Ангел быстрого реагирования

— Последние мгновения относительной свободы. Ин­тересно, кто примет наши регионы.

— Четыре ноль семь...

На этот раз посланец обошёлся без специальных эффек­тов. Он попросту явился на площади, точно так же сияю­щий и безукоризненный, как и сутки назад. Рядом с небри­тым Фанесом и не до конца отмытым после великого рыда Эросом он выглядел столь же реалистично, как герой ка­кой-нибудь компьютерной игры. Окинув обоих провинив­шихся тяжёлым взглядом, он вытащил из складок своего одеяния свиток пергамента.

Боги переглянулись с иронией.

— У Шефа диктофон испортился? — бросил Эрос.

— Без нахальства, язычники! — огрызнулся ангел, раз­ворачивая рулон.

— Ладно, ладно, читай свой ср...ный приговор. У нас же не целый день в запасе.

Ангел откашлялся и начал громко читать:

— Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не за­видует, любовь не превозносится, не гордится...

— Ну ясно, Священная Книга, просто отказать себе не мог,— вполголоса буркнул Фанес, подталкивая приятеля локтем.

—...не бесчинствует... Кхм... Кхм... — продолжал ангел, с неодобрением поглядывая на одеяние Эроса.— ...не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется не­правде, а сорадуется истине [12]. Конец.

Он свернул рулон и снова спрятал его.

— Э-э-э... И это всё? — спросил Фанес.

— Да.

— Понимаешь, мы ведь всего лишь простые жители Эл­лады. И вместе с нашими бесписьменными родственнич­ками ещё только тысячу лет назад коптились в жертвенном дыму. Может, ты бы просветил нас, простачков? — сарка­стически предложил Эрос.

Посланец «верхов» скривился, точно лимон надкусил.

— Да, понятно, Его Святейшество Абалидот слишком полагался на ваш ум и понимание метафор. Другими слова­ми: вы попали под амнистию. Вы свободны.

— Не будет никакого хора? И никакой Гренландии? — переспросил для верности Фанес. Эрос, стоя рядом с ним, с трудом удержался от восторженного пристукивания каблу­ками.

— К сожалению. Его Святейшество узрел в вас запасы милосердия и христианской любви к ближнему. Из этого я делаю вывод, что его око прозорливее моего. Аминь.

С этими словами ангел исчез, не оставив ни малейшего следа своего пребывания.

— YES! YES! YES! [13] — крикнул Фанес, воздевая к небе­сам кулаки...

Гданьский Старый город в пять утра начинает просыпа­ться. Первые голуби расправляют крылья. Перед Артуро­вым Двором стоят, держась за руки, мужчина и женщина. О ноги женщины трётся кот, а сама она неуверенно огляды­вается по сторонам.

— А что я тут, собственно, делаю?

Она всматривается в своего спутника, который только потерянно качает головой.

— Странно, я совершенно трезв, а ничего не помню.

— А зовут-то тебя как?

— Анджей.

— Очень приятно, Эвелина.

— Похоже, мы хорошо погуляли. Отвезти тебя домой? Я оставил машину на парковке около банка.

— Конечно. Спасибо.

Пара удаляется прогулочным шагом. Одинокий кот по­бежал было за ними, но потом, разочарованный, переду­мал. На лосося рассчитывать явно не стоило.

На вершине башни Моряцкого костёла стоят двое моло­дых людей. Они очень похожи друг на друга: идеально сложённые, мускулистые тела, кожа покрыта золотистым загаром и копна кудрей цвета бронзы вокруг лиц с класси­ческими античными чертами. На одном голубой хитон и сандалии, на другом — вылинявшие джинсы до колен и кеды. За спиной у них внимательный наблюдатель смог бы разглядеть туманные радужные крылья, едва заметные при дневном свете.

Эрос легко вскочил на барьер и развёл руки над пропа­стью.

— О-го-го! Я король мира!

— Ты понимаешь, что ведёшь себя по-детски? — рас­смеялся Фанес.

