Наши в космосе (Сборник юмористической фантастики)

И вот я опять в космосе. Вновь кругом бархатная чернота пространства в мелких дырочках далеких звезд, откуда так и тянет реликтовым холодом, от которого накатывает тоска. И взгляд скользит по длинному ряду фиолетово-синих колбас с альдебаранским крепким. Я встаю, иду в лабораторию, набираю в шприц катализатор и впрыскиваю его поочередно в каждый альдебаранский сосуд. И не пытаюсь пробовать, что получилось. Я вообще не знаю, для чего это сделал. Просто неконтролируемое движение души. Я снимаю веревку и погружаю все колбасы в мусорный контейнер. Мышонок Вася грустно смотрит на меня, сидя на кнопке акселератора. Я вывожу контейнер в космос и наблюдаю за ним в иллюминатор. Контейнер раскрывается. Происходит взрыв. То, что совсем недавно было альдебаранским крепким с золотой крошкой, висит теперь в пространстве большим грязным облаком, и я знаю, что скоро оно полностью рассеется от столкновений с космической пылью.

Андрей Саломатов

ПРАЗДНИК ЗАЧАТИЯ

Вот и пришло мое время. Завтра праздник зачатия. Свою жизнь я прожил честно. Мне повезло: мало кому удается увидеть столько, сколько видел я.

Они прилетели в двадцать первый день. Да, в двадцать первый. Все правильно.

Недалеко от города в полдень на землю опустилась огромная башня. Как сейчас помню: загрохотало, как при оползнях. Все сильно перепугались и попрятались в домах. Я живу на окраине, и мне хорошо было видно, как это произошло.

Из башни долго никто не выходил. Вечером в башне открылась дверца, и оттуда выдвинулась лестница, но никто не вышел. Когда совсем стемнело, я лег спать.

Утром надо было идти на работу, и я пошел. Около моего дома стояла большая толпа. Все смотрели на башню и гадали: зачем она прилетела? Я увидел Па и подошел к нему поздороваться. Тут все закричали и бросились врассыпную. Меня сбили с ног. Я упал, и по моей спине и рукам несколько раз пробежали. Я встал и посмотрел в сторону башни. По лестнице спускались три уродца. Они шли медленно и смотрели на меня. Мне стало очень страшно. Хотелось убежать, но почему-то не получалось. Они остановились, и один поднял руку. У него было всего две руки. В руке у него ничего не было, но все равно у меня от страха подкосились ноги. Они подошли ближе, но тут я опомнился и влетел в свой дом. Больше в тот день я их не видел, потому что закрыл окна крышками.

Утром эти трое опять спустились по лестнице. Я долго думал: если они никого не трогают, то, наверное, и не собираются. Они меня заметили, и один из них поднял руку. Я тоже поднял. Тогда они подошли совсем близко, и я то ли услышал, то ли почувствовал голос, будто в мою голову кто-то вселился. Голос сказал:

— Не бойся! Мы не сделаем тебе ничего плохого. Мы прилетели с другой планеты, чтобы познакомиться с вашей жизнью.

Я подумал: «Наверное и правда с другой планеты. Откуда же еще?»

— Да, — опять заговорило у меня в голове. — Мы прилетели как друзья. Смотри, у нас нет никакого оружия.

Камней у них действительно не было, но на поясах висели какие-то штуки, и я подумал: «А кто его знает, что это за штуки».

— Это не оружие, — сказал один из уродцев… — При помощи этих коробочек мы разговариваем с тобой.

Я уже понял, что они со мной разговаривают. Когда у меня в голове начинает говорить, у одного из уродцев открывается и закрывается дырка наверху.

— Выйди к нам, не бойся, — сказал один уродец. — Мы не хотим, чтобы вы нас боялись. Будем друзьями.

Мне было очень страшно, но потом я подумал: «Зачем им меня убивать? Стоило ли лететь так далеко, чтобы убить простого горожанина».

— Ты правильно рассуждаешь, — сказал тот же уродец. — Мы пришли с миром.

Я вышел из дома. Из каждого окна выглядывали по несколько человек. Наверное, никто не пошел на работу.

Уродцы медленно подошли ко мне.

— Ты смелый и умный, — сказал один из них. — Скажи, кто у вас самый главный?

