Купериада (СИ)

- Поцеловал все-таки, - сухо спрашивает майор.

- Да, - говорит мой приятель и по всегдашней привычке пытается объясниться. - Понимаете, никак нельзя было не поцеловать, очень уж настойчивая попалась...

- Ну, тогда не обессудь, - и майор превращается в грозного четырехрукого исполина, каждый палец на ноге которого раза в полтора больше нашего героя.

- Кто ты? - шепчет Лёва.

- Я? Я - майор, то есть самый главный здесь! - хохочет гигант. - Я - гений этой местности, и я - твой смертный час. Смотри, как я бью.

Он замахивается, и кулак со свистом рассекает воздух и врезается в Куперовского, но тот не ощущает ничего, кроме легкого толчка, а титан, едва коснувшись Лёвушки, с волшебным звоном лопается, как мыльный пузырь.

И опять Лёва попадает в неравноправную кампанию, на сей раз перед ним дама-великанша, сама Либертэ, или, скорее, ее образ, дух, колеблемый налетевшим с востока ветром.

- Ну что, - говорит она, - пора, пожалуй, прощаться. Везде ты у меня был, всё видел. Вопросы какие-нибудь остались?

- Да, - сказал Лёва. - Это вас я, извините, целовал? То есть сначала, из осторожности, не хотел, однако...

- Догадливый, - усмехнулась Свобода. - Меня, конечно.

- И зачем вам, если не секрет, это было нужно?

- А может быть, как раз секрет? Имею же я право на женские тайны, не хуже любой-всякой. Кстати, разве тебе неизвестен девиз нашего времени: "Много будешь знать - скоро ликвидируют?" Ладно уж, все-таки за последнее время не совсем чужие стали мы друг другу, кое-что ты во мне понял, что-то и я в тебе, поэтому признаюсь. Сексуальные комплексы свои я через тебя замахнулась изменить, либидо одолеть и отклонения изжить, да не вышло ничего.

- У вас проблемы? - в обретенном американском стиле, но по-русски жалостливо спросил Лёва. - Я могу что-то для вас сделать?

- Да говорю же: пыталась я уж тебя использовать. Не вышло. Ты ж видишь, какая я дура каменная уродилась, а тоже баба, тоже любви хочется. Как в самую пору пришла, окинула мир оком - а на всей планете никого с меня ростом нет. Маялась я, дорогой мой, долго, пока вы Родину не соорудили мне под пару. Та хоть и мать, но тоже одинокая и неудовлетворённая, вот и устроили мы с ней связь через астрал. Такова наша доля грустная, розовые мы теперь обе, не по склонности, а по необходимости, хоть с Фрейдом консультируйся, хоть как. Что ж вы Дворец Советов не соорудили, а? Там на крыше такой Ленин намечался, зажили бы мы, бабоньки, с ним втроем по-шведски, тихо да ладно. А так - тьфу, позор один. Я вот эксперимент с тобой сделала: вдруг смогу с недомерком? Нет, не получилось, не поднимается ничего в душе, не распускается, не шелестит, не плодоносит. Все теперь ясно тебе?

Лёва кивнул.

- Ну ладно. До нескорого свидания. Если увидишь где мужика мне хоть по плечи - пиши. Вдруг я проглядела. Но ему не говори, а то всё испортишь. Женщины, чтоб ты знал, берут мужчин приступом, используя фактор внезапности. Во всяком случае, такие дылды, как я. Привет Матери передавай.

- Маме? - ошарашенно спросил Лёвушка. - А откуда вы её знаете?

- Родине, бестолочь! В общем, пока.

И Куперовский покатился кубарем сквозь измерения, эфирные пространства и астралы. Когда он очухался, его крепко держали за локти двое в белых халатах.

- Ты откуда, парень, такой встрёпанный? - спросил схвативший правую руку.

- Из иных пространств, - меланхолично ответил Лёва; от свалившихся на его голову за последнее время испытаний он немного, как теперь говорят, сдвинулся по фазе. - Только что я разговаривал с призраком вашей и нашей Свободы.

- Так, - сказал тот, что обращался к Куперовскому. - Надо же, за три года на этом месте подбираем уже девятого. Как думаешь, Джек, его в ту же палату?

- Нет, - покачал головой Джек, - этот тихий. Его к дуракам можно. И они повели больного к машине. Оглянувшись, Лёва увидел, как

статуя раскалывается на две части вдоль взявшейся откуда-то трещины и обломки погружаются в океан. К счастью, это ему просто показалось.

