Герцогиня

Протерпев какое-то время почти ледяные компрессы, я понял, что если не пресеку их сейчас, то нога грозит заледенеть и отвалиться.

— Орра, ты что, хочешь меня без пальцев оставить? Не отдавили, так пусть от холода отвалятся, что ли? — зашипел я.

Нехорошо обижать ее, она же со всей душой, но терпеть уже не было никаких сил. Еле уговорил свою заботливую няньку оставить меня в покое. Попросив достать плащ, я укутал больную и совершенно ледяную ногу в теплую ткань, стараясь ее согреть. Повозился, устраиваясь удобнее, и попытался заснуть.

В лагере народ, радуясь непредвиденной задержке, разлегся на траве и, пока дежурные готовили обед, дремал. Вокруг стояла относительная тишина, нарушаемая лишь чьим-то храпом, журчанием ручья, шелестом листвы да пением птиц. Время от времени слышались шаги стражников, охраняющих наш сон, да тихие переговоры наших поваров.

Вдруг меня охватило ощущение горя и страха, да настолько сильное, чуть ли не на грани смерти. Такую бурю эмоций мне еще не приходилось испытывать в своей жизни. Решив, что это Вакула мог отреагировать подобным образом на недавние события, я испугался. Ведь в таком эмоциональном состоянии он и с собой покончить может. Я вскочил и, сильно прихрамывая, пошел в ту сторону, откуда, как мне показалось, шел поток вибраций, воспринимаемый мною, как отчаяние.

Почувствовав какое-то движение за спиной, я оглянулся. Сзади осторожно подходили Род и Тарэн.

— Хорошо, что вы меня догнали, а то сама как-то не сообразила никого позвать. Какое-то совершенно ненормальное беспокойство навалилось на меня. Даже не знаю, что и думать. Может, с Вакулой какая проблема? — прошептал я.

— С ним все в относительном порядке. Когда я, заметив вас, пошел следом, он лежал под кустом с компрессом на лице, — так же тихо ответил Тарэн.

— Да-а-а… В любом случае стоит проверить, кто это там столь сильные эмоции разбрасывает. Может, помощь нужна? — Подав знак идти за мной, я двинулся дальше.

Путь оказался неблизким, и вскоре стали слышны какие-то хрипы и шуршание. Эмоции уже били по нервам так сильно, что я с трудом сдерживался, чтобы не заорать. Осторожно раздвинув ветки густого куста, я застыл с открытым ртом. Рядом со мной вынырнули головы Тарэна и Рода.

На небольшой поляне мы увидели молоденькую девушку лет четырнадцати, в рваном и грязном платье, когда-то, похоже, богатом. Ее лицо и руки были покрыты густой сетью кровоточащих царапин. Порвав верхнюю юбку на полосы, она соорудила себе что-то вроде веревки, и явно не для качелей, хотя если повеситься за горло, то тоже можно раскачиваться.

Встав на корягу, она, судорожно всхлипывая, привязала импровизированное орудие самоубийства к толстой ветке. Повернувшись к своим парням, я показал на девушку глазами.

— Осторожно. Постарайтесь не делать резких движений, чтобы не перепугать ребенка окончательно, — шепотом предупредил я.

Сам же, стараясь не шуметь, вышел на открытое пространство и попытался заговорить с девушкой. Увидев меня, она вскрикнула и поторопилась накинуть на шею уже готовую петлю. Почти одновременно девушка прыгнула с опоры, и подскочивший Тарэн едва успел обрезать натянувшуюся веревку. Потеряв опору под ногами и лишившись поддержки в виде петли на горле, неудавшаяся самоубийца начала падать. Уже в полете ее подхватил на руки Род.

Осознав, что находится на руках парня, а не в петле, как планировала, девушка начала истерично рыдать и вырываться. Слова, обращенные к ней, она не слышала и не воспринимала.

— Быстро несите ее в лагерь. На меня не смотрите, не заблужусь, — рыкнул я парням, и они быстро помчались к стоянке.

Я же, стараясь не сильно налегать на больную ногу, осторожно похромал за ними. Выбравшись на поляну, заметил вновь собравшуюся толпу.

— А ну быстро разошлись! Не нервируйте ребенка! — заорал я.

Народ медленно и нехотя начал расходиться.

— Орра! Придай-ка скорости нерасторопным, — рассердился я на тупых солдат, не соображающих, что своим вниманием они только сильнее нервируют несчастную девочку.