— Да! Но я должен был так сделать. Иначе это не давало бы мне покоя следующие сто лет! Не позволю, чтобы ка­кая-то глупая башня такие шутки со мной проделывала! Нету у меня акрофобии! Я летаю! — И золотистый Бог Люб­ви в обтрепанных джинсах кинулся в воздух, точно пловец в воду.

— Летает, болтает, всё в ажуре,— прокомментировал Фанес, пускаясь за ним следом.

В укромном закутке под аркой Зелёных Врат страстно целуются двое городских полицейских.

— Только я не педик! — предупреждает один, оторвав­шись на мгновение, чтобы перевести дыхание.

— Да что ты,— бормочет его напарник.— Ведь ты даже зеркальца не носишь.

P. S. Дорогие мои российские читатели, все места, ули­цы и рестораны, где побывали Эрос и Фанес, на самом деле существуют в моём городе или существовали до недавнего времени. В Моряцкой базилике действительно висит утоп­ленница, на Длинном Тарге всегда множество голубей, ко­локольный звон в костёле я слышала лично, а на террито­рии Весьма Важной Институции живут утки. Вы сами мо­жете в этом убедиться, если приедете в Гданьск.

Эва Бялоленьская

Дверь в...

Лестничная площадка в этом доме была точно с картин­ки.

Пётр видел когда-то такую картину в галерее, хотя, по прошествии многих лет, уже не мог припомнить фамилии художника. Наверняка кто-то не слишком известный. Зато он прекрасно помнил грязно-бурый свет, льющийся на зрителя из высокого узкого окна над входными дверями. Окно больше напоминало бойницу, тем более что углы представленного на полотне помещения тонули в полумра­ке. Кисть художника небрежно выловила из пригашенных теней очертания перил, одну или две ступени и какую-то рухлядь в углу — это мог быть и сломанный зонтик, и лапы паукообразного монстра. Не то сюрреализм, не то плохая открытка из довоенной фабричной Лодзи.

Ступив на лестницу, Пётр закрыл на мгновение глаза, чтобы избавиться от светящихся кругов, вращавшихся под веками. На площадке между этажами, как и было условле­но, ждал хозяин квартиры. Он сидел на подоконнике и ку­рил вонючую сигарету. Небритый, с жирными прядями во­лос, спадающими на уши, он как нельзя лучше подходил к этому неряшливому подъезду.

— Моё почтение,— сказал хозяин, бросая окурок на пол и растирая его подошвой.— Вам квартирку посмотреть?

— Да... Здравствуйте. Индивид забренчал связкой ключей, поднимаясь на этаж. На дверях горчичного цвета висели две таблички.

— Там еще кто-то живёт? — довольно резко спросил Пётр, пока мужик возился с тремя замками.

— Только коридор общий! — торопливо заверил хозя­ин.— Сами понимаете, квартира довоенная, поделённая на две. Посмотрите, понравится — возьмёте, не подойдёт — так нет. А мне так всё равно.

И в самом деле, за стальной дверью оказался узкий ко­ридорчик, который одновременно служил складом для не­нужных вещей. Там стояла секция старой «стенки», пустой цветник и какие-то коробки. Чуть повыше стены пытались украшать низкопробные репродукции, пришпиленные бу­лавками,— Пётр внутренне даже содрогнулся от отвраще­ния. На коричневых дверях в глубине коридора явственно виднелась надпись К+М+Б 2007 [14], а ту, перед которой оста­новился неряшливый мужичонка, украшало деревянное распятие, старательно прикреплённое с помощью клейкой ленты.

— Охренела баба! — со злостью рявкнул хозяин, срывая крестик. Замахнулся, будто хотел треснуть распятием о сте­ну, но в последнее мгновенрте изменил намерение и поло­жил его на шкафчик.

— Во дурная! — ворчал он.— Только и делает, что в костёл таскается, верно, от этого уже совсем крыша Поеха­ла.

Соседство фанатички, быть может слушающей Радио Мария [15] на полную громкость, совершенно не улыбалось Петру, но он решил всё-таки осмотреть квартиру.