Аццкий хай (СИ)

Вдруг, на том месте, где он только что был, сверкнула золотая молния и змей исчез.

— Эй, ты где? — Демон не на шутку встревожился, сдохнет еще, потом снова ежика рожай.

— Тут, — высунулась из зарослей метрах в двадцати от Риммона одна из голов. Чуть позже появилась кого-то жующая вторая голова. — Заяц. А ничего так… Стало быть, я мясоядный.

— Плотоядный, — поправил демон. — Не удивительно, с такими-то зубиками… Заяц то хоть не желтый был?

— Нет, серый.

— Увидишь желтого — не трогай, он мой.

— Хорошо. Будешь кусочек?

— Буду, но не этого, ты его вон, всего обслюнявил. Поймай еще, а я пока костерок разведу.

— Заметано.

Они сидели около небольшого костерка и наслаждались слегка обугленным, горячим мясом трех зайчиков и двух огромных неизвестных черных птиц с красными бровями. Правда без соли, но Крепкое зелье лечения вполне сошло за кетчуп. Охотник из змея оказался великолепный, он буквально за десять минут натаскал всю эту дичь, а потом с нетерпением облизываясь, смотрел, как его брат разделывает и поджаривает добычу.

Змей не заглатывал пищу целиком, как это принято у большинства его сородичей, а отгрызал по кусочку, и тщательно пережевывал, чавкая и урча от удовольствия, как котенок.

Они смотрели, как вокруг бубна, не переставая ходят в присядку четыре абсолютно одинаковых Колобеня, изредка синхронно делающих сальто-мортале, и тихонько обсуждали перспективы.

Демону, как индивидуалисту и эгоисту до мозга костей, очень сложно было принять тот факт, что теперь необходимо заботится еще о ком-то кроме себя. Но по совету Колобеня, представил, что Тварюшка — это его третья, очень длинная и говорящая рука. Сразу стало легче.

Четыре Колобеня перешли на гопак, потом на нижний брейк. Шаман уже не выл, а скулил, колокольчик зазвенел, хоть и стоял нетронутым, потом неярко засветился.

Светало, шаман в своих четырех воплощениях кувыркался и крутился на головах возле бубна. Как ему это удавалось в шапке с гигантскими оленьими рогами — вот в чем настоящее загадка.

Риммон и Тварюшка успели уже пару раз объесться и по очереди вздремнуть, когда из колокольчика ударили разноцветные снопы молний, окутали орущих Колобений, и потащили в центр бубна. Ударил гром, завыл ветер в нем слышались крики, стоны, и призывы… Четыре шамана снова слились в одного, который плюхнулся пузом прямо на истерично звенящий колокольчик и заглушил его напрочь. Тишина, по контрасту с предыдущей вакханалией звуков, казалась гробовой.

Демон не спеша подошел и аккуратно приложил камень души Ваатра-Ууша ко лбу Колобеня.

…

Такого, она точно не ожидала. Плащ Стихий, будучи легендарным предметом, не полностью существовал в мире Грязи, а вернее, существовал не только в нем. Как и все прочие легендарки. Собственно, поэтому они и были настолько могущественны.

А Плащ Стихий, был еще и слегка бракованным. Но этого никто, конечно не знал. Кроме двоих, но они уже никому ничего рассказать не могли.

С другой стороны, ни светоносный заяц, ни сама Иззабибель, ну никак не могли учесть всех возможностей бракованной легендарки. За что она сейчас и расплачивалась.

Мир Духов, в который она угодила, находился за пределами Грязи как таковой, где-то на стыке системных логов и полуготовых локаций с частично прописанными свойствами. Мир бурлил, кипел, не имел четких форм и законов, лишь неясное человеческой логике содержание. Да и демонской.

Иззабибель превратилась в кусок кода, в функцию. Ее тело — длиннющая формула, ее сознание — набор алгоритмов. Она осознавала себя, осознавала окружение, но перемещаться в этом пространстве в привычном понимании слова не могла. Для того чтобы покинуть это странное место требовалось решить гигантскую систему уровней, с таким количеством неизвестных, и такими вывертами, пространственно-временных согласований, что Иззабибель впала в панику. Неподалеку от нее (хотя, как может быть далеко или близко, в мире с отсутствующими в принципе системами координат?), промелькнул алгоритм моба.

Иззабибель вытянула интеграл, и моб влился в нее, став частью формулы. Какие-то значения сократились, прочие расширились.

О, а вот алгоритм целой расы… Такой толстый, лимитировано-желто-соленый…

Здесь уже и не пахло алгеброй, или высшей математикой Лобачевского, да и к реальности этот мир имел лишь условное отношение. Этот мир — больше напоминал… Книгу, да, книгу, где каждая буква — условно обозначает некую формулу, которая в свою очередь является существом, действием, предметом… В каждой точке любого знака зашифрован вопрос, скрытый в шараде являющейся загадкой, имеющей миллиард верных решений, ни одно из которых не применимо на практике. И лишь одно решение — наименее вероятное, будет воплощено в жизнь, в плоть, в действие.

Иззабибель хватала и хватала снующие мимо алгоритмы и вписывала их в себя. Ее тело раздулось до пределов мира духов, стало карабкаться к бесконечности, а сознание устремилось к нулю. Постепенно она стала терять свое Я, свою Самость.

А потом, кто-то вполне отчетливо хмыкнул.

— Лямбда, опять? Уже третий в степени Н плюс один раз с той стороны, ну сколько можно… Так, лямбда икс на игрек. Вали назад, не место тут таким… Хм… Вот таким, лямбдам. А Плащ я заберу.

Иззабибель сократилась до единицы. Она и правда, почувствовала себя той еще лямбдой.