Капуста без кочерыжки (сборник)

— Выньте у них кляпы, и пусть раздувают огонь сами! — приказал полководец.

Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый мужчина в бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и ужаса, попятились. Перед тем как бросить лодку в хворост, они обшарили ее тщательнейшим образом. Спрятаться там было негде.

— Я, собственно, — ни на кого не глядя, недовольно проговорил мужчина, — оказался здесь по чистой случайности… Прилег, знаете, вздремнуть под скамьей, ну и не заметил как лодка отчалила…

Он перенес ногу через борт, и татары, суеверно перешептываясь, расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он) оглянулся и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего нахлобучить рваную татарскую шапчонку, неодобрительно покачал головой.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Бысть некая зима

Глава первая

Нагрянул декабрь. Батый осадил Рязань. Помилованных до особого распоряжения пленников возили за войском на большом сером верблюде в четырех связанных попарно корзинах. Подобно большинству изувеченных-жизнью людей не знавший поражений полководец любил всевозможные отклонения от нормы.

Над татарским лагерем порхал декабрьский снежок. Замдиректора Чертослепов — обросший, оборванный — сидел на корточках и отогревал связанными руками посиневшую лысину.

— Хорошо хоть руки теперь спереди связывают, — без радости заметил он.

Ему не ответили. Было очень холодно.

— Смотрите, Намазов идет, — сказал Шерхебель и, вынув что-то из-за пазухи, сунул в снег.

Судя по всему, помощник толмача вышел на прогулку. На нем уже был крепкий, хотя и залатанный местами полосатый халат; под растоптанными, но вполне справными сапогами весело поскрипывал снежок.

— Товарищ Намазов, — вполголоса окликнул замдиректора. — Будьте добры, подойдите на минутку!

Помощник толмача опасливо покосился на узников и, сердито пробормотав: «Моя твоя не понимай…» — поспешил повернуться к ним спиной.

— Мерзавец! — процедил Альбастров.

С ним согласились.

— Честно вам скажу, — уныло проговорил Чертослепов, — никогда мне не нравился этот Намазов. Правду говорят: яблочко от яблони…

— А что это вы всех под одну гребенку? — ощетинился вдруг электрик.

Чертослепов с Шерхебелем удивленно взглянули на Альбастрова, и наконец-то бросилась им в глаза черная клочковатая бородка, а заодно и висячие усики, и легкая, едва намеченная скуластость.

Первым опомнился Шерхебель.

— Мать? — понимающе спросил он.

— Бабка, — буркнул Альбастров.

— Господи Иисусе Христе!.. — не то вздохнул, не то простонал Чертослепов.

Положение его было ужасно. Один из членов вверенного ему экипажа оказался ренегатом, другой…

— Товарищи! — в отчаянии сказал Чертослепов. — Мы допустили серьезную ошибку. Нам необходимо было сразу осудить поведение Намазова. Но еще не поздно, товарищи. Я предлагаю по-тихому провести такой, знаете ли, небольшой митинг и открытым голосованием выразить свое возмущение. Что же касается товарища Альбастрова, скрывшего важные анкетные данные…

— Нуты козел!.. — изумился электрик, и тут — совершенно некстати — мимо узников проехал не знавший поражений полководец.

— Эй, ты! — заорал Альбастров, приподнявшись, насколько позволяли сыромятные путы. — В гробу я тебя видал вместе с твоим Чингисханом!

Полководец остановился и приказал толмачу перевести.

— Вы — идиот! — взвыл Чертослепов, безуспешно пытаясь схватиться за голову. — Я же сказал: по-тихому!

А толмач уже вовсю переводил.

— Товарищ Субудай! — взмолился замдиректора. — Да не обращайте вы внимания! Мало ли кто какую глупость, не подумав, ляпнет!..

Толмач перевел и это. Не знавший поражений полководец раздул единственную целую ноздрю и, каркнув что-то поврежденными связками, поехал дальше. Толмач, сопровождаемый пятью воинами, подбежал к пленным.

