Медное царство

– Кого еще принесло на ночь глядя? – раздался недружелюбный голос. – Чего надобно?

– Свои, – так же громко прокричал Максюта, – давай, старик, все что положено!

– Ты чего так орешь? – шепотом спросил Ваня. – Ночь на дворе, еще разбудим кого, тебя, чай, во всей округе слышно!

– Так он глухой, – так же шепотом ответил Максюта, – а что побудим – не велика беда!

– А если… – начал Иван, но не договорил, потому что кто-то ухватил его за бока.

Ваня взвизгнул, Максюта заехал по кому-то рукой. С пола раздалось сдавленное рычание, зажегся тусклый огонек лучины, и в его свете Иван разглядел средних размеров медведя, который силился встать, но никак не мог этого сделать, потому как у него на спине стояла могучая нога Максюты.

– А, медведика моего, ироды, обидели? – ворчливо проговорил старик, зажигая лучиной свечи. – Живую тварь эвон как умучили!

– Ты, дед, – строго закричал Максюта старику на ухо, – своего зверя-то уйми, не ровен час, брата Иванко зашибет!

– Да какой же это зверь, – всплеснул руками старик, – это ж дитя невинное!

– Дитя не дитя, а кости ломит – будь здоров!

Ваня, краем уха слушая перебранку Максюты со стариком, стал потихоньку осматриваться. Две свечи на окне комнатушки горели неровно, больше коптили, но и их света было достаточно для того, чтобы все кругом увидеть. Потолок был так низок, что Ваня боялся задеть его головой. Всюду висели на больших крючьях мешки с какими-то травами, пол был устелен соломой, поверх которой лежало несколько полосатых ковриков. К стене притулился небольшой стол из гладко струганных досок, ничем не застеленный, на нем стоял большой медный самовар и несколько глиняных кружек. Больше ничего примечательного не было, если не считать того же медведя, который отполз к порогу и сейчас сидел там, опасливо посматривая на Максюту. Сам старик был маленьким и сморщенным, лицо, все в мелких морщинах, напоминало печеное яблочко, темные глаза глубоко запали и часто мигали. На старике был надет какой-то странный кафтан, весь заплатанный, но чистый, вместо кушака тощий живот старика обхватывала тонкая веревка с концами, вымазанными в смоле.

Максюта, все еще ругая хозяина, усадил Ваню за стол. Старик посмотрел на них и, махнув рукой, скрылся за маленькой дверью, которую Иван сразу и не приметил.

– И зачем мы сюда пришли?

– Выпить, – честно признался Максюта, – ну, не только, выпить, конечно, но и выпить тоже.

– Я не буду, – наотрез отказался Ваня, – мне Веста не велела.

– Как это не будешь, – огорчился Максюта, – как это не будешь, если мы уже пришли? Нет уж, ты это брось!

– Ну, подумаю, – улыбнулся Иван, твердо решив не пить, – ты лучше говори, почему именно сюда и что это за старик такой?

– Обыкновенный старик, – пожал плечами Максюта, – знахарь. А привел я тебя сюда для того, Иванко, чтобы ты его чудодейственного зелья выпил да дух свой укрепил.

– Какого такого зелья? – насторожился Ваня – Ежели ты думаешь, что я…

– Ничего я не думаю, брат. Да только вижу, что силушки у тебя маловато будет, боюсь, не одолеть, не справиться тебе со всеми горестями да заботами, что впереди ждут. Веста твоя, конечно, хороша, да, как говорится, надеяться-то надейся, да сам не плошай. Ты, поди, думаешь, что я отроду такой дюжий да сильный? Э нет, брат, где бы я был да кто бы я был, если бы не испил стариковского винца!

– Да что же это за зелье такое? – нетерпеливо спросил Ваня – Зачем оно?

