Лосось сомнений (сборник рассказов, писем, эссе,а так же сам роман)

Хан сложил на груди руки и прислонился к коню, глядя на кровавое месиво из человеческих тел где-то вдали, в долине под ними.

— Я уже не вижу никакой разницы, — вздохнул он. — И мы победили?

— О, конечно же! — воскликнул Угэдей со свирепой гордостью. — Это была великая победа!

— Еще какая великая! — добавил он, чуть помолчав.

А затем с воодушевлением потряс мечом и сделал несколько выпадов, словно разя воображаемого врага. Сегодня вечером, решил про себя Угэдей, он обязательно одним разом проткнет шестерых.

Хан поморщился, глядя на сгущавшиеся сумерки.

— О Господи, — устало произнес он, — я провел в сражениях вроде этого целых двадцать лет, но у меня такое чувство, что жизнь не сводится только к ним, в ней должно быть что-то еще. — Хан повернулся и, задрав подол расшитого золотом, но теперь порванного и окровавленного платья, уставился на свой волосатый живот. — Вот, пощупай, — обратился он к сыну. — Не кажется ли тебе, что я начинаю обрастать жиром?

Угэдей посмотрел на живот великого хана со смешанным чувством благоговейного трепета и нетерпения.

— Ничуть, — ответил он.

С этими словами он велел слуге принести карты. Как только тот их принес, Угэдей пронзил его мечом и, пока несчастный падал, поймал из его ослабевших рук планы новой грандиозной кампании.

— А теперь, о хан, — произнес он, разворачивая свиток на спине другого слуги, который ради этого вынужден был пригнуться, — мы должны совершить рывок в Персию, откуда нам откроется весь остальной мир! Мы покорим его в два счета.

— Погоди, — перебил его хан, — ты лучше пощупай вот это. — Он двумя пальцами собрал на животе жировую складку. — Тебе не кажется, что…

— Хан! — нетерпеливо прервал его сын. — Еще немного — и весь мир будет у наших ног!

От злости и раздражения он пронзил карты кинжалом, угодив несчастному слуге прямо в левое легкое.

— Когда? — нахмурился хан.

Угэдей раздраженно замахал руками.

— Завтра! — сказал он. — Мы начнем с завтрашнего дня!

— Ну, видишь ли, завтра вряд ли получится, — ответил хан. Он надул щеки и на какое-то мгновение задумался. — Дело в том, что на следующей неделе я должен читать в Бухаре лекцию по технике кровопролития и хотел завтра к ней подготовиться.

Угэдей удивленно уставился на отца, слуга с картой на спине тем временем медленно осел на землю.

— А ты не мог бы это дело отложить? — воскликнул он.

— Понимаешь, они уже заплатили мне, так что я вынужден сдержать обещание.

— А как насчет среды?

Хан вытащил из складок одежды какой-то свиток и просмотрел его, медленно кивая головой.

— Насчет среды я не уверен…

— Тогда в четверг?

— Нет, четверг однозначно занят. Угэдей с женой придут на обед, я уже пообещал…

— Но ведь Угэдей — это я!

— Ну, значит, ты здесь. В четверг и у тебя не получится.

Угэдей молчал. Тишину нарушали лишь дикие вопли тысяч волосатых монголов. Одурманенные победой, они пили, дрались и громко выясняли отношения.

— Послушай, — тихо сказал он наконец, — а в пятницу ты будешь готов к завоеванию мира?

Хан вздохнул.

— В пятницу по утрам приходит секретарша.

— Правда?

— Отвечать на письма. Ты просто не представляешь, как много внимания люди требуют от меня к своим делам. — Чингисхан устало привалился к лошади. — Подпишу ли я то, появлюсь ли я там. Устрою ли благотворительную битву. Эти дела продлятся как минимум часов до трех. А затем мне хотелось бы пораньше начать уикэнд. Так… понедельник, понедельник…

Он снова заглянул в свиток.

— Боюсь, что и в понедельник не выйдет. Отдых и восстановление сил — я просто настаиваю на этом. Может, вторник?

Тут издалека донесся странный пронзительный звук. Его можно был принять за обычные ежедневные причитания женщин и детей, оплакивающих убитых мужчин, и хан не обратил на него внимания. На горизонте замерцал какой-то огонек.

