ПП. Благие намерения (СИ)

Ерш… не то чтобы припух, но серьезно призадумался. Наверное, прозвучало гораздо трагичнее, чем есть на самом деле.

— Ты только это, не думай, что я жалуюсь, — попыталась я исправить положение, — Просто объясняю, как система работает.

— Угу, — оборотень покивал головой, как ослик, — Только… при чем здесь Татуировка Брони и артефактная бита? И то, что тебя от тетушек не оторвать?

— Третий! — я радостно вскинула кулак, и парень понял, что продешевил, — Ну, тут все совсем просто. Мы же люди, и некоторым может запросто снести крышу — не представляешь, на что готов человек ради вечности. Или чтобы подарить эту вечность кому-нибудь близкому. Пытаться убить полноценных ведьм — себя не любить, а вот таких, как я — соблазнительно и на первый взгляд не так уж сложно. На меня уже четыре раза нападали, представляешь? Поэтому ковены защищают своих детей, как только могут, от желающих расчистить поле.

— А-а…? — вопросительно завел Ерш, но я выставила вперед руку с тремя растопыренными пальцами.

— Ха! Лимит исчерпан!

И видно прям, как его распирает от незаданных личных вопросов, но халява — дама ветреная, на одном месте долго не рассиживается, так что вместо бесполезных споров оборотень решил на меня почему-то обидеться. Я себя виноватой не считала, посему занялась зельями и предоставила ему самому разбираться со своими рефлексиями. Сначала он долго молчал, потом уткнулся носом в работу с таким рвением, словно решил залезть в котел с ногами, а через полчаса беззлобно ткнул меня кулаком в плечо.

— Извини.

— Ладно, проехали, — великодушно сказала я, помешивая Проявитель. Ерш почесал заживающие бока и размял шею. Он вообще в последнее время вел себя неспокойно — дергал плечами, подпрыгивал на месте, ни с того ни с сего начинал приседать или отжиматься от пола, словно оборотень превратился в бутылку, в которой законсервировали очень недовольного джинна и жизнерадостного кенгуру в период гона.

— Что с тобой такое, блохастый? — поинтересовалась я, — Ты как будто кофе перепил и конфет перекушал.

— Засиделся, — признался парень, выгибая спину под таким углом, что мне стало завидно, — Давно не превращался, вот и распирает, привычки собачьи наружу просятся. Не обращай внимания, в лесу набегаюсь.

— Ню-ню, Ёршик, начнешь задирать ногу на мебель — прибью мухобойкой.

— Не называй меня Ёршиком, — привычно огрызнулся парень, — Я могу спустить тебе с рук собачьи шутки, но имя не трожь.

— Не требуй от меня невозможного, — я бегло осмотрела вверенное мне хозяйство, осталась довольна результатами и сорвала намозоливший фартук, — Пойдем, прогуляемся.

— Ты на меня еще поводок нацепи, — разворчался Ерш, но позволил отбуксировать его из лаборатории, — Вечно таскаешь туда-сюда…

— Ёршик, не упрямься, все для твоего блага!

— НЕ! НАЗЫВАЙ! МЕНЯ! ЁРШИКОМ!!!

Я от таких экзальтированных воплей чуть на задницу не упала, а как посмотрела на лицо моего коллеги — вообще едва с бренным телом не распрощалась. Это ж надо такую рожу скрючить, гиена испугается!

— А то что? — нет, ну мне правда интересно.

— Укушу, — решительно заявил этот гад, глядя на меня сверху вниз.

— За задницу? — зачем-то поинтересовалась я. Пауза.

— Могу и за задницу, если так до тебя быстрее дойдет.

Я на всякий случай отошла на два шага назад и скрестила руки на груди. Не люблю, когда мне так нагло угрожают в собственном доме, а еще появилось нездоровое желание «посмыкаты смэрть за вуса», как говорит дедушка Сервений.

— Ёрррр-шик! — вякнула я и кузнечиком скакнула через всю гостиную, направляясь к дверям на лестницу, где механические руки уж точно не дадут меня в обиду. Нас не догонят, нас не дого-о-оня-а…

Ай!

В двух шагах от цели меня поймали за шиворот, развернули к дверям задом и плюхнули животом на что-то узкое и твердое. Перед носом возник темно-зеленый мужской тапок, и стало понятно, что меня попросту перекинули через колено, как нашкодившего ребенка, и разозлило это меня — ну просто неимоверно!

— Пусти! Пусти, сволочь! Щас тетушек позову! Аааааааааааааа! Убивают! Чести лишают! Фу, тошно… Ааааааааааааааа!!!

