Белый Пилигрим

– Я человек безнравственный, – сказал я, – и потому совершенно уверен в том, что ухватить даму за задницу – дело обыденное и даже в чем-то богоугодное. Ибо сказано в Библии: «Плодитесь и размножайтесь», а, согласитесь, прихватывание пониже спины открывает прямую возможность перейти к размножению и…

Вот тут она склонила голову к плечу и сказала, ну совершенно как моя племянница Нинка:

– Ну и болтун же ты, Илюшка!

НИНКА! Как же я сразу не понял!.. Впрочем, у меня еще будет время понять, что сходство моей пятилетней племяшки и вот этой очаровательной царской дочери не ограничивается совпадением в некоторых манерах и жестах. Но прежде я должен многое узнать. Да, теперь– о гостинице «Гурт», куда я, собственно, и направлялся на тот момент. Гостиница была самой приличной в городе, и потому именно там расквартировывалось начальство прибывающих к нам на подмогу военных частей различной степени регулярности. Ох, и пестрое это было ополчение! Наверно, даже Наполеон, двинувший на Россию армии, укомплектованные представителями более двух десятков национальностей, не имел под своим началом такой пестрый коллектив.

Все началось с того, как мы во главе с царем Ураном Изотоповичем прибыли в Синеморск и расположились в старинном дворце, в котором на тот момент жил градоначальник. Правда, с прибытием самодержца городской голова, некий индивид с русско-польской фамилией Пржемыслов, поспешил уступить свою резиденцию, а сам переехал в более скромный дом. С чем, с чем, а со скромными домами в Синеморске был полный порядок. Более того, второй город государства на три четверти представлял собой довольно унылое сборище кособоких халуп, в отношении которых даже в самых розовых снах не упоминается слово «ремонт». Жители Синеморска занимались по преимуществу торговлей и ремеслами и селились по занятиям. Потому неудивительно, что в Синеморске имелись Кожевенный ряд, Маслобойный переулок, Кузнечная слобода, Аптекарский проезд. А также площадь Вонючка (сюда сваливали мусор) и текущий под стенами Старого города (исторического центра Синеморска) ручей с романтическим названием Глоссарий. От последнего разило так, что даже площадь Вонючка казалась музеем парфюмерии. Говорят, что в Глоссарий сливали помои, но, мне кажется, помои пахнут гораздо лучше.

Итак, мы в Синеморске. Никакого синего моря, вопреки названию, нет и близко. Министр Дмитрий Иванович развивает бурную деятельность. Прежде всего он наладил противовоздушную оборону. Очень кстати: когда на город налетела стая змееящеров, несколько из них были сбиты из пушек, остальные бросились врассыпную. В преследовании улетающей эскадрильи перепончатокрылых уродов принимал участие Трилогий Горыныч, а также мы с Макаркой: для этой цели мы приспособили цеппелин – дирижабль на полужестком каркасе, который непонятно каким ветром занесло в город (он хранился в громадном амбаре, похожем на самолетный ангар). Цеппелин, кто не знает, – это такая махина в несколько десятков метров [16] длиной, к которой крепятся двигатели и пассажирская кабина (гондола, одна или несколько). Ох, мы повозились с этой грязной, пыльной оболочкой! Царь придал нам в помощь около пяти десятков бестолочей, ничуть не сообразительнее нас с Макаркой, а пили они так и еще больше!

Неизвестно, удалось бы вообще поднять громадину в воздух, предварительно наполнив водородной смесью. По крайней мере, находившиеся под нашим началом работнички оставляли мало шансов на такой исход. На наше счастье, стали прибывать давно обещанные подкрепления. Одними из первых прибыли не кто иные, как черти. Чертово-дюжинские рекруты!.. Этих понаехало около пяти сотен, и они были разбиты на три бригады. Первая бригада чертей тотчас же приступила к реанимированию дирижабля. Начали они утром, а уже в обед над городской площадью воспарила шестидесятиметровая махина, на фоне которой даже Трилогий Горыныч казался довольно компактным летательным челноком. Корпус дирижабля имел удлиненную сигарообразную форму с тупым носом и заостренной кормовой частью. На брюхе дирижабля располагались три гондолы. Наш цеппелин должен был передвигаться при помощи двух двигателей, каждый по пятнадцать лошадиных сил. Признаться, я смотрел на громаду, зависшую над нашими головами, с опаской: а вдруг рухнет или, того лучше, взорвется?.. Насколько я помню из истории, со многими цеппелинами так все и происходило. К тому же у них невысокая скорость, да и управляемость весьма символическая. Особенно в случае с дилетантами.

