Дети Понедельника

Девица его разочаровала. Она оттарабанила свой доклад тупой скороговоркой, то и дело подглядывая в листочек, где он был напечатан, а на вопросы отвечала бойко, но несла абсолютную бессмыслицу. Профессор решил дать ей последний шанс восстановить свою репутацию и задал вопрос:

- Скажите, а как бы Вы, с точки зрения психолингвистики, объяснили англичанину, не знающему русского языка, что такое, например, пельмени?

- А я не повар, я вообще готовить не умею! - не моргнув глазом, ответила юная выпускница.

Члены комиссии обреченно переглянулись, и председатель тяжело вздохнул:

- Вопросов больше не имеем. Вы свободны!

Юная сильфида одарила всех ослепительно-дебильной улыбкой и выпорхнула из кабинета. Профессор Шеллерман проводил ее тяжелым взглядом и услышал, как Майя, прилежно записывающая в протокол вопросы комиссии, тихо пробормотала:

- Блин, хорошо что ответы писать не надо…

Профессор был с ней в этом целиком и полностью солидарен.

Помимо своих весьма оригинальных высказываний некоторые студенты, а в особенности студентки, отличались еще и совершенно нестандартным внешним видом. Многие из дипломников заявлялись на защиту в джинсах, майках, растянутых свитерах, бейсболках, мини-юбках, блузках, больше напоминавших лифчики от бикини, и прочих веселеньких шмотках. Еще до начала защит профессор углядел в коридоре девушку, наряженную совершенно невозможным образом: зеленая блузка в белый цветочек с обалденным декольте, ярко-синие штаны галифе с люрексом и ботфорты ядовито розового цвета. Хьюго подошел к ней, оглядел с ног до головы и едко поинтересовался:

- И у вас хватило ума нарядиться подобным образом, отправляясь на защиту?

Девица кокетливо улыбнулась ярко-малиновыми губками и захлопала густо накрашенными ресницами:

- Ой, ну, Вы ведь еще круче прикидываетесь, ага?

На что она рассчитывала, непонятно - целитель не допускал амикошонства в отношениях со студентами, что уже знали все. Все, кроме именно этой студентки. Профессор оглядел ее с покрытой перламутровым лаком головы до обутых в сапожки с высоченным каблуком ног и ровным голосом, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался:

- Ответьте мне, мисс, то, что позволено Юпитеру, не позволено кому?

Его собеседница едва успела открыть рот, дабы сообщить ему, что "Юпитер" - это сорт клевого пива, как вдруг рядом нарисовалась Майя. Она подлетела к девушке и выпалила:

- Крейзанова, вот ты где! Где рецензия руководителя твоего диплома? Сколько раз повторять надо, что, - в этот момент она обратила внимание на профессора. - Ой, извините, профессор. Я помешала Вашей беседе?

- Отнюдь, - Шеллерман лениво улыбнулся, оскалившись не хуже голодной акулы. - Более того, Вы вполне можете присоединиться. Мы тут обсуждаем философский вопрос дозволенности.

- Вопрос чего, простите? - насторожилась Майя, уже по опыту знавшая, что, когда профессор мило улыбается и говорит загадками, ничего хорошего ждать не приходится.

- Дозволенности, - спокойно повторил профессор. - Ответьте мне, что позволено Юпитеру, не позволено кому?

- Быку, больным, студентам и космонавтам в скафандрах, - не задумываясь, откликнулась Майя, чьи мысли были явно далеки от понимания философских концепций. - Извините, сэр, мне совершенно необходимо переговорить с этой девушкой. Вы не против? Спасибо. Извините.

Она ухватила студентку за рукав и уволокла в сторону. Хьюго с интересом послушал, как она свирепо шипела на свою подопечную, вытрясая из той пресловутый отзыв, а под конец принялась отчитывать за неподобающий внешний вид. Студентка слабо отбрыкивалась, лепеча что-то в том смысле, что одета она нормально, прикольно и все такое, и вообще, вон профессор как одевается, еще чумовее, она ему так и сказала, когда он стал лапшу вешать про тряпье, небось, познакомиться хотел, только странный какой-то, про Юпитера че-то загибал. Какому Юпитеру, что там позволено, - непонятно.

- Это древняя пословица, - пояснила Майя, старательно расправлявшая сложенный в восемь раз замусоленный листочек с отзывом, который Крейзанова отдала-таки, порывшись предварительно в своей сумочке размером с пачку сигарет. - Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

- Какому Юпитеру? В смысле, Питеру? Питеру Броснану, да?

- Нет, Юпитер - это древнеримское божество. Пословица означает, что Богу можно то, чего быку нельзя.