— Айда, пошли! — вне себя напустился он на Чертослепова. — Почему худо говоришь? Почему говоришь, что Субудай-багатур не достоин лежать с великим Чингизом? Какой он тебе товарищ? Айда, мало-мало наказывать будем!

Глава вторая

— Я его что, за язык тянул? — чувствительный, как и все гитаристы, переживал Альбастров. — Мало ему вчерашнего?..

За юртами нежно свистел бич и звонко вопил Чертослепов. Чистые, не отягощенные мыслью звуки.

— И как это его опять угораздило? Вроде умный мужик…

— Это там он был умный, — утешил Шерхебель.

Припорошенный снежком Афанасий сидел неподвижно, как сугроб, и в широко раскрытых глазах его стыло недоумение. Временами казалось, что у него просто забыли выдернуть кляп, — молчал вот уже который день.

— Ой! — страдальчески сказал Шерхебель, быстро что-то на себе перепрятывая. — Слушайте, это к нам…

Альбастров поднялся и посмотрел. Со стороны лесочка, хрустя настом, к узникам направлялся капитан Седьмых. При виде его татарский сторож в вязаной шапочке «Адидас» вдруг застеснялся чего-то и робко отступил за ствол березы.

Электрик осклабился и еще издали предъявил капитану связанные руки. Капитан одобрительно посмотрел на электрика, но подошел не к нему, а к Шерхебелю, давно уже всем своим видом изъявлявшего готовность правдиво и не раздумывая отвечать на вопросы.

— Да, кстати, — как бы невзначай поинтересовался капитан, извлекая из незапятнанного плаща цвета беж уже знакомый читателю блокнот. — Не от Намазова ли случайно исходила сама идея мероприятия?

— Слушайте, что решает Намазов? — отвечал Шерхебель, преданно глядя в глаза капитану. — Идея была спущена сверху.

«Сверху? — записал капитан, впервые приподнимая бровь. — Не снизу?»

— Расскажите подробнее, — мягко попросил он.

Шерхебель рассказал. Безукоризненно выбритое лицо капитана становилось все задумчивее.

— А где сейчас находится ваш командор?

— Занят, знаете… — несколько замявшись, сказал Шерхебель.

Капитан Седьмых оглянулся, прислушался.

— Ну что ж, — с пониманием молвил он. — Побеседуем, когда освободится…

Закрыл блокнот и, хрустя настом, пошел в сторону лесочка.

Из-за ствола березы выглянула вязаная шапочка «Адидас». Шерхебель облегченно вздохнул и снова что-то на себе перепрятал.

— Да что вы там все время рассовываете? — не выдержал электрик.

— А! — Шерхебель пренебрежительно шевельнул пальцами связанных рук. — Так, чепуха, выменял на расческу, теперь жалею…

Припрятанный предмет он, однако, не показал. Что именно Шерхебель выменял на расческу, так и осталось тайной.

Потом принесли стонущего Чертослепова.

— А тут давеча капитан приходил, — сказал Альбастров. — Про вас спрашивал.

Чертослепов немедленно перестал стонать.

— Спрашивал? А что конкретно?

Ему передали весь разговор с капитаном Седьмых.

— А когда вернется, не сказал? — встревожась, спросил Чертослепов.

Электрик хотел ответить, но его перебили.

— Я все понял… — это впервые за много дней заговорил Афанасий Филимошин. Потрясенные узники повернулись к нему:

— Что ты понял, Афоня?

Большое лицо Афанасия было угрюмо.

— Это не киноартисты, — глухо сообщил он.

Глава третья

Замдиректора Чертослепову приснилось, что кто-то развязывает ему руки.

— Нет… — всхлипывая, забормотал он. — Не хотел… Клянусь вам, не хотел… Пропаганда гребного спорта…

— Вставай! — тихо и властно сказали ему.

Чертослепов очнулся. Снежную равнину заливал лунный свет. Рядом, заслоняя звезды, возвышалась массивная грозная тень.

— Афоня? — не веря, спросил Чертослепов. — Ты почему развязался? Ты что затеял? Ты куда?..

— В Рязань, — мрачно произнесла тень. — Наших бьют…

Похолодеть замдиректора не мог при всем желании, поэтому его бросило в жар.