Да, мы с Макаркой смотрели на дирижабль скептически, а вот большинство наших соратников летающая громадина привела в не меньший восторг, чем, скажем, мою маленькую племянницу. Царь Уран Изотопович в экстазе бил копытом не хуже Нинки. Он сделал официальное заявление, которое тут же появилось в единственном печатном органе города, газете «Синеморские ведомости». «Его величество благоволил осмотреть летательный аппарат, – бойким, разбитным языком излагал местный борзописец, – и выразил полную уверенность в том, что с помощью сего дирижабля будет одержана победа в воздухе, полная и совершенная». Я подумал, что журналюга не так уж и глуп: конечно, как боевая единица дирижабль не СУ-33 и даже не одномоторный «Илья Муромец», но можно использовать его для поднятия боевого духа. Очень просто: несколько маляров размалевали оболочку дирижабля легкомысленными лозунгами типа «Гаппонк, твое место на свалке!» и «Зверюшек Гаппонка загрызет и болонка», а в головной части дирижабля красовался главный шедевр – выполненная собственноручно мной и Телятниковым картина «Маг Гаппонк пытается скрестить себя самого с зайцем, чтобы быстрее удирать». На мой взгляд, получилось довольно глупо и нелепо («Киса, спрошу вас как художник художника: вы рисовать умеете?»), но наши пополняющиеся ополчения испытывали полное удовольствие, гоготали и помещали на дирижабле все новые и новые шаржи и лихие призывы.

Но лучше все-таки о резервах. В Синеморск стекались армии отовсюду. Слухи о чудовищах Гаппонка разошлись уже очень широко, а многим привелось познакомиться с тварями лично. Вскоре у нас будет людей (и иных существ) достаточно, чтобы противостоять злобному магу-вивисектору. Наверно, Гаппонк мыслил приблизительно так же, потому повторил попытку взять Синеморск наскоком. Правда, на этот раз он предпочел не использовать воздушную атаку: он выпустил на город своих Боевых кролокротов. Но, в отличие от столицы, Синеморск стоял на скальном фундаменте, который оказался чрезмерно тверд даже для кролокротов. Полсотни чудищ были обстреляны из пушек, после чего поспешили ретироваться, оставив под Синеморском пять трупов.

– Вот, – гордо сказал царь Уран Изотопович, – а говорили о том, что они непобедимы. Ничего – отогнали!..

Самодержец, кажется, уже изрядно запамятовал ужасы отступления из разоренной столицы да и подзабыл, что больше всех о непобедимости боевых тварей колдуна Гаппонка говорил он сам.

…У меня постоянно возникает ощущение ирреальности всего происходящего, как будто это не на самом деле – какие-то прихотливые маневры, фальшивый фарс, клюквенный сок. Нет, не так, но все это сложно выразить, сложно подвести к каким-то определенным логическим формулировкам.

…После, после.

Телятников сдружился с лесником Леонидом и в тесном сотрудничестве с ним составляет идеологический устав новой армии. Кажется, Макарка уверовал в себя не по-детски.

А мне – после завершения хлопот вокруг дирижабля– было поручено вместе с Чертовой принимать и расквартировывать подкрепления. Ой, подкрепления!.. На иные трудно взглянуть без слез. На другие без смеха. А на другие разновидности прибывающих ополченцев так и просто не находится слов, которыми можно их охарактеризовать. Чего стоит хотя бы местный аналог женской эскадрильи, призванной противостоять летающим тварям Гаппонка! Их командир, этакая местная Марина Раскова, здоровенная ведьма под два места ростом в ступе величиной с трансформаторную будку, заявила, что ее девочки готовы поддержать боевой дирижабль в грядущих воздушных баталиях. А откуда-то с немецкой Мифополосы прибыл отряд великанов-троллей. Эти плохо говорили по-русски, а именовались так, что даже мой бойкий филологический язык отказывался выговаривать эту ахинею. Даже пресловутые немецкие романтики, о которых не так давно вспоминал Макарка Телятников, все эти Гёльдерлины и Гриммельсгаузены, выглядели простенькими Ванями и Петями (Гансами и Фрицами) на фоне наших резервистов. Их главаря, неповоротливую громадину, издали напоминающую корявый пень с беспорядочно торчащими из него сучками, звали то ли Румпельбумпель, то ли Фельдбубарбанкен. Когда я попытался с помощью старика Волоха направить его в ночной дозор, обходящий ближние подступы к городу, он страшно оскорбился. Чудище с непроизносимым именем, оказывается, подумало, что я хочу назначить его на скотобойню разделывать туши. Придется теперь убеждать его в том, что с такой благородной внешностью, как у него, не туши разделывать, а преподавать философию в Гейдельбергском университете.