Подлый оборотень оказался глух к моим угрозам и действовал по принципу «а Васька слушает да ест», как говорит прабабуля Титания, мать Сервения — то есть, перехватив мои бестолково молотящие воздух кулаки одной рукой, другой стал задирать подол свободного домашнего платья. Видимо, решил показать, что настоящий мужчина словами просто так не разбрасывается, и вот тут-то мне стало по-настоящему страшно.

— Нафиус!!! — заверещала я, от страха так дрыгнув ногами, что чуть не повалила своего истязателя на спину, — Мусик! Веник! Лютик! Оливия! Матильда! Помоги-и-ите!!!

Глухо, как в танке. И тут я почувствовала на своем левом полупопии зубы и испустила такой звук, что в дымоходе испуганно завыло. Больно! Дверь, ведущая на лестницу, распахнулась с такой силой, что на стене рядом с ней осталась вмятина, и взмыленной команде моих домочадцев с тетушками во главе предстала потрясающая картина — я, вниз головой и с задранным платьем, и Ерш с зубами в моей ляжке.

На несколько секунд воцарилась такая тишина, что можно было услышать падение пылинки. «Ух, щас кого-то на молекулы распылят», — мстительно подумала я и задергалась всем телом, ощущая, помимо очевидной, какую-то глубинную неправильность происходящего. Оборотень аккуратно разжал челюсти, поправил на мне платье, миролюбиво заявил:

— А мы тут воспитанием занимаемся, — и пришлепнул свободной ладонью мой задранный к небу зад. Место укуса отозвалось глухой болью, что обеспокоило меня еще больше. Я, наконец, вырвалась из обвисших, как макаронины, рук и изо всех сил заехала кулаком по роже обидчика.

— Животное! — рявкнула я в физиономию Ерша, на которой медленно, как фотоэлемент, проступал синяк и смущение.

— А что вообще происходит? — почти спокойно спросила мисс По, первой из команды «спасателей» возвращая самообладание. Все остальные тоже потихоньку отмирали и начинали двигаться в направлении парня с однозначными намерениями. Я уже почти решила никого не останавливать, но внутри поселилось неприятное ощущение, словно чувство мести выгорело дотла, оставив неприятный осадок, поэтому я предельно сухо изложила ситуацию и поспешила к себе в комнату, где долго и задумчиво рассматривала четкий отпечаток зубов на левой ягодице. Рисунок та-моко вокруг него обиженно подрагивал, словно досадовал сам на себя.

Небо еще только начинало светлеть, когда на крыше дома По-Плам разгорелась бурная деятельность, и предрассветные сумерки огласились воплями сонных и оттого ну очень нежизнерадостных домочадцев. Хотя, с учетом зимнего времени, было не так уж и рано, и мы больше прибеднялись, ворча и невольно вздрагивая от ветра. В кои-то веки оседланная Ники (а попробуйте навьючить сумки на неодетую лошадь!) недовольно шкрябала копытами черепицу и пыталась надкусить край каминной трубы, за что регулярно получала по носу от мисс По; Матильда любовно протирала сиденье гоночной метлы, приглаживала выбившиеся прутья и проверяла, свободно ли двигается руль. Рядом валялись два шлема — собственно тетушкин, с оскаленным снежным барсом, и мой, с цитатами из «Беовульфа» на староанглийском. Я стояла неподалеку и откровенно зевала, равнодушно наблюдая за тем, как неугомонные фамильяры во главе с Нафиусом и внезапно взбодрившимся Броми скачут по крыше, пытаясь то впихнуть в набитые под завязку с помощью сжатия протранства сумки совершенно целую запеченную индейку, то прицепить на метлу компас размером с поднос. Все четверо периодически пеняли на мое безделье, в ответ на что я царственно скалила зубы и моргала, как сова — благо, свою часть работы выполнила еще вчера, почти весь день убив на доработку зелий, калибровку распылителей и укладывание пузырьков в определенной последовательности в два деревянных сундучка, надежно прикрепленных к моей спине на манер рюкзака. Из-за тяжеленной дубленки, плотных штанов и сапогов на плоском ходу с меховыми отворотами я чувствовала себя, как броненосец, но хотя бы не мерзла. Мисс Плам вырядилась с ног до головы в обтягивающую черную кожу, подчеркнув каждый изгиб и каждую выпуклость фигуристого тела, накинула сверху длинный плащ и теперь напоминала то ли голливудского борца с нежитью, то ли SM бордель-маман, а Оливия вообще щеголяла в бархатном домашнем халате, невзирая на собачий холод. Хорошо ей… Если бы на меня можно было навесить такой же теплый ветерок, какой скользил по коже тетушек и был одним из коронных заклинаний Матильды, я бы тоже обошлась чем-то более легким, но у Татуировки Брони на этот счет было свое мнение, и прекрасная во всех остальных отношениях защита отвечала на магию воздуха полным отторжением, а то и крапивницей. Гадство.