— Вторник… Утром я свободен. Нет, погоди, я вроде как договорился встретиться с одним интересным парнем, который абсолютно все знает о понимании — чего мне так не хватает. Как жаль, что вторник — единственный свободный день на следующей неделе. Возможно, следующий вторник — или же в этот день я…

Звук не умолкал, наоборот, даже стал громче, но вечерний ветер заглушал его, и поэтому он не вызвал у хана особого беспокойства. Приближавшееся свечение было таким слабым, что его было невозможно различить в лунном свете, который в ту ночь был особенно ярким.

— Боюсь, что март практически весь у меня занят, — вздохнул хан. — Очень жаль.

— Тогда апрель? — вяло спросил Угэдей.

Он ловко вырезал печень у проходившего мимо крестьянина, но это не принесло ему радости, и он просто выбросил ее в темноту. Собака, за годы растолстевшая из-за одного только пребывания с Угэдеем, бросилась к добыче.

— Нет, апрель тоже отпадает, — сообщил хан. — В апреле я еду в Африку. Я уже пообещал себе.

Свет, приближающийся к ним в ночном небе, наконец-то привлек внимание еще нескольких монгольских военачальников. От удивления они прекратили размахивать мечами и тузить друг друга и подъехали ближе.

— Слушай, — сказал Угэдей, все еще не зная, что ожидает их впереди. — Может, мы все-таки договоримся, что завоюем мир в мае?

Великий хан в задумчивости закусил губу.

— Знаешь, давай не будем наперед загадывать. Если все распланировать заранее, то чувствуешь себя связанным по рукам и ногам. А я бы хотел посвятить время чтению — Господи, неужели я не смогу выкроить на это даже минутки? Ну ладно… — Чингисхан вздохнул и нацарапал ногтем на свитке: «Май — возможная дата завоевания мира». — Это я так, на всякий случай, — продолжил он, — не вздумай принять это за что-то решенное. Просто время от времени напоминай мне, чтобы я не забыл, и мы посмотрим, получится у нас или нет. Ой, а это еще что?

С грацией красавицы, готовой погрузиться в ванну, на землю плавно опустился длинный серебряный корабль, от которого струился мягкий мерцающий свет. Открылся люк, и из него вышла высокая стройная фигура. Лицо незнакомца имело нежный серовато-зеленый оттенок. Пришелец медленно шагнул навстречу хану.

У него на пути валялась темная груда — это крестьянин горько плакал, глядя, как пес поедает его печень, и ужасно страдал, зная, что новой у него уже никогда не будет. И как только его бедная жена со всем управится, ведь какой без печени из него работник! И тут он предпочел навсегда удалиться из этой юдоли страданий.

Высокий инопланетянин окинул его взглядом, полным отвращения и — хотя, чтобы это понять, вам бы пришлось внимательно вглядеться в его лицо — зависти. Он быстро кивнул обоим монгольским предводителям и вытащил из-под тяжелой металлической туники небольшой блокнот.

— Добрый вечер, — произнес он негромким, но довольно противным голосом. — Меня зовут Чудодей, или иначе — Бесконечно Продолженный. Я не стану утруждать вас объяснением причин почему. Приветствую вас.

С этими словами он повернулся к великому хану. Тот от удивления онемел и вытаращил глаза.

— Если не ошибаюсь, вы и есть Чингисхан? Чингис Темучин Хан, сын Есыгея?

Свиток-дневник выскользнул из рук великого хана на землю. В бледном сиянии, исходившем от корабля, черты его лица казались размытыми, скрывая от посторонних глаз удивление, усталость и печать забот. Как будто во сне, могущественный правитель мира сделал шаг вперед навстречу пришельцу.

— Можно проверить, как это пишется? — спросил инопланетянин, протягивая хану блокнот. — Очень не хотелось бы в самом начале сделать ошибку и потом заново все переделывать.

Хан едва заметно кивнул.

— Я правильно записал? — спросил пришелец.

И вновь хан, которого было трудно узнать, слегка наклонил голову, тараща от удивления глаза.

— Отлично, — удовлетворенно произнес Чудодей и, поставив галочку в блокноте, перевел взгляд на хана. — Чингисхан, ты импотент, ты кусок дерьма и полнейшее ничтожество. Благодарю.

Сказав это, он вернулся на свой корабль и улетел.