- Чего нельзя?

- Ну, это иносказание.

- Что?

- В переносном смысле!

- Куда?

- Никуда! - рявкнула доведенная до белого каления Майя, едва не разорвав пополам драгоценный листочек, который держала в руках. - Профессор сказал, что он профессор, и ему все можно, а ты - сиди и не рыпайся, понятно?!

- Понятно, - удовлетворенно кивнула блондинка-студентка. - А почему он так прямо и не сказал?

Майя едва не лопнула от злости. От полновесного сглаза незадачливую девицу спасло то обстоятельство, что Ульяна, назначенная секретарем в соседнюю аудиторию, пришла позаимствовать у коллеги скотч и ножницы, чем отвлекла ее от возможной жертвы.

Минут через пятнадцать, когда на этаж поднялась комиссия и началась торжественная линейка, Майя, оказавшаяся рядом с Шеллерманом, сказала ему вполголоса:

- Профессор, Вам не кажется, что задавать такие вопросы подобным личностям - это садизм? - она оглядела Крейзанову, которая стояла во всей красе в первом ряду и лучезарно улыбалась.

- Нет, не кажется, - доверительно сообщил Майе Целитель. - Я в этом совершенно уверен. И это еще цветочки. В следующий раз я побеседую с ней на тему трех законов диалектики!

- Профессор, позовите меня - я послушать хочу!

Очередной бразильский карнавал - набор студентов первого курса - начался 1 июня. Приемная комиссия традиционно состояла из работников отдела кадров в качестве основной движущей силы и методистов, бегавших на подхвате и выполнявших подсобную работу. Спешно готовились бланки, делались образцы заполнения документов, распечатывались рекламные проспекты и листовки, готовились тестовые задания. Вступительных экзаменов как таковых в филиале Академии не было вовсе. Их заменяло тестирование по родному языку с вопросами уровня шестиклассника-хорошиста или восьмиклассника-троечника и проверка общего кругозора.

Поначалу желающих поступить было совсем немного, что жутко расстраивало директора. Эдуард Игнатьевич каждый год стремился заполучить в свою Академию больше студентов, чем было выпущено, не считаясь с тем, что учить их негде ввиду катастрофической нехватки площадей. Этот факт начальство не интересовал совершенно. Вот почему была обнародована очередная директива: каждому работнику, начиная от заведующих кафедрами и заканчивая приходящей на час уборщицей, привлечь не менее пятнадцати абитуриентов. Тем, кто норму перевыполнит, обещали премию. А тем, кто не выполнит начальственное распоряжение, грозили срезать зарплату на тот процент, на сколько не исполнен высочайший приказ. Народ отнесся к очередной страшилке философски - а не пошло бы оно все на…? - и начал дружно заниматься приписками при полном попустительстве отдела кадров. Все знали: пройдет совсем немного времени, и другие вузы, завершив приемные экзамены, закроют набор. И тогда тоненький ручеек потенциальных студентов Академии преобразится в мощный поток, справиться с которым будет совсем непросто. А пока из положения выходили, принимая всех подряд, включая совершенных придурков, которых небезопасно учить даже на дворника. Профессор МакДугл и профессор Шеллерман не могли понять подобного стремления к количеству в ущерб качеству. Однако скоро уяснили и они: коллеги-"академики" надеялись, что лишние постепенно отсеются в процессе обучения. Но британцев не слишком обнадеживала такая перспектива. Дело в том, что надежда эта оправдывалась далеко не всегда - достаточно вспомнить хотя бы Абдубердыбабаева, вполне успешно доучившегося уже до второго курса. Именно сей одаренный юноша, будучи еще первокурсником, в то время, когда экзамены были не электронные, а письменные, порадовал наставников натуральным перлом. В своей работе по предмету "Отечественная история магии" он утверждал, что "язычество у древних славян произошло после крещения Руси", а "язык у славян был кириллица". Притом он трижды повторил, что "славяне - русскоязычные", словно кто-нибудь мог заподозрить бедолаг в том, что они потихоньку балакали на китайском. Впрочем, эпистола Абдубердыбабаева не шла ни в какое сравнение с писаниной одной второкурсницы-психомагички по фамилии Обалдовская. Ее письменный ответ по "Истории магии зарубежных стран" был сплошь нашпигован весьма оригинальными заявлениями, как-то: "Орки не стоили выеденного яйца Элронда", "Артур очень любил Мерлина, поэтому повесил его над круглым столом", "Тристан умер молодым человеком, и сбыча его мечт не произошла". Все подобные работы бережно хранились кураторами и время от времени перечитывались, сделавшись штатным развлечением сотрудников.