Стоило моей телохранительнице перехватить дубинку, и всех медленно соображающих как ветром сдуло. Оставив рядом с собой только девушек, я отослал парней греть как можно больше воды. Лицо и руки девочки были расцарапаны, волосы растрепались, платье порвано и в грязи. Ее в первую очередь необходимо было умыть, переодеть и напоить успокаивающими отварами.

Управились мы где-то за час. После трех кружек успокаивающего чая и пары небольших бутербродов девушка почувствовала себя лучше, хотя и держалась очень настороженно. Представившись, я попытался расспросить о проблемах, потребовавших столь кардинальных методов решения. Девушка упорно не желала разговаривать.

— Если тебе некуда идти, я предлагаю присоединиться к нашему путешествию и обещаю, что ничего плохого тебе никто не сделает. Свое настоящее имя можешь не говорить. Если захочешь, расскажешь сама. Для общения можешь придумать любое, какое захочешь. — Я говорил очень медленно и тихо, опасаясь еще сильнее расстроить девочку.

— Я… буду не против… присоединиться к вам… Зовите меня Нэля. Только к дядюшке не отсылайте, — вдруг заплакала она в конце своей речи.

— Обещаю, мы к тебе и близко никого не подпустим. А сколько тебе лет? Если это, конечно, не секрет? — осторожно выспрашивал я.

— Шестнадцать… Дядя хотел меня замуж отдать за старого соседа, чтобы не маячила перед глазами, — заплакала Нэля.

Не зная, как успокоить девочку, я погладил ее по голове.

— У него уже три жены умерли. Я его боюсь. Я там тоже умру, — пожаловалась она и зарыдала громче.

— Поэтому ты и решила поторопить события? Хотя, конечно, мелькать у дяди перед глазами ты бы точно перестала. Получается, своим поступком ты решила сделать приятное дядюшке? — съехидничал я.

Поняв, что нагрубил, смутился. Бедный ребенок и так не знает, что делать и куда податься, а тут еще я дополнительно расстраиваю.

— Не бойся. Никто тебя замуж не потащит. Поживешь у моего брата какое-то время, а потом посмотрим. Если захочешь, то я могу тебя фрейлиной к королеве пристроить. Забудь про старика, сейчас, главное, не заболей от потрясений, — попытался я успокоить рыдающую девушку.

Как ни удивительно, но мои обещания подействовали. Она начала потихоньку успокаиваться и вскоре уснула. Да уж, любим мы перекладывать заботу о себе на других, хотя и не всегда довольны результатами. Правда, ее собственный метод решения проблемы далек от совершенства, хотя подростки обращаются к нему не так уж редко.

Моя нога за всеми этими хлопотами почти прошла, по крайней мере, ехать она точно не мешала. Единственной проблемой для нас сейчас являлась Нэля. Напившись успокоительного и согревшись, она, укутанная в одеяла, заснула глубоким, но беспокойным сном. Прикинув и так, и эдак, я подошел к Эдвину и сообщил ему, что девушка поедет с ним.

— Почему? — возмущенно поинтересовался он.

— Судя по всему, она из благородной семьи, а значит, я не могу позволить, чтобы ее обжимали солдаты и наемники. Она в тяжелом положении, и не стоит оскорблять ее еще больше, — резко осадил его я.

Парень немного смутился, но промолчал.

— Лэрту я малышку не доверю. Репутация у него неподходящая. Ты тоже не подарок, но все же меньшее из имеющихся зол. Вопрос исчерпан. Никаких отговорок не принимаю, — поставил я его перед фактом.

Не обращая внимания на бурчание парня, я направился к капитану сообщить, что мы можем ехать. Лагерь начал собираться в дорогу. Проверив, не забыли ли чего, я проследил, как спящую Нэлю помогли усадить к Эдвину.

Дальше мы ехали медленно и старались не шуметь. Всем было жалко девочку. На лицах у большинства было задумчивое выражение, как будто вспоминали о похожих случаях или о своих близких или детях.

Я же размышлял о том, что опека над этой несчастной девочкой поможет Эдвину научиться заботиться о ком-то слабом и беззащитном. Он всю свою жизнь только и делал, что принимал заботу от других — слуг, родственников, — и позиция опекающего расширит его кругозор. Насколько я помню, в моем прошлом мире иногда, чтобы научить ответственности, детям дарили щенков или котят. Правда, при этом необходимо было самих детей учить, что и как делать, и постоянно следить, чтобы те не навредили, по недомыслию, тому же щенку.