиться в волшебном лесу. Да и действительно, о каком несчастном случае может идти речь, если в дело замешан такой любимец Фортуны, как наш Счастливчик?! Однако и мое предположение, что минус на плюс дает минус, оказалось в некотором роде верным. Понятно, что Дмитрий полез на «ту сторону» вовсе не для того, чтобы помогать нам с егерем, а для того, чтобы получить в свои загребущие руки Белку или, на худой конец, собранные ею изумруды, вот только Кощееву смерть, припасенную им, по всей видимости, для обмена, он потерял. А эта штука не из тех, с которыми можно запросто расстаться. Я поделился соображениями с Барсом Мурзоевичем, и тот одарил меня таким кивком, который разом прибавил как минимум пять, а то и все десять единиц к моему драгоценному IQ.

– Ты прав, Левчик! Он обязательно вернется.

– Значит, устраиваем засаду?

– Устраиваем! Скажи, ты сможешь достоверно изобразить покойника?

– Извините?

– Полагаю, Дмитрий слышал твои вопли. Если не оба, то последний, который ты издал, когда я вытаскивал из тебя иглу, наверняка!

– И?

– И значит, ты, с его точки зрения, скорее всего, укололся, то есть сейчас уже должен быть трупом!

– Кощеева смерть ядовита?

– Нет! Просто смертельна. В основном за счет приносимой боли. Вероятно, Дмитрий не просто так хотел убедиться в том, что именно ты его разбудил. Принцы и рыцари, специально выведенные в древности для борьбы со злом, отчасти могут противостоять и этим чарам, но ограниченное время. Думаю, потому-то наш бывший друг до сих пор и не появился.

– Выжидает?

– Ну… Я бы на его месте выждал! Он, конечно, Счастливчик, но в поединке с рыцарем этого может оказаться маловато.

Потратив некоторое время на рекогносцировку, мы с Барсом Мурзоевичем организовали чудесную западню. Кот занял прекрасную наблюдательную и одновременно атакующую позицию на верхних ветках могучей корявой сосны. Лично мне не верилось, что существо таких габаритов может прыгнуть с подобной высоты и не переломать себе все до одной косточки, но Васильев-младший попросил не забывать, что он, кроме всего прочего, еще и кот. Видимо, в подтверждение этих слов он сразу же возопил, что на его мех только что попала свежая смола, и стал сокрушаться: после того, как он ее слижет, у всей его пищи целую неделю будет назойливый привкус хвои. Лично я не имел ничего против подобного послевкусия. Вероятно, потому, что у меня оно ассоциировалось, скорее, с хорошим джином. Впрочем, Барса Мурзоевича вряд ли можно было бы этим утешить. Будучи котом, из всех горячительных напитков он познакомился разве что с валерьянкой. Кстати, мне сейчас тоже не помешало бы принять граммов пятнадцать каких-нибудь успокоительных капель. Потому как позу трупа я, конечно, принял, но мое сердце в ожидании предстоящей схватки колотилось с такой силой, будто у меня в груди расположился самый что ни на есть полный ансамбль японских барабанщиков.

Был бы я настоящим рыцарем, как утверждали мои друзья (Барс Мурзоевич) и враги (Счастливчик Дмитрий), я мог бы прочесть какую-нибудь молитву, а то и мантру, укрепляющую дух и очищающую сознание. Однако, несмотря на это новое и, несомненно, гордое звание, ничего рыцарского я в себе не чувствовал. Да и откуда бы этому ощущению взяться?! Конечно, я, как и большинство моих соотечественников и современников, был недостаточно хорошо знаком со своей родословной. По маминой стороне эти знания распространялись разве что на имя и отчество моего прадедушки, по отцовской линии дела обстояли и того хуже. В любом случае все известные мне предки в лучшем случае обладали дипломами о высшем образовании, но никак не родовыми гербами и поместьями. Представить же себя потомком какого-либо действительно знатного рода, который, по словам Кота Ученого, был в незапамятные времена специально натаскан для сражений с демонами и пробуждения впавших в летаргический сон красавиц, было не по силам даже моему сверхбуйному воображению. Впрочем, не буду врать. Сама идея мне понравилась. Все-таки быть воином сил добра куда приятнее, чем числиться образцовым неудачником всех времен и народов. Оставалась лишь мелочь: найти какой-либо достоверный способ убедиться в том, что замаячившая передо мной морковка благородного происхождения не окажется очередной издевкой моей обыденной, богатой разочарованиями жизни.

Постепенно я так увлекся размышлениями о том «царь я или не царь», что едва не проворонил свое первое испытание в ранге Рыцаря Добра. К счастью, Кот Ученый, хоть и не носил никаких сапог, явно специализировался на том, чтобы вытаскивать меня из неприятностей. Брошенная им шишка в очень подходящий момент клюнула меня в темя и пробудила от сладких грез, в которых я, отодвинув плечом Ивана, подкатывал к Василисе с намеком на то, что ее бывший муж всего-навсего дурак, а я, как ни крути, все ж таки царевич. Опустив тот момент, что за подобные слова Василиса и сама бы мне что-нибудь непременно открутила, я вернулся к реальности. Впрочем, учитывая мое пребывание на «той стороне», реальным был, скорее, не окружающий мир, а надвигавшаяся на меня угроза, и, увы, судя по тяжелым шагам большой толпы народа, речь шла не только о вернувшемся за Кощеевой смертью Счастливчике!

– Ну че, долго еще шлепать? Колись, братуха! – донеслось до меня из-за ближних кустов.

– Я тебе не «братуха»! – последовал сухой ответ.

– Ты слышишь, Костлявый?! Защитник-то нынче гордый пошел – не желает нас с тобой за братанов держать!

– Не очень-то и хотелось!

С каждой репликой этой переклички во мне росла уверенность, что вскоре, вместо того чтобы изображать труп, я стану им на самом деле. Прошло слишком мало времени, чтобы я забыл голоса гопника Соловья и тем более – Кощея Бессмертного. А если учесть, что вместе с ними появился еще и Счастливчик, выходило, что план нашей с Барсом Мурзоевичем засады можно было смело засунуть в то же самое место, откуда кот недавно извлек злополучную иглу.

– Опаньки! Робяты! – радостно завопил, выбравшись на лужайку, Соловей. – Вы только гляньте, кто здесь лежит! Костлявый, узнаешь?

– Узнаю! – проскрипел Кощей, и я понял, что дело совсем худо.

Глава двадцать четвертая

В соответствии с задумкой я должен был неподвижно лежать до тех пор, пока Счастливчик не начнет ворочать мое бездыханное тело в поисках поразившей меня Кощеевой смерти. Это позволило бы нам с Барсом Мурзоевичем окончательно убедиться в его предательстве и злонамеренном поведении.