— Я, — сказал я ему. — Это мой дом, я здесь главный. Его строил мой пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадед. Здесь меня зачали, здесь моя мать съела отца, здесь мы родились. Мои сестры ушли в женский город двадцать два дня назад.

Уродцы посмотрели друг на друга. Кстати, глаза у них почти такие же, как у нас, и мне показалось, что они удивились.

— А почему твоя мать съела твоего отца? — спросил один уродец. Я понял, что труднее всего бывает ответить на глупый вопрос.

— Как почему? — спросил я. — Ну потому, что они были вместе. Праздник зачатия кончился, вот и все.

— Ты хочешь сказать, что ваши женщины съедают своих мужей?

— А разве у вас не так? — спросил я. — Надо же было нас чем-то кормить. Самой матери хватает только на два месяца, и, если бы она не съела отца, то мы бы не родились.

— Так, стало быть, матери у вас тоже нет? — спросил уродец.

Ну и вопросики они мне задавали. Как бы у них там ни было, но такие-то простые вещи, кажется, каждый новорожденный знает.

— А как бы я родился? — спросил я. — Пока мы с сестрами сидели в матери, нам надо было чем-то питаться?

Уродцы начали между собой говорить, а я посмотрел по сторонам. Многие уже вышли из домов и стояли у своих дверей. Я увидел Па и позвал его. Па кивнул мне головой и подошел. Тут же начали подходить и остальные. Через десять минут народ запрудил всю улицу. Всем хотелось подойти поближе к уродцам, поэтому образовалась давка.

— А все-таки, кто у вас главный в городе? — спросил один уродец. — Кто управляет вами?

— Как это управляет? — не понял я.

— Ну, кто посылает вас на работу, платит вам за работу, решает, кто прав, а кто виноват? Многие в толпе засмеялись.

— А как можно управлять столькими домами и людьми? — спросил Па.

— Ну а кто учит вас говорить, ходить, работать? Ведь мать съедает отца, а вы съедаете мать, — спросил другой уродец.

За все время разговора ни одного толкового вопроса.

— Никто, — ответил я.

— Ну а где вас этому учат? Может, они шутили — не знаю.

— Нигде, — ответил я. — Мой отец и моя мать делали то же самое. Не поработаешь — не поешь. Кто мне принесет еду, если я не пойду и не соберу ее?

— А что вы едите? — спросил тот же уродец.

— Кляпок, — ответил я. — Они в камнях живут. Черные — съедобные, а серые цемент дают для домов.

— Цемент? — спросил один из уродцев. — А как же они его дают?

— Очень просто, — ответил Па. — Какают.

— Хороший цемент, — подтвердил я. Я показал на дом и сказал: — Этим цементом мы камни склеиваем. Очень крепко склеиваются.

— А ставни из чего? — опросил тот же уродец. — Очень красивые ставни.

— Из пра-пра-пра-пра-пра-прабабушкиных панцирей, — ответил я. — Это еще пра-пра-пра-пра-праде-душки, когда выели своих матерей, сделали крышки на окна. У нас зимой сильный ветер дует. Не будет крышек — замерзнем.

— А у вас что-нибудь растет? — спросил уродец. В толпе опять засмеялись.

— Мы растем, — ответил я.

— Вы меня не поняли, — сказал уродец. — Что-нибудь другое, кроме вас и кляпок.

— Нет, — ответил я. — А нас разве мало?

— Ну а что едят кляпки? — спросил уродец.

— Мамины панцири, — ответил я. — Что же еще?

— Да, действительно. Что же еще, — сказал уродец и посмотрел на горы. — А вот ты говорил что-то о женском городе. Где это?

— Не ходите туда, — сказал Па. — Они съедят вас. Три дня назад Пу пошел за кляпками, далеко зашел, и его съели, а ему еще до праздника зачатия оставалось два года.

— Сколько же ему было лет? — спросил уродец.

— Как сколько, — удивился Па. — Сколько положено — год.

— Так, значит, вы живете всего три года?

— Да, — ответил я. — А вы сколько?

Уродец мне ничего не ответил, а только спросил:

— А если не ходить на праздник зачатия?

Мы все вместе удивились.

— А мы и не ходим, — ответил я. — Исполняется три года женщинам, три года мужчинам, женщины приходят в дом к мужчинам, и справляется праздник зачатия, а через четыре месяца рождаются люди. Мамин панцирь относят в горы, а потом на этом месте ловят кляпок.