Второе правило стрелка

Счет стал один – ноль в пользу команды Геракла.

Аполлон со товарищи сравняли счет через три часа и шесть песен. Зевс затребовал у Геракла очень грустную песню, и чтоб в итоге все умерли.

Геракл и Силен перебрали множество вариантов, но в финале кто-нибудь все равно оставался жив. Тут им не смог помочь и Реджи.

Геракл признал свое неведение, Гермес перехватил кифару у Аполлона и выдал: «Уно, уно, уно, ун моменте…»

– На итальянском поет, – определил Силен. – Выпендривается, гад.

Голос у Гермеса был, конечно, не оперный, вдобавок он не всегда попадал в ноты, но с эмоциональной наполненностью дела обстояли куда лучше, и когда он допел, некоторые зрители снова рыдали.

Горлогориус тоже утер слезу и отодвинулся от хрустального шара.

– Ведь знаю, что древний идол и шарлатан, – пробормотал он. – Знаю, что все там у них в Элладе плохо кончится, герои друг друга перебьют, а про олимпийцев все забудут, но как поет, а!

– Действительно, поет неплохо, – признал Мэнни. – Как думаешь, кто победит?

– Думаю, что Геракл, но будет это еще не скоро, – сказал Горлогориус.

– А почему Геракл? – спросил Мэнни.

– Есть в нем что-то такое, – признался Горлогориус. – Смотришь на него, и сразу видишь – наш человек.

– Он тоже плохо кончил [11].

– Покажи мне, кто там хорошо кончил, – сказал Горлогориус. – Троянская война и ее последствия положили конец всем мифам Древней Греции.

– Видел я современную Грецию, – сказал Мэнни. – Маленькая, зеленая, добродушная и миролюбивая страна. Откуда что берется? Зачем грекам такой кровожадный эпос?

– Как свидетельствует история, наиболее глобальные эпические войны провоцирует непосредственное присутствие в человеческом мире богов, – сказал Горлогориус. – Греция, Индия, Скандинавия… везде все заканчивалось одной большой свалкой. В Индии на поле Куру столько народу полегло, сколько там сейчас во всей стране не наберется.

– Я смотрю, ты прямо теолог, – сказал Мэнни.

– Каждый волшебник отчасти теолог, – сказал Горлогориус. – Отчасти философ, отчасти медик, отчасти воин… Магия – слишком широкое понятие, чтобы уложить мое представление о ней в одно слово.

– Значит, ты болеешь за Геракла? А где сейчас твои парни? – спросил Мэнни.

– В компьютерные игры рубятся, – сказал Горлогориус. – Думаю, особых сложностей там не возникнет. Я заслал одного человечка, чтобы он для них почву подготовил.

– Меня беспокоит другое, – сказал Мэнни.

– Что именно, старина? Выкладывай.

– В этой операции слишком большая концентрация стрелков, – сказал Мэнни. – Если ты понимаешь, что я имею в виду. В настоящий момент стрелков очень мало, и они редко встречаются в мирах множественной Вселенной, тем не менее, когда наша история только начиналась, в одном мире оказались сразу двое служителей ордена. Я не верю, что это простая случайность.

– Что ты думаешь о стрелках?

– Они опасны, – сказал Мэнни.

– Почему? Потому, что убивают людей? Брось, старина, во Вселенной существует множество профессий, связанных с убийством людей. Солдаты, полицейские, телохранители, волшебники в конце концов…

– У стрелков нет цели, – сказал Мэнни. – Человек, у которого нет цели, может натворить все что угодно. Их представление о добре и зле отличается от общепринятого еще сильнее, чем наше собственное. Зачастую они вообще не видят разницы.

– Зачастую я тоже ее не вижу, – сказал Горлогориус. – Добро и зло – это субъективные понятия, которые в первую очередь зависят от человеческого отношения к тем или иным явлениям. Добро и зло формируются волеизъявлением большого количества людей, и то, что в одном мире принято считать стопроцентным добром, в другом может оказаться абсолютным злом.

– Ты должен сформировать границу между светом и тьмой внутри самого себя и наплевать на общественное мнение, – сказал Мэнни.

– Именно так я и поступаю. Особенно с общественным мнением, – сказал Горлогориус. – Возвращаясь к нашему разговору, скажу, что у стрелков есть свои принципы и свои правила, и они никогда их не нарушают.

– Это и плохо, – сказал Мэнни. – Если человек хочет выжить, он должен быть гибким. Он должен уметь отступать. Я слышал историю, когда тысячи невинных людей погибли только потому, что какой-то стрелок решил соблюсти свои принципы и пошел до конца.

– Ты слишком много беспокоишься, Мэнни, – сказал Горлогориус. – Но ты прав. Присутствие в нашей истории двух стрелков не объяснишь простым совпадением.

– А как ты его объяснишь?

– Сговором, – сказал Горлогориус. – Сговором между мной и Негориусом. Я надеюсь, для тебя не сюрприз, что мы с ним поддерживали отношения вплоть до того момента, как его дубль подвел доверчивого старикана под меч героя-дракона?

– Не сюрприз, – сказал Мэнни. – Для того чтобы удивить меня, тебе придется особенно постараться.

– Мы специально ввели в дело двух стрелков, – сказал Горлогориус. – Неужели ты думаешь, что Гарри мог самостоятельно призвать себе на помощь столь могучего союзника? Я воспользовался его заклинанием в качестве прикрытия своей магической деятельности и прислал ему стрелка. Я предвижу ситуацию, когда нам потребуется наличие двух служителей ордена Святого Роланда.

– Могу представить себе такую ситуацию, – согласился Мэнни. – Скорее всего, это будет одна из тех ситуаций, куда входят вдвоем, а выходит только один.

– Именно так, – сказал Горлогориус.

– Значит, этот парень, – Мэнни ткнул рукой в сторону хрустального шара, который демонстрировал Реджи, о чем-то тихо переговаривающегося с сатиром за спиной поющего эпического героя, – он предназначен тобой для роли агнца? Ты собираешься принести его в жертву?

– Я еще не решил, кого именно, – сказал Горлогориус.

– Как это? Второй парень играет с тобой на одной стороне с самого начала!

– Они все играют на одной стороне, – сказал Горлогориус. – Пусть они об этом сами и не подозревают.

– Ты, должно быть, наслаждаешься ролью кукловода, – заметил Мэнни.

– Отнюдь, – возразил Горлогориус. – Но если существование вселенной будет зависеть от моего мастерства, то я буду очень искусно дергать за ниточки.

– Ты очень любишь играть в игры.

– Без этого мне скучно жить.

– Когда-нибудь ты заиграешься, Горлогориус, и подведешь нас всех под монастырь, – сказал Мэнни. – Ты усложняешь любую ситуацию донельзя. Если с тобой вдруг что-то случится, мы век будем все раскапывать и еще столько же вникать в твои планы.

– Со мной ничего не случится, – сказал Горлогориус, схватился руками за грудь, захрипел и рухнул на пол. Мэнни попытался оказать первую помощь извивающемуся в судорогах и исходящему пеной волшебнику, когда Горлогориус открыл глаза и ехидно улыбнулся. – Здорово я тебя подловил?

– Чтоб тебя… – сказал Мэнни. Поскольку он сам был нехилым магом, продолжать гневную тираду и выдавать что-то более конкретное было опасно. – Старый уважаемый человек, которому гильдия поручила ответственную работу! А ведешь себя, как пацан в детском саду.

– Немного адреналина тебе не повредит, – ухмыльнулся Горлогориус. – Нет, ну видел бы ты свое лицо!

Мэнни зло сплюнул.

Наступил вечер, а состязание продолжалось.

Зрители разводили костры и готовили себе пищу, пили вино, спали, бегали в кустики поодиночке и парами. Наименее стойкие завалились спать. Не участвовавшие в состязании олимпийцы периодически отлучались на Олимп, чтобы подкрепить свои бессмертные силы.

Как ни странно, тяжелее всех приходилось не участникам соревнования, а Зевсу. С каждым разом ему было все труднее придумывать темы для песен, и вскоре он стал выдавать нечто вроде «песни о несчастной любви к некрасивой женщине» или «песни о гибели славного воина в несправедливой войне».

Песни становились короче. Притомившиеся участники порою выкидывали целые куплеты, следя только за сохранностью общего смысла.