...- А не сможете ли вы, мистер Куперовский, перечислить мне основные особенности логической машины Тьюринга? - вопрошал, величественно возвышаясь над столом, знаменитый профессор Скотт, специалист по маниям и фобиям.

- Нет, собственно, - засмущался Лёва, пытаясь при этом попасть в тон собеседнику. - Я, видите ли, не готовился к нашему разговору. Если бы знать...

- Ясно. Пишите, коллега, - это он уже обращался к ассистенту, скромно притулившемуся сбоку, - "идиотизм", - присмотревшись к Куперовскому, он несколько смягчился и уточнил. - "В ранней стадии".

- Возьмём предмет попроще, из общеизвестных. Например, как вы относитесь к идеям Маркузе?

- Собственно говоря, я... - и Лёва понуро умолк.

- Отметьте, коллега: "...быстро прогрессирующий, отягощённый отказом от контактов с миром".

- Насколько часто вы занимаетесь самоудовлетворением?

- То есть? - не понял смысла наивный Лёвушка, вообще плохо воспринимающий эвфемизмы, впрочем, стесняющийся и прямых разговоров о некоторых явлениях, ими прикрываемых.

Профессор объяснил, Лёва побагровел и затряс головой, не в силах вымолвить ни слова.

- Записывайте: "Проблемы в половой сфере. Судя по всему, пониженная потенция".

Лёва вскочил и протестующе замахал руками. Властным мановением длани Скотт вновь усадил его, а санитаров тем же движением вернул на их посты к дверям.

- Любите ли вы свою мать, мистер Куперовский?

- Да.

- И в детстве любили?

- Да, конечно.

- А с отцом у вас не случались порой трения?

- Ну, иногда бывало. Но я его тоже люблю. И слушаюсь, - быстро добавил Лёва, стремясь не быть уличённым в непочтении к родителям.

- "Эдипов комплекс в классическом проявлении".

Лёва возмущённо вскочил, выкрикивая что-то нечленораздельное. Он позже утверждал, что упоминал при этом маму профессора, как в отрицательном, так и в страдательном смыслах, но я, зная Лёвину воспитанность и болезненное отвращение к нецензурной брани, не верю его заявлению, посему оставляю, как написал выше: "нечленораздельное".

- Гм, это уже не в первый раз. Зафиксируйте: "Обидчив, вспыльчив. Весьма агрессивен".

Лёву увели.

В тот же вечер ассистент, угощая в местной столовой ужином интерна Лиззи, которую он успешно подвергал соблазнению путём совместного обсуждения анамнезов и диагнозов, завершил описание "случая Куперовского" следующим образом:

- Но, как ты сама понимаешь, всё это ничего не значит. В конце концов, половина Америки уже сошла с ума, а вторая половина - на пути к тому. В итоге основанием для госпитализации послужили его настойчивые утверждения, что он - русский турист. Даже когда его тащили в палату, он повторял это и обещал жаловаться. Кстати, ты его видела? Ну вот, тогда и ты со мной согласишься. Какой же он русский, когда за двести метров видно и слышно, что он еврей! Классический семитский тип. В общем, навязчивая идея, клинический случай. Симпатичный малый, но, по-моему, неизлечим.

- Как это печально, - сказала Лиззи.

Однако в сумасшедшем доме Лёва пробыл совсем недолго, да и то в основном в отдельной комнате с мягкими стенами, потому что считался особо буйным, избыточно свободолюбивым и постоянно подбивал тихих помешанных на бунт. Как раз прошумели несколько историй с невозвращением из-за океана наших знаменитых спортсменов, и специальные товарищи из посольства занялись проверкой советских подданных, пребывающих в Штатах. Тогда-то они обнаружили, что гражданин Куперовский, отставший от своей тургруппы около года назад, как ни странно, до сих пор не попросил убежища у дядюшки Сэма. Поражённые этим обстоятельством, товарищи не пожалели усилий, агентов и долларов и в рекордные сроки отыскали Лёвушку в нью-йоркской психушке, где он в качестве интересного случая пользовался особым вниманием медиков. Освобождение его оттуда, снятие накопившихся разнообразных уголовных обвинений и доставка на родину на правах дипломатической почты было для нашей тогда ещё сверхдержавы делом техники. Взамен мы тоже сделали для США какие-то мелочи - кажется, отпустили на волю страны Балтии. Или войска откуда-то вывели? Во всяком случае, в результате Лёва понял, как дорог он родному государству и как оно ему дорого. Он бы и до сих пор расплачивался, но, к счастью, удалось Союз развалить, и про Куперовского забыли. Так что у него, как всегда, всё хорошо кончилось. Чего и вам желаю.