– Затем, брат, что сердцу силу дает, душу крепит, тело правит. Не насовсем, конечно, да только, как глотнешь, ровно кто тебя вот так и толкает, так покоя и не дает – ступай, мол, не бойся ничего! Я в свое время каким был? Пальцем перешибить можно, ветерка боялся, ходил и то не иначе, как с посошком. А отец мой, Володарь Грузич, в ту пору и закручинился, как бы меня на ноги поставить да выправить, вот и отправился он по колдунам да знахарям. Что со мной ни делали – всего и не пересказать, ничего не помогало. Да только пришел мой батюшка к этому старичку, Жарохе-знахарю, рассказал все не таясь: так, мол, и так… Махнул Жароха рукой – дело твое, говорит, слажу, ты только сына своего ко мне приводи. Привел меня батюшка, чуть ли не на руках принес, в ноги знахарю поклонился, вылечишь, дескать, – всего своего добра не пожалею. А Жароха только пошептал надо мной что-то да дал винца своего заговоренного хлебнуть. А как я испил – чую, с каждым глотком силушка прибавляется, и не столько в руках да ноженьках, сколько в сердце. Как вышли мы отсюда с батюшкой, увидел я: в грязи телега застряла, ухватил я ту телегу за ось да сразу и выдернул. А как домой пришли, стал в кузнице батюшке помогать, молоты тягать да коней ковать, в поле с сохой пошел, матушке в ее хозяйстве подсобил. И, веришь ли, брат, года не прошло – здоров стал, кровь с молоком, румянец во всю щеку, как сосна поднялся. Вот оно что, зелье-то стариковское творит!

– Да уж, – только и смог выдохнуть Ваня, – а ежели и мне так?

– Так для того и привел! – рассмеялся Максюта.

– А скажи еще, – тихонько спросил его Иван, – раз этот Жароха для тебя столько блага сделал, ты зачем с ним так грубо обходишься? И обругал, и медведя, вон, обидел.

– А затем я с ним так грубо себя веду, – посерьезнел Максюта, – что иную речь он и слушать не будет, прочь прогонит да еще напоследок проклятий навяжет. Леший с ними, с колдунами, каждый свою линию гнет: кому по нраву, чтобы ты на коленки пал и руки целовал, а кому-то, Жарохе вот, хочется, чтобы с ними говорили сурово, по всей строгости.

– Понял, – кивнул Ваня, хотя в действительности ему многое было непонятно, – а мне-то он своего зелья даст?

– Даст, как не дать, – заверил его Максюта, – да вот и он.

И правда, старик, кряхтя и ворча, зашел в горницу, запер за собой дверь, с беспокойством оглянулся по сторонам и подошел к столу. Из-за пазухи он достал кувшин, заткнутый красной тряпкой, и поставил его перед Ваней.

– На вот, пей.

Иван, пролепетав: «Спасибо», – осторожно вытащил тряпку и с опаской понюхал жидкость. Пахло хорошим вином. Ваня подумал, погладил кувшин и быстро сделал один глоток. Вино было немного терпкое, сладковатое и пахло медом.

– Ты чего, – возмутился Жароха, – ты давай все пей!

– Все? – испугался Ваня. – Как это все?

В кувшине было никак не меньше половины литра, Иван за раз мог выпить вдвое больше пива, но пить залпом такое хорошее вино ему казалось кощунством.

– Пей, пей, – подбодрил его Максюта, – худа не будет!

И Ваня, крепко понадеявшись на свой организм, зажмурился и одним махом осушил кувшин.

– Ну, силен! – восхитился Жароха. – Я думал, ты по глоточку тянуть будешь!

Максюта с гордостью посмотрел на старика: вот, мол, каких молодцов к тебе привожу! Ваня же сидел, хлопал глазами и никак не мог понять, хорошо ему или плохо. В животе что-то недовольно бурчало, рот был полон сладкой слюны, горло так и горело. Вдобавок еще помутилось в голове, перед глазами поплыли красные пятна, и Ваня, что-то невнятно пробормотав, рухнул головой на стол. Максюта досадливо крякнул, поднял Ивана на руки и, вручив старику несколько тускло блеснувших монет, тяжелой походкой отправился вон. У порога с удовольствием пнул медведя в бок, насладился его злобным рычанием и вышел на улицу. Ваня никак не хотел приходить в себя. Максюта взвалил его на плечо и понес по полутемным переулкам. Казалось, он совсем не замечал своей ноши, что-то напевал под нос и заглядывал в окна домов. Свет уже почти нигде не горел, но зато ясно светил месяц. Вскоре Максюта вышел на улочку, ведущую к площади, перехватил Ивана поудобнее и бросился бегом.

– Ты чего с парнем учудил?! – закричала Веста, увидев бесчувственного Ваню. – Ты что с ним сделал?

– Да ничего, – примирительно вскинул руки Максюта, – только зельем опоил.

– Каким еще зельем? – отчаянно взвыла волчица и бросилась к распростертому Ване. – Иванушка! Друг ты мой! Очнись!

Ваня очнулся, открыл глаза, увидел перед собой оскаленную морду и, икнув от ужаса, снова потерял сознание. Веста, угрожающе рыча, надвинулась на Максюту: